Хозяева дома при разговоре не присутствовали, не было и Опрятина. Георгий, как мне доложили, отсыпался. После того, как мы разошлись, они ещё долго что-то с Алексеем обсуждали. Что? Вот этим я как-то не интересовался. Тимофей только просыпался, а Настя… На Настю я настроил свою сигналку. Кто её знает, что может девке в голову стукнуть? Впрочем, присматривать пришлось за всеми, чтобы ни одна душа за ворота или забор не вышла. На всякий случай. Мало ли что Муромцев приказал? А вдруг кто-нибудь его ослушается и побежит туда, куда не нужно? Или к кому не нужно? Лучше уж я посмотрю за всеми. Правда, сил на это уходило много. Не энергии, нет, а внимания. Поэтому приходилось напрягаться, участвовать в разговоре, выслушивать, что-то говорить по ходу беседы и одновременно за всеми в усадьбе приглядывать. Да ещё и после такой тяжёлой ночи. Голова пухнет. Разошлись часика через два, осторожно, тишком, в разные стороны, такими же путями, как и добирались сюда. Пешком. Потому что не стоило привлекать внимание к этому дому. Сразу можно догадаться, что дело нечисто, если сюда, во двор, один за другим начали бы заезжать паровики, знакомые всей столице. Для этого сейчас только одна причина могла быть. И за усадьбой наверняка люди Вяземских со стороны присматривают. Может быть.
Поэтому я лучше перестрахуюсь по своей привычке. А ночью навещу профессора. Пора Вяземскому за свои происки ответить. После чего отзвонюсь по знакомым адресам, и начнётся очередная зачистка. Когда будет точно известно, сколько именно заговорщиков в перевороте замешано и кто за всем этим стоит. А профессор всё мне расскажет, никуда не денется. И уйти не сможет, не дам я ему просто так лёгкой смерти, придержу на грани.
К обеду все собрались в гостиной. Все, кроме Насти. И хорошо, что она к столу не вышла, видеть её не могу. Как вспомню картечный сноп почти в упор, так сразу прибить её хочется, невзирая на смягчающие обстоятельства. Какая же это любовь? Любовью здесь не пахнет. Это самый настоящий враг. Поэтому пусть лучше в своей спальне сидит. Сына себе заберу.
Посидели, поковырялись в тарелках, лица у всех помятые, Муромцев со мной взглядом не встречается, стороной обходит старательно. Что, унижения простить не можешь? Это хорошо, мне проще. Опрятин разрывается, мечется между нами всеми, мира хочет. Не получится ничего, никакого мира не будет ещё долго, слишком свежи воспоминания о моём эффектном ночном появлении. Да и потом ничего не забудется, особенно мокрые штаны. Это на всю жизнь. А вот с Алёной после обеда нужно обязательно поговорить. Посмотреть, что у неё на уме. Тогда много чего понятно станет. Она же, словно барометр, всех чует своей женской интуицией. И выспаться бы мне перед предстоящей ночной вылазкой.
Ишь, как наши с Алёной намерения совпали. И она к разговору стремилась. Прошли в комнаты, что они с семьёй занимали, постояли молча. Алексей вошёл, к ребёнку сунулся, да Алёна на него шикнула.
– Только покормила. Играет себе малец спокойно, так пусть играет. Знаю я вас, снова устроите дым коромыслом, а мне потом ваш бардак убирать. И дай уже нам поговорить спокойно, пойди, что ли, к Георгию, посиди у него.
– Алёна, пусть Алексей останется. Всё-таки этот разговор всех нас будет касаться.
– Да? – протянула с сомнением. – Ладно. Пусть останется. Только, Алексей, смотри. Если устроите мне в комнате очередной разгром, сам потом будешь порядок наводить.
– Алёна, да какой разгром, если вы говорить собрались? Я просто рядом с сыном посижу, послушаю. Сама-то подумай.
– Да знаю я вас. Обязательно что-нибудь устроите, – махнула рукой.
Ничего не понимаю в женской логике.
И мы поговорили. Меня интересовало, что думает Алёна о Муромцевых, как к ним относится, заметила ли что-нибудь странное, лживое в их поведении.
– Да всё странное, Слава. И поведение, и наше здесь проживание. Необходимость проживания хоть как-то объяснили, а всё остальное ни в какие ворота не лезет. И Георгий одно лишь твердит, потерпите да потерпите. И бегает из дома каждый день куда-то, возвращается поздно, смурной весь из себя. Вот куда и зачем он ходит, а?
Интересно как! А я ничего такого не почувствовал за ним. Радость от нашей встречи вроде бы искренней была. Где он сейчас? В доме пока, это хорошо. Придётся ещё и на него сторожок повесить. Что? Пропустил, что это Алёна так разошлась? А-а, опять про Настю.
– Алён, погоди. Да погоди ты, дай сказать! – еле перебил настойчивые увещевания. На Алексея глянул, никакой от него помощи. Весь разговор сидит тихонько на ковре, с сыном возится, машинки туда-сюда катают. Даже головы не поднял, но ушки-то насторожил, слушает, о чём идёт разговор. Хитрюга.
– Алёна, ты ничего не забыла?
– Ты что сказать хочешь? – даже замерла на секунду. Тишина, как здорово.
– Ничего, что она вчера в меня стреляла?
– Ну-у, не попала же?
Я даже головой затряс, не понимаю я такой логики.
– Ты мою одежду видела? Нет? Так я принесу, не поленюсь. Сейчас.
Пока не передумала, я скорее выскочил из комнаты, добежал до своей, схватил в охапку изодранную одёжку, вернулся и сунул Алёне в руки мятый, изодранный картечью ком.
И Алексей на ноги подхватился, руки протянул. Смотрите, это интересно. Развернули куртку, дыры с кулак, лохмотья свисают.
– Как же ты уцелеть сумел?
– Да вот сумел. Алексей, ты не забыл, что я в магии кое-что соображаю? Если бы не поставленная защита, мы бы сейчас не разговаривали. Так-то.
И уже к Алёне:
– И теперь будешь бедную девочку защищать?
– Я же не знала, не заметила… Ах, она змея! Ну, я ей все космы-то повыдергаю! Стерва! Не нужна нам такая любовь! Ты что, балбес совсем, с такой дурой связываться? Ну, зачем она тебе, что ты в ней нашёл? Худая, тощая, рёбра торчат, ресницами хлопает, словно крыльями машет… – вздохнула тяжко. – Ничего, столица большая, найдём мы тебе хорошую девку, умную и работящую…
Я только руками развёл, на Алексея глянул. Тот отвернулся в сторону, плечи трясутся, еле смех сдерживает. Понятно. Мальчонка на мать уставился, один в один её копия, зареветь собрался.
– Алёна. – Никакой реакции, задумалась о чём-то. – Алёна-а!
– Что? – очнулась и задумчиво так, медленно сказала: – Нет, Славушка, говорю же, всё здесь не так. Я же вижу, что Настя тебя очень любит. Сын у вас, опять же. Ну, выстрелила, бывает… Прости её, дурочку такую, а? Слишком много на неё навалилось, на себя последнее время не походит, с лица спала. Ведь иссохнет вся.
– Всё с тобой понятно. На своего сына посмотри. Я спать пошёл, не могу больше, сил нет. Вы из дома ни ногой. Ни под каким предлогом. Ясно? Алексей, слышал? Если что, сразу меня будите! И голову сильно не ломайте, разберёмся со всеми неясностями.
И тихонько дверь за собой закрыл, пока Алёна с Алексеем вокруг мальца суетились, щебетали, сюсюкали. Ещё и на них придётся сторожки ставить. И на Георгия обязательно. Потяну ли такую нагрузку? Должен, некуда мне деться.
