Хорошо-то как, тихо, ничего вокруг не трещит, не ломается… Открыл глаза, увидел над головой стойку для накопителей. Пустую. На боку лежим? Пошевелился, руки-ноги целы, ничего не повредил, лишь дышать тяжко, больно. Ну да, я же спиной об переборку сильно ударился. Неужели выжил? А остальные? Заворочался, перевернулся на бок, осторожно встал, от боли в груди стараясь тихонько дышать, осмотрелся. Лежу на разбитых накопителях, вся одежа в клочья изрезана. Что у меня с энергией? Осталось хоть что-то? Осталось. От облегчения даже слёзы выступили на глазах. Тут же подлечил себя, сразу же стало легче, словно в прохладную, освежающую воду окунулся. Осторожно подвигался, покрутился. Неприятные болезненные ощущения в груди и спине пропали, но пока не нужно резких движений делать. И есть сразу захотелось сильно. Знакомые последствия восстановления организма.
Хрустя обломками по переборке, пошёл к выходу, над головой пустая стойка, за ней, ещё выше, растрескавшийся иллюминатор голубым куском чистого неба светится. Наклонился к лежащему телу, потормошил матроса. С облегчением увидел открывшиеся глаза, кивнул ему головой, направился к следующему. И этот живой. Хорошо. Сканер показывает, что рядом больше никого нет. А дальше?
Надо как-то пробираться на пассажирскую палубу. Но потом, сначала здесь осмотрюсь и на мостик постараюсь пробраться.
Подпрыгнул, подтянулся, помогая ногами, забрался в открытый дверной проём машинного отделения, повис на руках, спрыгнул вниз. Осмотрелся. Это, получается, я раньше всех очнулся?
Погибших, к счастью, среди пассажиров не было. Поломанных много, с ними занимался судовой доктор. А среди экипажа жертв хватало. На мостике почти никто не уцелел при жёстком столкновении с землёй. Деревьями остекление разбило, дежурную вахту порезало, побило при ударе. Капитану повезло, он как раз в машинном отделении был, не успел дойти до рабочего места. И старпом уцелел – среди пассажиров находился…
Лагерь разбили рядом с измятой, искорёженной кабиной. В него и стаскивали обессилевших людей. Легче всего жёсткое приземление перенесли дети и женщины. Наверное, потому что первые крепко держались за матерей, а матери в момент падения сидели, не менее крепко придерживая своих чад. А вот мужчины, не все, конечно, находились на ногах, поэтому им и досталось больше всего. Самых тяжёлых я вытянул, сколько было у меня энергии, всю израсходовал. А простые переломы позже подлечу, когда восстановлюсь. Сейчас сижу, корабельные запасы подъедаю. И ничего не могу с собой поделать, потому что так надо. Только пришлось отойти в сторону, чтобы людей не смущать своим обжорством. Не все поймут.
Подошёл капитан, присел рядом, ухватил кусок мяса, начал медленно жевать. И старпом присел, тем же самым занялся. Помолчали. Тишину Сергей Дмитриевич нарушил.
– Спасибо тебе от всех нас, Вячеслав.
И замолчал. Ещё посидели, погрызли. А о чём говорить? И так всё понятно. Я тоже только в ответ кивнул, и всё. Наверняка этот взрыв кто-то из сошедших в последнем порту пассажиров подстроил. Зря старпом свой язык в столице распустил, ой зря. Вот и аукнулась нам та болтовня. Да что уж теперь-то об этом говорить. Не дурак, сам выводы сделает, и не он один, капитан тоже на него поглядывает, спросить что-то хочет. Наверняка к такому же выводу пришёл.
– Николай Степанович, это ты о Вячеславе растрепал? Вспоминай, где и в какой компании был?
Всё, шутки кончились, раз уж капитан своего давнего товарища по имени-отчеству называет. И тот сообразил, подтянулся, кусок мяса отложил. Бросил виноватый взгляд в ту сторону, где лежат тела погибших товарищей. Останки отнесли в тень под деревьями и накрыли брезентом.
– Да много народа было. И я, дурень, громко говорил, не сдерживался. Со стороны тоже любой мог услышать…
– Да-а…
– Да что да-а! Выпил немного, а там Настенька сидела, вот я и хотел на неё впечатление произвести. Нравится она мне.
– Где ты, а где та Настенька.
– И что? Мой род ничуть не хуже их рода.
Я не стал слушать, ушёл к пассажирам, пусть сначала между собой разберутся. Что концы нужно в столице искать, это и так понятно. Только надо бы с пассажиров начать, сошедших в предыдущем порту. Списки на борту точно есть. Вот сейчас и посмотрю, пока они сидят, отношения выясняют. Плохо, что у нас связи нет, вся радиорубка разбита. И искать нас начнут только через несколько часов, когда очередной сеанс связи пропустим. Именно так мне объяснил капитан нашу ситуацию. Как сказал, вроде бы была в стороне какая-то деревушка, что-то мелькало на краю зрения, когда снижались. Ага, снижались. Падали, хотел, наверное, сказать. А с другой стороны, только благодаря этому падению энергии для купола и хватило. Иначе бы одним куском металла рухнули. Вот с выводом немного просчитались, если бы чуть раньше начали дирижабль в горизонтальный полёт выравнивать, тогда вообще всё хорошо было бы. Что-то я словно опытный летун разговорился. Несколько раз в Поднебесной потренировался взлёту и посадке на своём маленьком дирижаблике-яхте, один раз по небу денёк пролетел и уже заправским покорителем голубых воздушных просторов себя почувствовал. Тоже с небес хряпнулся, точно так же. И, кстати, по той же самой причине! Не, не, не. Не может такого совпадения быть! Там же монахи честно признались в подстроенной аварии. Ладно – живы остались, и хорошо.
А вот и местные жители показались. Наверняка увидели падение дирижабля. Сейчас всё и узнаем, где мы находимся и есть ли здесь связь. Надо бы подойти, пообщаться на эту тему. Не успел, опередили, пассажиры налетели, загомонили, запричитали, затормошили местных жителей. Даже капитану не удаётся через возбуждённую толпу пробиться. Поглядел я на эту неразбериху, плюнул с досады да и побрёл потихоньку чуть в сторону, ближе к кустам, там в тени прилечь можно да отлежаться. Голова-то до сих немного как бы кружится. Словно над пропастью зависаешь – и вперёд шагнуть до жути как хочется, и назад отступить ещё больше. А оторваться от края не можешь, нет на это никаких физических сил. Вот и у меня точно такое же состояние. Это мне отдохнуть нужно, тогда из головы вся эта ненужная лёгкость и улетучится. Да, попить бы ещё что-нибудь прихватить. Где там корабельные запасы?
Полечиться-то я подлечился, да видать силы все и закончились, потому что сам не заметил, как мои полегушки плавно перешли в глубокий сон. И никто мне не смог помешать, ни гомонящая толпа, ни пытавшиеся меня потеребить Сергей с Николаем. Только отмахнулся от всех, проснувшись на мгновение, повернулся на бок и сразу же провалился в мягкую карусель сновидений.
Зато утром был словно огурец. Не в том смысле, что зелёный и сморщенный весь, в пупырышках, а такой же крепкий, бодрый и хрустящий. Ой, в смысле… да какой тут смысл. Всё хорошо, короче.
Связь за прошедшее время установили. Всё я проспал, и то, как перевозили детей и женщин в деревню, и то, как отправляли радиста к ближайшему узлу связи. Да и ладно, самое главное, что скоро за нами прилетят. Только что-то мне больше летать не хочется. И себя подвергать опасности надоело, и посторонних абсолютно людей подводить под молотки не хочется. Я лучше пешочком, наземным транспортом. Тут хоть почти всё от меня будет зависеть. А что? Осталось до столицы меньше дня лёту на дирижабле, или несколько дней по земле. А по ней, родимой, путешествовать одно удовольствие, дорог хватает – есть из чего выбирать.
