Книга Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка, страница 117. Автор книги Илья Фаликов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка»

Cтраница 117

Я тебе не пишу о Московской жизни М<арины>. Не хочу об этом писать. Скажу только, что в день моего отъезда (ты знаешь на что я ехал) после моего кратковременного пребывания в Москве, когда я на все смотрел «последними глазами», М<арина> делила время между мной и другим, к<отор>ого сейчас называет со смехом дураком и негодяем.

Она обвинила в смерти Ирины (сестра Али) моих сестер (она искренне уверена в этом) и только недавно я узнал правду и восстановил отношения с Л<илей> и В<ерой>. Но довольно. Довольно и сегодняшнего. Что делать? Долго это сожительство длиться не сможет. Или я погибну. М<арина> углубленная Ася. В личной жизни это сплошное разрушительное начало. Все это время я пытался избегая резкости подготовить М<арину> и себя к предстоящему разрыву. Но как это сделать, когда М<арина> из всех сил старается над обратным. Она уверена, что сейчас жертвенно, отказавшись от своего счастья — кует мое. Стараясь внешне сохранить форму совместной жизни она думает меня удовлетворить этим. Если бы ты знал, как это запутанно-тяжко. Чувство свалившейся тяжести не оставляет меня ни на секунду. Все вокруг меня отравлено. Ни одного сильного желания — сплошная боль. Свалившаяся на мою голову потеря тем страшнее, что последние годы мои, к<отор>ые прошли на твоих глазах, я жил м<ожет> б<ыть> более всего М<арин>ой. Я так сильно и прямолинейно, и незыблемо любил ее, что боялся лишь ее смерти.

М<арина> сделалась такой неотъемлемой частью меня, что сейчас стараясь над разъединением наших путей, я испытываю чувство такой опустошенности, такой внутренней изодранности, что пытаюсь жить с зажмуренными глазами. Не чувствовать себя — м<ожет> б<ыть> единственное мое желание. Сложность положения усугубляется еще моей основной чертой. У меня всегда, с детства — чувство «не могу иначе», было сильнее чувства «хочу так». Преобладание «статики» над динамикой. Сейчас вся статика моя полетела к черту. А в ней была вся моя сила. Отсюда полная беспомощность.

С ужасом жду грядущих дней и месяцев. «Тяга земная» тянет меня вниз. Из всех сил стараюсь выкарабкаться. Но как и куда?

Если бы ты был рядом — я знаю, что тебе удалось бы во многом помочь М<арине>. С ней я почти не говорю о главном. Она ослепла к моим словам и ко мне. Да м<ожет> б<ыть> не в слепости, а во мне самом дело. Но об этом в другой раз.

Пишу это письмо только тебе. Никто ничего еще не знает. (А м<ожет> б<ыть> все знают).


Сергей придержал письмо, отослав его только через месяц, а на новогодние праздники они — родители — поехали к Але в Моравскую Тшебову.

Глава четвертая

Тысяча девятьсот двадцать четвертый год предварен молитвой МЦ:

— Господи, дай мне на этот Новый Год — написать большую и прекрасную вещь. Больше не знаю о чем (для себя) просить: всё остальное — неосуществимо.

Нет, Господи, еще: дай мне много, много денег, чтобы я, лишенная возможности главного и единственного дара, могла хоть чем-нибудь издали скрасить ему жизнь.

Звук уже найден:

Для Поэмы Расставания:
Горе началось с горы.
Та гора была над городом.

Ее посещает мысль: Бетховен был одержим демоном, Гёте демонов удерживал. Отсюда страх Гёте перед Бетховеном, а может быть тайное сознание, что быть одержимым — больше. У МЦ потом, когда родится сын, появится приходящая — на три часа в день — прислуга родом из Тёплица, это минеральный курорт на северо-западе Чехии. В 1810-е годы там жил и проходил курс лечения расстроенного слуха Бетховен, и они с прислугой будут разговаривать о Бетховене. В Европе всё близко.

На пути к «Поэме Горы», законченной 27 января 1924-го, внешних событий мало, зато много заготовок, набросков и завершенных, совершенных маленьких вещиц:

Милый аист, носи, не спрашивай —
Не печась о своей красе
Надо женщиной быть: вынашивать!
Все желанны! законны — все!

На седой горе Петршин сильно дует, Марина ползимы проболела, бродя по дому в синем, с рыже-огненными разводами халате, принадлежавшем Родзевичу. Чувствует на себе «ахматовский хомут (любовь)».

Она считает, что Прага холодней Москвы. Призрак Севера? Отзвук Швеции, оставшейся в истории Карлова моста и имени улицы, на которой живет? Ничего, рыцарь с золотым мечом и ее лицом — надежная защита. По крайней мере, сто тридцать стихотворений за три года и три месяца — итог той защиты. Хотя она и полагает, что Пушкин в стихе «И от судеб защиты нет» (конец поэмы «Цыганы») должен был сказать «спасенья», а не «защиты». Пушкина МЦ помнит отрывочно, «Онегина» не любит, скорее — равнодушна.

Спуск с ее холма. На виду — район Градчаны, костел Святого Йиржи, его белокаменные башни: «Святой Георгий под снегом». Сады Семирамиды по террасам.

На пересечении районов Смихов и Мала Страна очень давно лежит Малостранское кладбище, где не хоронят с XIX века, — поросшие мохом древности памятники и могилы, Маринины долгие прогулки, тишина вечности, огромная каменная лира в низкой чугунной оградке, под могучим деревом. Марина не любит людных улиц, пугается машин. Детская привычка обижаться на толчки улицы.


Они жили на горе до конца мая, когда переехали в Йиловиште, МЦ произносила — Иловищи (JfloviStfe, ul. Prfljezdni, 8). Здесь не задержались. Здесь 8 июня 1924 года МЦ дописала «Поэму Конца».

Обе поэмы — высшая нота цветаевской лирики, единая двухчастная песня. Ту и другую поначалу она называла «поэма Расставания». В античной поэтике есть термин «эпиллий», означающий «маленькая поэма». Двуединство эпиллиев, двугорлая флейта.

На поверхности лежит сравнение со скрябинскими «Поэмой Экстаза» и «Поэмой Огня». Получилась поэмная дилогия. МЦ говорила, что «Поэма Горы» — «мужской лик», гора, с другой горы увиденная, а «Поэма Конца» — женское горе, придавленность горой, грянувшие слезы. Можно заметить, что лучше всего в «Поэме Конца» написаны как раз слезы мужские.

О каких еще соблазнах —
Речь? Водой — имущество!
После глаз твоих алмазных,
Под ладонью льющихся, —
Нет пропажи
Мне. Конец концу!
Глажу — глажу —
Глажу по лицу.
Такова у нас, Маринок,
Спесь, — у нас, полячек-то.
После глаз твоих орлиных,
Под ладонью плачущих…

Обе поэмы — победа цветаевского лаконизма, не столь часто у нее побеждающего в этом жанре. «Поэма Горы» — всего-то 35 катренов, 10 частей плюс «Послесловие». Пастернак до поры не знал «Поэмы Горы», не знал он и того, что энергия первой поэмы передалась второй, как волна волне, создав общий вал. Первая поэма могла бы сойти и за цикл стихотворений, но есть какое-то неопределимое свойство, делающее цикл поэмой. В данном случае — звук, родившийся из незатейливого «Горе началось с горы. / Та гора была над городом», «гора горевала», «гора говорила», а в основном — может быть, ведущий размер:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация