Книга Николай Некрасов, страница 44. Автор книги Михаил Макеев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Николай Некрасов»

Cтраница 44
Помнишь ли день, как, больной и голодный,
Я унывал, выбивался из сил?
В комнате нашей, пустой и холодной,
Пар от дыханья волнами ходил.
Помнишь ли труб заунывные звуки,
Брызги дождя, полусвет, полутьму?
Плакал твой сын, и холодные руки
Ты согревала дыханьем ему.

По дерзости и искренности стихотворение тоже не имело себе равных, ведь его лирический герой фактически признавался, что довел неназванную женщину до проституции. Жалость и бесстрашие в осознании собственной вины делают его нравственным защитником падшей женщины перед всеми, кто ее лицемерно презирает.

Этот год, несмотря на крайнюю скудость поэтической продукции, в литературном отношении очень важен для Некрасова. Именно сейчас у него впервые появляется любовная лирика в точном значении этого слова — не изображение любви героев, но обращение к возлюбленной. Стихотворения, входящие в выявленный исследователями «панаевский цикл», трудно поддаются хронологическому упорядочиванию, Некрасов по большей части не датировал их, а публиковал — возможно, намеренно — спустя какое-то время после событий, которые в них отразились. Но, скорее всего, первым любовным стихотворением был именно этот «отрывок» — «Если, мучимый страстью мятежной…», опубликованный в седьмом номере «Современника» за 1847 год. Пожалуй, самое удивительное в том событии в жизни любовников, которое послужило основой стихотворения, — то, что к нему в полном смысле применимо слово «ссора». Толчком к созданию произведения стал не разрыв, не измена, но именно заурядный домашний конфликт, видимо, не приведший ни к каким серьезным последствиям и закончившийся примирением. Каким-то замечанием лирический герой вызвал приступ гнева у своей возлюбленной, обрушившей на него град упреков. Теперь, когда она успокоилась, он просит не длить ссору, не упрекать его, поверить, что он и так наказан своими подозрениями, чувством стыда и раскаяния. Ссора отчасти даже изображается как событие типичное, и даже ее ход (бурные упреки, затем успокоение и прощение, следом упреки уже спокойные) вполне привычен обоим участникам. Таким образом, это событие «бытовое» в том смысле, что не исключительное само по себе и не определяющее суть отношений, но дающее представление о их повседневном течении. Конечно, это уже кое-что говорит о самих отношениях.

Это не значит, что в стихотворении нет никакого обобщения. Оно есть, но выражено не прямо, а прежде всего через обилие эмоционально окрашенных эпитетов: «злое чувство», «гнев», «беспощадно», «негодующе», «осмеивать», «поражать», «жгучий укор», «досада», «ненавистное слово» (очевидно, имеются в виду «слова, полные ненависти»). Всё это обрушивается на героя, главная вина которого — ревность, который всего лишь «позабылся», а теперь «оправдывается» и льет слезы, героя мучающегося, больного «грустным недугом», тревожащегося, сожалеющего, «безумного, но любящего». Всё это представляет чувства и слова героини как неадекватную реакцию на то, что сказал ей возлюбленный, предстающий жертвой не только своих страстей и неразумия, но и ее гнева. Перенося в любовную лирику уже найденный прием, лирический герой признаёт свою вину, называет свой «порыв подозренья» «постыдным» и даже как будто поощряет гнев возлюбленной как не только заслуженный им, но и полезный для нее, приносящий облегчение.

Есть в стихотворении еще одно противопоставление — антитеза в облике самой героини, противоречие между ее сиюминутным «злым чувством» и «кроткой и нежной» душой. И прощение, которое возлюбленная дарует герою, обусловлено тем, что душа у нее, вопреки впечатлению, которое может сложиться из-за ее поведения, нежная и кроткая, а «злое чувство» возникает у нее, когда герой причиняет ей боль своими подозрениями. В некотором смысле сама ссора оказывается только парадоксальным способом проявить эту кротость, напомнить о ней. Даже то, что это не разрыв, а именно ссора, то есть мелочь жизни, говорит о нежности и доброте женщины. «Ненавистное слово» в ее устах не означает оскорбление, идет не из глубины души, а от взволнованного, злого, но сиюминутного и поверхностного чувства. Очевидно, что так и у самого героя: его ревность и упреки тоже вызваны «мятежной страстью», не отражающей его «любящей» натуры. Вспышки гнева, обидные слова, которые они периодически бросают друг другу, — только проявления подлинной любви и привязанности. (Придирчивый глаз в самом этом контрасте может увидеть некоторый оттенок внушения ей и самому себе, что, несмотря на ее вспышки гнева и его ревность, они друг друга любят.) Этот мотив ссоры, заканчивающейся примирением и только подтверждающей подлинность и глубину любви, станет одним из центральных в «панаевском цикле».

Примерно так и складывались отношения Панаевой и Некрасова в реальной жизни. Почти с самого начала они не были простыми. Каждый, вероятно, считал, что дает больше, чем получает. Периоды безоблачного счастья сменялись ссорами, скандалами, завершавшимися очередными возвращениями друг к другу. Что может победить такую любовь, которая включает в себя ссоры как проявление своей глубины? Очевидно, что у такой любви есть слабое место — привычка и рутина, скрытая в самих ссорах и примирениях. Видимо, только усталость от них, усталость друг от друга могла победить эту любовь, то есть и кончиться она могла таким же «бытовым», рутинным образом. Пока же сами ссоры были своего рода развлечением, нарушением привычного течения жизни. К тому же и сама эта жизнь не была еще такой уж рутинной. Некрасов был поглощен журнальными делами (Авдотья Яковлевна жаловалась своей подруге Марии Львовне Огаревой: «Некрасов занят, как вол, и я в неделю много если скажу с ним три слова»), и надоесть друг другу они не успевали.

Сама Панаева также не удовлетворялась ролью хозяйки дома. Вместе с Панаевым она начала вести в «Современнике» отдел мод, затем попробовала силы в литературе повестью «Семейство Тальниковых», в которой очень жестко и гиперболизированно (возможно, отчасти и здесь поддавшись «злому чувству» и гневу) свела счеты с безрадостным детством (правда, повесть оказалась совершенно «нецензурной» и при ее жизни так и не увидела свет). Она сразу проявила себя как добротный беллетрист, бытописатель, способный вполне живо изображать лица и обстановку. Тем не менее с самого начала Панаева не имела серьезных литературных амбиций, и у нее с Некрасовым никогда не было профессионального соперничества, тем более что Некрасов отчасти благословил ее на литературную деятельность (одобрительно отзывался о ее первых опытах и Белинский). Но если она была заведомо слабее Некрасова в сфере литературы, то в сфере эмоций, сфере личностной они были равными соперниками.

«ВЕСЕЛАЯ КОМПАНИЯ»

1848 год начался, можно сказать, рутинно. Январь и февраль прошли в уже, видимо, ставших Некрасову привычными журнальных хлопотах. Он готовил первые номера «Современника», в которых, включая апрельскую книжку, еще печатал статьи Белинского (критик больше не мог работать — его болезнь перешла в последнюю стадию). В них же были опубликованы «Сорока-воровка» Герцена, произведения Дружинина, Гончарова, Соловьева, Грановского, очередные «записки охотника» Тургенева. Тогда же Некрасов набрал и готовил к печати новый сборник — «Иллюстрированный альманах», в котором намеревался всё-таки опубликовать «Семейство Тальниковых» Панаевой, забракованное Никитенко. Однако к концу февраля ход событий резко изменился.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация