Книга Николай Некрасов, страница 90. Автор книги Михаил Макеев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Николай Некрасов»

Cтраница 90

Итак, журнал Некрасова был на протяжении всего того периода, который можно проследить благодаря конторским книгам Ипполита Панаева (с 1860 по 1865 год), убыточным, и получаемый доход никогда не покрывал реальные расходы. И это в годы, когда подписка была самой большой (около шести с половиной тысяч экземпляров)! Делали его убыточным не какие-то объективные причины или внешние обстоятельства (он вполне мог приносить стабильную прибыль даже в моменты, когда такие обстоятельства появлялись, как это было в 1862 и 1865 годах), а нерасчетливая финансовая политика самого владельца. Вместо того чтобы постепенно расплачиваться с долгами, он практиковал выдачу сомнительных с экономической точки зрения кредитов. Из кассы журнала постоянно выдавались деньги сотрудникам и авторам вперед, в счет будущих гонораров или просто так. Ни на одной статье расхода Некрасов не экономил — ни на бумаге, ни на типографии, ни на метранпаже и корректоре, не говоря уже об авторских гонорарах. Нельзя сказать, что он был безумно расточительным, но и расчетливым его тоже не назовешь.

То, что предприятие нерентабельно, не всегда означает, что его владелец человек бедный. Некрасов действительно брал из кассы журнала столько денег, сколько хотел, к тому же получал гонорары за свои произведения. Его долг собственному журналу можно в принципе считать той прибылью, которую Некрасов в результате от него получил. Но сумма, которая в таком случае получается, — 15 тысяч рублей, то есть примерно 2200 рублей в год — ничтожная и совершенно не соотносимая с его расходами; она никак не могла обеспечивать тот образ жизни, который он вел. Возможно, на первых порах журнал действительно «кормил» Некрасова, но очевидно, что в 1860-е годы он издавал «Современник» «для своего удовольствия», не рассчитывая на него как на источник больших доходов. Видимо, источник, позволявший в том числе делать солидные вклады в кассу журнала, был другой.

Легче всего предположить (не имея оснований утверждать что-то другое), что таким источником была карточная игра. В конце 1863 года и после окончательного расставания с Панаевой в 1864-м страсть Некрасова к картам приняла угрожающие размеры. Он и сам в немногочисленных письмах тех лет жаловался, что заигрался и что игра не дает ему возможности заниматься делами, он вынужден просить прощения за это и у Островского, и у своего приятеля Михаила Сергеевича Волконского, сына декабриста. Карты, а не журнал, его кормили и подпитывали его издательскую деятельность. Точнее, в какой-то момент (предположительно в конце 1850-х годов) карточные выигрыши позволили Некрасову перестать относиться к журналу как к источнику дохода, средству существования и продолжать издавать его исключительно «по страсти», для удовольствия, для реализации своих идеалов, рассматривать издательскую деятельность как общественную миссию, свидетельство респектабельности и положения в обществе.

В 1864 году проблемы у «Современника» были не только по финансовой части. Журнал вел в это время весьма бранчливую полемику и с такими враждебными изданиями, как «Русский вестник» и «Время», и с идейно близким «Русским словом». Эту полемику, получившую от Достоевского меткое название «раскол в нигилистах», начал в «Русском слове» Варфоломей Зайцев, в январе резко ответивший на замечания Салтыкова о романе «Что делать?», на что Салтыков не менее резко возразил. «Русское слово» ставило под сомнение, что под влиянием Салтыкова новая редакция «Современника» сохраняет приверженность взглядам Чернышевского и Добролюбова. После ухода из журнала Салтыкова полемику продолжил Антонович, всегда отличавшийся грубостью, оскорбительным тоном и мелкой придирчивостью. При его участии спор превратился в перебранку. Правда, публицисты «Русского слова» не смешивали Некрасова и его «консисторию». Писарев подчеркнуто высоко ценил некрасовскую поэзию, как будто перехватив в этом смысле пальму первенства у редакции «Современника» и оказавшись в этом смысле наследником Добролюбова и Чернышевского. В 1861 году в статье «Писемский, Тургенев и Гончаров» Писарев признавался: «Некрасова как поэта я уважаю за его горячее сочувствие к страданиям простого человека, за честное слово, которое он всегда готов замолвить за бедняка и угнетенного. Кто способен написать стихотворения «Филантроп»… «Еду ли ночью по улице темной»… — тот может быть уверен, что его знает и любит живая Россия».

Некрасов находился «над схваткой» и никоим образом не стремился в нее ввязаться. Видимо, разногласия между журналами не казались ему по-настоящему важными. Тем не менее эта довольно базарная распря людей, которых Некрасов хотел видеть рыцарями без страха и упрека, ссора, выставляющая их в комически-неприглядном свете перед публикой, уже перевоспитанной Катковым и Достоевским, должна была раздражать, поскольку вредила репутации его журнала. Однако он ничего не предпринял для прекращения полемики, которая тянулась до начала 1865 года.

Быстро возникли и распри внутри редакции. Изначально заложенный конфликт прорвался наружу, возможность для мирного сосуществования Антоновича и Салтыкова была быстро исчерпана. В ноябре Салтыков «официально» заявил, что просит больше не считать его частью редакции журнала, в котором он теперь намерен участвовать только в качестве автора. Некрасов, «принявший отставку» ценного сотрудника без возражений и уговоров, не столько был на стороне Антоновича и Пыпина, сколько подчинился естественному ходу событий. В любом случае уход Салтыкова был огромной потерей для «Современника». Но одновременно были и приобретения — в этом году в журнале начали печататься народные очерки Александра Ивановича Левитова, наиболее лиричного из новой плеяды беллетристов, а также знаменитый «этнографический очерк» Федора Михайловича Решетникова «Подлиповцы».

К сожалению, новые авторы были в личном плане столь же «ненадежными», как Николай Успенский и Помяловский. Решетников постоянно донимал Некрасова просьбами о деньгах, жалобами на трудное положение, а в дневнике записывал, как обижает его редактор «Современника», какой он бездушный эксплуататор: «Некрасов приехал барином и обошелся не очень ласково. <…> Он думал, что я хожу к нему просить денег. Когда я ему сказал, что я бы с августа месяца мог прочитать весь роман и переписать его, он сказал, что ему слушать меня некогда, а ему нужно читать писарский почерк. Некрасов в отношении ко мне сделался всё равно что директор департамента к помощнику столоначальника». Как Помяловский и Успенский, Левитов и Решетников были склонны к алкоголизму (последний в своем дневнике оставил художественное описание симптомов белой горячки) и только поверхностный взгляд мог в них увидеть будущее русской литературы. Впереди у них были быстрое оскудение таланта и ранняя смерть. Это чувствовалось с самого начала, и никаких иллюзий Некрасов на их счет не испытывал. Салтыков, конечно, был существенно более надежной опорой русской литературы. Его место в редакции «Современника» занял Ю. Г. Жуковский.

Стихов в 1864 году Некрасовым было написано немного. Два стихотворения посвящены становящейся для него традиционной теме возвращения из-за границы. Наиболее интересно «Начало поэмы». Само название стихотворения выглядит загадочно, поскольку никакую поэму Некрасов писать не предполагал. В этом стихотворении поэт продолжает эксперимент, начатый в «Морозе, Красном носе». Лирический герой — петербургский поэт, очевидно, картежник и человек из высшего общества, при этом любящий сельскую, народную Россию. Возвращаясь на родину, он, с одной стороны, видит ее красоту и погружается в тишину, с другой — не может перестать быть самим собой, поэтому снопы на поле вызывают у него ассоциации с грудами золота на зеленом сукне карточного стола, а на возу чудятся «барыня в широком кринолине» и «столичный франт со стеклышком в глазу». Это похоже не только на центральную идею «Мороза…», но и выглядит своеобразной само-пародией на поэму «Тишина», иронией над собственной наивной верой в то, что единение с народом может быть так легко достигнуто.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация