В середине июля, то есть примерно через месяц после приезда, Некрасов начал записывать «грешневские» произведения. Первым стало стихотворение, получившее впоследствии название «Крестьянские дети» (первоначально называлось «Детская комедия»), датированное 14 июля. Тем же числом помечено стихотворение «Ты, как поденщик, выходил…». Текст «Похорон» датирован 22–23 июля, а «Сторона наша убогая…» (в печати названное «Дума») написано уже 14 августа. Увенчала это лето поэма «Коробейники», работа над которой, судя по датам, началась 14 августа и завершилась 25-го числа.
«Крестьянские дети», безусловно, по смыслу продолжают «Деревенские новости» и «Знахарку» — это «деревенский фельетон», основанный на «случае», позволяющем сделать глубокие обобщения, напоминающие «О погоде» или «Размышления у парадного подъезда», но отличающийся от них в целом счастливой, безоблачной картиной. Однако Некрасов не может остаться беззаботным и веселым. Современный читатель, еще в детстве твердивший наизусть фрагмент о «мужичке с ноготок», редко обращает внимание на то, что в стихотворении этот кажущийся «юмористическим» эпизод, собственно, призван проиллюстрировать тяготы трудовой жизни, выпадающие крестьянину с раннего детства. Зрелище ребенка, ведущего под уздцы лошадку, везущую «хвороста воз», неожиданно внушает лирическому герою тяжелые мысли:
Но мальчик был мальчик живой, настоящий,
И дровни, и хворост, и легонький конь,
И снег, до окошек деревни лежащий,
И зимнего солнца холодный огонь —
Всё, всё настоящее русское было,
С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы,
Что русской душе так мучительно мило,
Что русские мысли вселяет в умы,
Те честные мысли, которым нет воли,
Которым нет смерти — дави не дави,
В которых так много и злобы и боли,
В которых так много любви!
Что это за мысли, что в них специфически «русского», автором намеренно оставлено неясным. Некрасов не хочет создавать чрезмерно безоблачную и благостную картину; умиляясь деткам, он не забывает о тяготах жизни народа («мерещится мне всюду драма»).
Стихотворение «Похороны», одно из наиболее загадочных у Некрасова, примыкает к линии «Огородника» и «Тишины», отчасти доводя наметившиеся в них тенденции до кульминации, до высшего воплощения. Впервые рассказ ведется не от лица конкретного (пусть и «типичного») представителя народа (как, например, в «Деревенских новостях», «В дороге» или «Огороднике»), но как бы от имени мира — общины, населения целой деревни. Этот народный мир обладает духовной силой, превосходящей силу любого конкретного индивида. Стихотворение рассказывает о парадоксальном посмертном приобщении интеллигентного человека, охотника, симпатизировавшего народу, к народному миру. В поэме «Тишина» лирический герой приобщался к народному миру через вернувшуюся к нему благодаря детским воспоминаниям способность припадать к бедным алтарям и просить прощения и заступничества у Бога там же, где к нему обращается со своей скорбью народ. И в «Похоронах» подлинная, простая православная вера объединяет крестьян «небогатого села» с несчастным самоубийцей. Это вера, в которой любовь и жалость выше церковных правил и ритуалов. Только в этом случае народ сам принимает в свое лоно образованного человека, прощает ему самоубийство и все другие его грехи, превращает его погребение, которое лекарь, представитель власти, обозначает словом «закопать», в настоящий похоронный обряд.
Особое место среди произведений, написанных в грешневское лето, заняла поэма «Коробейники», которую Некрасов сочинял, может быть, впервые ориентируясь не только на образованного, но и на народного читателя. Поэма была опубликована сначала в «Современнике», а затем в первой «красной книжке». Она действительно будто бы сделана по образцу популярных книжек для народа — с незамысловатым, но увлекательным сюжетом, простым юмором, простыми чувствами персонажей, фольклором; в ней упомянуто много реалий народного быта. При публикации «Коробейников» в «Современнике» Некрасов даже сделал примечания, разъясняющие некоторые слова и выражения, непонятные городскому читателю, тогда как в «красной книжке» таких примечаний нет.
Поэма, интересная и забавная для «простолюдина», ставила перед образованным читателем серьезные злободневные вопросы. Это произведение тоже примыкает к «деревенским фельетонам», и «новостей» здесь немало. Однако в центре ее — не созревающий для участия в исторической жизни, а уже вступивший в нее народ. В «Коробейниках» впервые в некрасовской поэзии человек из народа говорит не только о своей тяжелой доле или (счастливой либо несчастной) любви, о своих отношениях с барином, но и о политике и жизни государства: Тихоныч высказывается о Крымской войне, переводя разговор в апокалиптический план, он осуждает помещиков не за произвол и жестокость, а за то, что они ведут себя «непатриотично», бросая свои имения и проживая за границей, тратя там деньги и подкармливая не своих «торгашей», а чужих. В этом смысле в «Коробейниках» Некрасовым сделана первая попытка увидеть народ как историческую силу, стремящуюся выступить полноправным судьей в военных и политических вопросах. Народ, по Некрасову, умен и по-настоящему заинтересован в государственных делах. Необходимо сделать его видение основательным и серьезным, основанным не на предрассудках, но на знаниях. И поэма, доступная крестьянам по очень дешевой цене (три копейки), специально указанной на обложке, чтобы офени и другие продавцы не имели возможности повышать ее, должна была стать личным вкладом поэта в дело народного просвещения.
В «грешневское лето» начинается завершающий этап формирования того образа «народного поэта», каким Некрасов видится современному читателю. Именно в 1861 году народ становится центральной темой некрасовского творчества — не только объектом жалости и заботы, но и источником вечной духовной силы и одновременно участником истории, возможным вершителем судьбы страны. Реформа, при всей ее несправедливости, понятной Некрасову, всё-таки была, с его точки зрения, благотворной, поскольку давала народу шанс проявить те огромные нравственные и интеллектуальные силы, которые в нем заложены, а кропотливая работа по просвещению народа — продуктивной, имеющей значение для будущего. Сотрудники «Современника» думали иначе, предпочитая просвещению прямую агитацию, призывы к немедленному бунту.
Вернулся в Петербург Некрасов после 7 сентября и сразу столкнулся с совсем другой деятельностью. Творческое грешневское лето сменилось мрачной и драматичной осенью, опять стало не до стихов. 14 сентября Михаил Михайлов был арестован и посажен в Петропавловскую крепость за составление прокламации «К молодому поколению» (на следствии он взял всю вину на себя, выгородив своего соучастника Н. В. Шелгунова). Этот арест был первым, и литературная общественность, только-только создавшая Литературный фонд и пока не осознавшая серьезности происходящего, обратилась к министру народного просвещения Евфимию Васильевичу Путятину с петицией в защиту Михайлова. Подписал ее и Некрасов. События, однако, продолжали развиваться, и 4 октября был взят под стражу и заключен в Петропавловскую крепость еще один постоянный автор журнала, друг Добролюбова и Чернышевского В. А. Обручев (прототип Рахметова в романе Чернышевского «Что делать?») — также за составление прокламаций, своего рода подпольной газеты «Великорусе», в участии в издании которой современные исследователи подозревают Чернышевского. Некрасов в это время был на охоте со своими великосветскими приятелями и карточными партнерами. Только возвратившись, он узнал о новом ударе. 23 ноября Михайлов был приговорен к шести годам каторги. 14 декабря над ним была публично совершена гражданская казнь, после чего с ним повидались близкие, в том числе Некрасов. Обручев 27 февраля 1862 года был приговорен к пяти годам каторги и бессрочному поселению в Сибири.