Книга Николай Некрасов, страница 53. Автор книги Михаил Макеев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Николай Некрасов»

Cтраница 53

Другое приобретение журнала — внешне комически безобразный и скорее незаметный во всех других отношениях молодой разночинец Михаил Ларионович Михайлов, автор повести «Адам Адамыч», переводчик, поэт, ставший помощником Некрасова по журналу. Ему еще предстояло сыграть довольно заметную роль в «Современнике» и в общественной жизни России.

Журнал по-прежнему отнимал много сил, не только физических (здесь много черновой работы начали брать на себя Гаевский и Михайлов), но и моральных. Сам Некрасов характеризовал свое типичное настроение в письме Тургеневу: «…я на[хо]жусь почти постоянно в таком мрачном состоянии духа, что вряд ли мои письма доставят тебе удовольствие. Вот и теперь мне так и хочется прежде всего написать тебе, что я зол, что у меня в груди кипит черт знает что такое, а какое тебе дело до этого. Для полноты и ясности прибавлю, однако ж, что здоровье мое необыкновенно скверно».

Но время и силы тратились не только на журнальную работу. В том же письме Некрасов между делом упомянул о своих посещениях (видимо, постоянных) Английского клуба («В Английском клубе я вижусь с Алединским…»). Членом этого аристократического заведения он тогда еще не состоял (его приняли в 1854 году), но мог посещать его «по записи». Скорее всего, привел Некрасова в клуб М. Н. Лонгинов, бывший его членом с мая 1852 года, имевший там большой авторитет и в 1853 году даже участвовавший в составлении нового устава. Сама возможность бывать в Английском клубе говорит о повышении социального статуса Некрасова. Там собиралось, безусловно, самое аристократическое общество в России, существенно превосходя в этом отношении Московский Английский клуб, сатирически прославленный Грибоедовым. Несомненно, что к этому месту Некрасова притягивали карты — в «портретной» велась большая игра. Здесь поэт завел чрезвычайно статусные знакомства: с графом Александром Владимировичем Адлербергом, личным другом наследника престола, будущего императора Александра II; с Александром Агеевичем Абазой, впоследствии министром финансов, государственным контролером; позднее — с Николаем Карловичем Краббе, впоследствии управляющим Морским министерством и с многими другими лицами схожего положения при дворе и в правительстве.

Круг знакомств Некрасова по Английскому клубу включал самых разных персонажей. Эта сторона некрасовского «окружения» трудно поддается изучению, поскольку многие высокопоставленные лица не стремились документировать и афишировать ни свое знакомство с издателем оппозиционного журнала, ни свои карточные похождения. В частности, о том, что Абаза был карточным партнером Некрасова, известно только по ироническим воспоминаниям самого поэта, выразившего ему (как и графу Адлербергу) благодарность за свои выигрыши. Тем не менее несомненно, что знакомства были обширными, иногда «неожиданными» и, возможно, не раз помогали Некрасову в трудные для журнала времена.

Постепенно игра из клуба перемещается на частные квартиры, в дома, где можно без помех ставить на кон безумные деньги. Видимо, с 1852 года карты начали превращаться для Некрасова в постоянный и, возможно, самый важный источник дохода. Как ни странно, источник довольно надежный. Некрасов предпочитал коммерческие игры вроде преферанса или виста, то есть лишь отчасти зависящие от случая, удачи и в значительной степени требовавшие для выигрыша расчета, логики (в отличие от игр азартных, подобных фараону, основанных исключительно на удаче). Некрасов быстро превратился в профессионального игрока, с замечательным знанием механизма игры, ее психологии, с железной системой, с чутьем, до какого предела можно доходить, когда и на какой сумме остановиться. Судя по всему, он обладал замечательным хладнокровием, абсолютной безжалостностью к противнику и, самое важное, страстным желанием выигрывать. Всё это превратило для него карточную игру в источник такого дохода, какого никогда не приносило ни одно из его изданий. Проигрыши ему Адлерберга, Абазы и Краббе, светлейшего князя Иоанна Григорьевича Багратион-Грузинского, видимо, доходили до сотен тысяч рублей. Конечно, и Некрасову наверняка случалось проигрывать, и немало, но всё-таки выигрывал он существенно чаще. При этом в самой страсти к игре и даже в том, что она стала почти профессией, в тогдашнем круге «Современника» никто не видел ничего дурного или специфического и тем более никакого противоречия с редакторской деятельностью и поэтическим творчеством.

Эпизодическим стало членство Некрасова в Обществе посещения бедных, в которое он вступил в этом году. В то время эта благотворительная организация, созданная в 1846 году по инициативе князя Владимира Федоровича Одоевского, была присоединена к Императорскому человеколюбивому обществу — официозной организации, которую возглавлял герцог Максимилиан Лейхтенбергский, муж великой княгини Марии, любимой дочери Николая I, и членами которой были крупные чиновники и члены царской семьи. Членский взнос в Обществе посещения бедных составлял 14 рублей серебром. Его участники обязывались посещать бедные семьи, состоявшие под его покровительством. В Общество посещения бедных входили многие литераторы круга «Современника», в том числе Дружинин, Панаев, Тургенев, Фролов, Лонгинов; видимо, по рекомендации последнего Некрасов и вступил в него. О том, какие функции выполнял там Некрасов, сведений не сохранилось. В 1855 году оно прекратило существование. Возможно, его деятельность, к этому времени несколько деградировавшая, вызвала скептицизм Некрасова, отразившийся в написанном в конце года стихотворении «Филантроп», где сиятельный благотворитель (в котором добрейший князь Одоевский не без оснований заподозрил карикатуру на свою персону) не может отличить «голодного от пьяного».

В поэзии Некрасова в 1852 году продолжается затишье: кроме стихотворений «Блажен незлобивый поэт…» и «Муза», написаны альбомное стихотворение «За городом» и два любовных фрагмента: обращенный к Панаевой отрывок «О письма женщины, нам милой!» (вводящий новый мотив в этом цикле, когда, любя, уже предчувствуешь, что будет после расставания) и стихотворение «Застенчивость», в котором отношения с Панаевой отразились косвенно. Кроме них написаны своеобразные сатирические новеллы «Прекрасная партия» и «Филантроп», интересные прежде всего тем, как практически те же самые фельетонные средства, которые использовались в «Чиновнике» или «Говоруне», — просторечия, сопряжение высокого и бытового, игривые затейливые рифмы — теперь начинают служить глубокому и серьезному содержанию. Само возвращение к сатире, к социальной проблематике демонстрирует возвращенную после «Блажен незлобивый поэт…» смелость, вызывают ощущение постепенного возвращения голоса.

1853 год начался как обычно: в трудах, недовольстве собой, здоровьем, литературой. Однако Некрасов смог позволить себе провести вторую половину мая и почти всё лето в небольшом имении Алешунино, где с удовольствием охотился на птиц, стреляя «из отличного английского ружья («Пордэя»), за которое заплатил несметные суммы, выигранные, впрочем, в один вечер», как он сообщал Тургеневу, в том же письме рассказывая о своих «клубных подвигах». После Алешунина он ездил на охоту в Ярославскую губернию — видимо, в Грешнево. До этого он не позволял себе столь долгих отлучек; видимо, его помощники по изданию — Гаевский, Михаил Михайлов — вызывали у него достаточное доверие.

Впрочем, после возвращения в Петербург Некрасов снова начинает жаловаться на хандру и нездоровье. «…Мне редко удается писать к тебе — и это не потому, чтоб я был занят, а нахожусь почти постоянно в таком негодном духе, что самому скверно. Кажется, приближается для меня нехорошее время: с весны заболело горло, и до сей поры кашляю и хриплю — и нет перемены к лучшему, грудь болит постоянно и не на шутку; к этому, нервы мои ужасно раздражительны; каждая жилка танцует в моем теле, как будто у них вечный праздник, и мне от этого совсем не весело; каждая мелочь вырастает в моих глазах до трагедии, и вдобавок — стихи одолели — т. е. чуть ничего не болит и на душе спокойно, приходит Муза и выворачивает всё вверх дном; и добро бы с какой-нибудь пользой, а то без толку, — начинается волнение, скоро переходящее границы всякой умеренности, — и прежде чем успею овладеть мыслью, а тем паче хорошо выразить ее, катаюсь по дивану со спазмами в груди, пульс, виски, сердце бьют тревогу — и так, пока не угомонится сверлящая мысль», — пишет он Тургеневу.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация