Завершается письмо напоминанием, какой дурной человек Краевский, который по-прежнему «делает гадости».
Письмо произвело эффект, на который было рассчитано. Белинский не просто согласился со сделанным ему предложением, но и отнесся к нему с большим энтузиазмом. Он не только отказался от издания своего сборника и передал собранные для него материалы в журнал, но и выразил готовность принять активное участие в организации кампании в его поддержку. Уже после получения согласия Белинского Некрасов решился прямо обратиться с приглашением к его друзьям, у которых всё-таки нужно было получить согласие на перемещение их трудов из альманаха Белинского в журнал Панаева, Некрасова и Никитенко. Однозначная поддержка Белинским начинания Некрасова (Герцен от имени москвичей потребовал от Некрасова в письме прямого ответа, будет ли главой журнала Белинский и будет ли это издание того же направления, что «Отечественные записки»; только на этих условиях они соглашались участвовать в новом издании) вынудила их друзей выразить готовность сотрудничать с «Современником». Практически все согласились отдать обещанные для «Левиафана» материалы и дали разрешение поставить в объявлении об издании журнала в следующем году их уже известные имена в качестве постоянных сотрудников.
Это было, однако, только начало; будущее издание продолжало требовать от Некрасова огромных усилий. Министр народного просвещения граф С. С. Уваров официально утвердил Никитенко ответственным редактором «Современника» только 22 октября. Много времени и сил ушло на окончательное юридическое согласование условий с Плетневым: нотариальный договор, по которому тот ежегодно должен был получать от новых редакторов три тысячи рублей серебром, был оформлен 28 октября.
Препятствия возникли с неожиданной стороны: 10 октября, узнав о передаче «Современника» Панаеву и Некрасову, опекуны наследников А. С. Пушкина Петр Петрович Ланской (второй муж Натальи Николаевны Пушкиной) и Михаил Юрьевич Виельгорский обратились к Плетневу с протестом и потребовали вернуть право собственности на журнал детям покойного поэта, вероятно, не желая, чтобы он попал в руки той группы людей, которую представлял Некрасов. Очевидно, юридически никаких прав они не имели, однако их демарш рассматривался Главным управлением цензуры до декабря, то есть нависал над всем предприятием как постоянная угроза. В результате претензии опекунов были отклонены, но сам факт их предъявления символичен — наследники Пушкина как бы не признали Некрасова преемником великого поэта, и начало некрасовского «Современника» стало в их глазах не столько наследованием, сколько своего рода узурпацией, похищением. Некрасовский «Современник», вопреки распространенным представлениям, обозначил не преемственность новой литературы по отношению к литературе «пушкинской эпохи», но разрыв с ней.
Одновременно с преодолением бюрократических препятствий шла рекламная кампания, в которую активно включился вернувшийся 18 октября в Петербург (и совершенно не поправившийся) Белинский. Действия редакции по рекламированию нового журнала удивляли современников, в том числе его «друзей» и будущих сотрудников, и размахом, и общей броскостью, нетипичной для «серьезного» издания. «В громадном числе» (как вспоминала Панаева) печатались афиши с «буквами в аршин на зеленом огромном листе» (как писал Плетнев) и рассылались с разными оказиями во все концы России (например, сын актера Щепкина Николай отвез пачку таких афиш в Воронеж). Этот размах вызывал настороженность у друзей Белинского, а врагам давал повод сравнивать новую редакцию «Современника» с «апраксинскими молодцами», которые, по словам Панаевой, «с нахальством тащат в свою лавку всякого приходящего и расхваливают свой товар»
[23]. Такая броскость рекламы была отчасти вызвана необходимостью как-то выделиться, поскольку особенной программы, принципиально отличающейся от программы «Отечественных записок», новая редакция «Современника» сформулировать не могла, да и не хотела, а лишь ставила задачу привлечь внимание публики к своему появлению.
Одновременно с публичными методами продвижения готовившегося издания Некрасовым и другими членами редакции «Современника» использовались методы негласные. Как уже говорилось, Некрасов был убежден, и Белинский разделял его мнение, что единственный путь к успеху нового журнала — полное вытеснение Краевского. Поэтому они стремились внушить подписчикам, что «Современник» как бы отменяет «Отечественные записки». Читателей, любителей литературы Белинский и Некрасов старались убедить в том, что прежние сотрудники «Отечественных записок» уже окончательно решили перейти в «Современник». Некрасов писал 26 октября Н. М. Щепкину:
«Русь-матушка велика — скоро ли дойдет до нее, что «Отечественные] записки» переменили квартиру и, приодевшись и приумывшись, хотят явиться к ней под именем «Современника». Вероятно, в Воронеже есть и книгопродавец; пусть же он наклеит одно из цветных объявлений на картон и повесит у себя в магазине: оно и украшением может служить. Просить Вас о распространении известия о «Современнике» считаю лишним: если можно, Вы, верно, это сделаете. Пишу к Вам как по собственному побуждению, так и по совету Белинского, который Вам кланяется».
Не все использовавшиеся приемы были одинаково корректны. Неожиданно слухи об оставлении «Отечественных записок» сотрудниками поддержал Фаддей Булгарин, сообщивший своим многочисленным читателям в фельетоне «Журнальная всякая всячина», напечатанном в вышедшем 5 октября 224-м номере «Северной пчелы»: «…Все статьи, как вам известно, писали для «Отечественных записок» гг. Белинский… Некрасов, Панаев и другие молодые литераторы. Теперь все эти бывшие постоянные сотрудники «Отечественных записок» решительно оставили журнал и перешли в редакцию «Современника», который с 1847 года будет иметь другого редактора», — и ехидно прибавлял: «Главным сотрудником «Отечественных записок» остается г. Фурман, сочинитель нескольких детских книжек и бывший сотрудник «Иллюстрации». Краевский небезосновательно увидел за этим выступлением «руку» «Современника» и резко ответил, воспользовавшись возможностью выставить напоказ неожиданный союз Белинского и Булгарина. Завязалась перепалка, в которой Краевский выглядел едва ли благороднее своих оппонентов.
Представление о том, что «Современник» уже занял место «Отечественных записок» и все сотрудники Краевского перешли в новый журнал, было действительно широко распространено. Так, недавно приехавший из-за границы Боткин писал П. В. Анненкову: «Краевский оставлен всеми и желтеет от злости». Достоевский в декабре сообщал брату: «Краевский повесил нос. Он почти погибает». К огорчению новой редакции, эти сообщения и слухи не соответствовали действительности. Практически никто из постоянных авторов «Отечественных записок» (кроме Герцена и Кронеберга) не дал разрешения напечатать в объявлении «Современника» о своем согласии участвовать «исключительно» в этом журнале, то есть не захотел публично заявить о своем полном прекращении сотрудничества с Краевским. Это обстоятельство раздражало и приводило в недоумение Белинского, вызывало недобрые предчувствия у Некрасова, но пока представлялось преодолимым. Казалось, что друзья ждут дальнейшего развития событий, выхода хотя бы первых книжек журнала и их осторожность можно будет преодолеть, когда «Современник» явится во всём блеске. В целом можно было считать подготовку к изданию завершенной и приступить к составлению первой книжки журнала. Это была работа, существенно более приятная Белинскому и наверняка совершавшаяся под его деятельным руководством.
