Герцог, куда больше увлеченный сейчас открывающимися в моем декольте перспективами, нежели разговорами, на оклик отреагировал не сразу. По правде говоря, он на него не отреагировал вообще, пока я не сгребла в горсть густые черные волосы на затылке и не потянула, заставляя его светлость запрокинуть голову и посмотреть мне в глаза.
— У меня к тебе серьезный разговор!
— Прямо сейчас?!
Именно сейчас! Но посвящать Кьера в мои коварные мужчиномстительные планы было бы неразумно, поэтому я просто надула губы и чуть отстранилась.
Кьер вздохнул, ухватил меня за талию, притянул обратно.
— Ну? Что случилось? — А пальцы ненавязчиво, словно невзначай, принялись расстегивать пуговицы на лифе платья, и каждая пуговица была песчинкой в часах, отмеряющих выделенное герцогом для разговоров время. И тут я порадовалась, что пуговицы были маленькие, петельки — узкие, а ряд — длинный…
— Сегодня полиция арестовала участниц мирной демонстрации.
— Пулеток? — с некоторым удивлением уточнил Кьер. — Ну и что?
— Несправедливо арестовала!
— И-и-и?
— Не-спра-вед-ли-во, — повторила я медленно и раздельно, как для глупенького.
— Не замечал за тобой раньше сочувствия пулистскому движению. — Кьер на мгновение оторвался от своего занятия и вскинул голову.
— Да мы с ними, можно сказать, сестры по разуму! — пылко воскликнула я.
— Твои сестры по разуму с гневом отвергли гнет корсетов…
Герцог попытался подцепить крючок вышеупомянутого элемента одежды, выглянувшего в разошедшийся лиф, не преуспел и вернулся к пуговицам.
— …носят брюки, а слово «женственность» считают то ли ругательством, то ли оскорблением.
— Троюродные кузины по разуму! — не моргнув исправилась я. — Ну, Кьер, ну представь, если бы меня упекли за решетку только за то, что я своим присутствием порчу настроение господину Трейту!
Кьер вздохнул, бросил на меня короткий взгляд исподлобья, и очередная пуговица вынырнула из петли под ловкими пальцами.
— Скольких задержали? — спросил он, кажется, еще надеясь отделаться малой кровью.
Я медленно и осторожно растопырила пальцы одной руки, а когда не услышала категоричного герцогского отказа, так же осторожно и неуверенно присоединила к ней вторую.
— Десять? — Кьер уставился на меня крайне подозрительно. До конца лифа осталось три пуговицы…
Я молча сжала кулаки и снова растопырила их.
Ну, не было же там больше двадцати дам, верно?
Кьер со стоном откинулся на подушку.
— Нет, Эри. Я бы рад пойти тебе навстречу, я глубоко сочувствую этим дамам, но нет! Ты не понимаешь, чего просишь!
Ах так?! Это я-то не понимаю?!
Я сердито сорвала с шеи болтающийся на ней развязанный платок. Кьер потянулся ко мне с поцелуями-извинениями, но я отклонилась, оскорбленно сползла с него и встала.
— Я так и знала, что все всегда в этой жизни приходится делать самой!
— Эри…
Кьер попытался подняться, вернуть меня обратно на постель, но я остановила его, ткнув пальчиком в широкую грудь. Надавила, заставляя герцога откинуться на подушки. И, сделав шаг назад, так, чтобы он наверняка не мог до меня дотянуться, но прекрасно все видел, принялась медленно и со вкусом стягивать лиф платья, так любезно для меня расстегнутый.
Одно плечо, другое, гладкий атлас невесомо скользнул по коже. Демонстративно, двумя пальчиками я помахала им перед герцогским носом и отпустила, позволяя ткани растечься цветной лужицей на полу.
Взгляд Кьера, сначала полный недоумения, теперь сверкал любопытством и предвкушением. И за последующим моим раздеванием он наблюдал молча и со все возрастающим интересом. Избавившись от юбок, корсета и панталон, полупрозрачную нижнюю сорочку я оставила и, вскинув руки, принялась высвобождать шпильки из волос. Тонкий шелк натянулся на груди, Кьер подался вперед, но под моим строгим взглядом снова откинулся на подушки.
Тяжелая волна волос, освобожденная от оков прически, рассыпалась по плечам, я прикрыла глаза, помассировала голову, скользнула руками по шее и ниже, очерчивая силуэт собственного тела так, как это любил делать герцог, представляя на месте собственных узких ладоней тяжелые, сильные руки.
Наблюдая за Кьером сквозь ресницы, я подхватила кружевной край сорочки, потянула вверх и, дойдя до пикантной границы, — выпустила. Шелк скользнул по ноге обратно под разочарованный выдох, а я, переступив через юбки, подошла к кровати и заняла то же место, что и раньше — верхом на герцогских ногах. Только на этот раз чуть дальше.
Кьер протестующе вскинулся, снова попробовал привстать, потянулся ко мне.
— М-м. — Я шлепнула по подбирающейся ладони, а потом и вовсе пригвоздила запястья к кровати, надавив на них всем весом, наклонившись вперед так, что в вырез сорочки стала видна грудь. И, облизав губы, прихватив нижнюю зубами, глядя прямо в черные глаза, пояснила: — Ну что вы, ваша светлость, не беспокойтесь, я сама справлюсь!
Герцог попытался открыть рот, но я прижала палец к его губам. Коротко поцеловала уголок, огладив ладонями широкую грудь, и выпрямилась, испытав мимолетное сожаление. Нет-нет, сейчас моя очередь!
— Сними, — хрипло выдохнул Кьер.
Ой, да пожалуйста!
И я потянула край сорочки вверх, чувствуя, как каждый дюйм обнажаемой кожи тут же обжигает жадный взгляд, от которого внутри, между разведенных ног, все сжимается. От него — и от мыслей о собственной смелости, и о том, что будет дальше.
Голова вынырнула из ворота, волосы упали на плечи, на грудь, щекоча напряженные, чувствительные соски. Я бросила сорочку герцогу на грудь и выпрямила спину, глядя на него сверху вниз с чувством легкого превосходства, купаясь в ненасытном внимании и открытом любовании.
Смотрите, ваша светлость, смотрите…
Любезно откинув волосы обратно за спину, чтобы не закрывали обзор, внутренне дрожа от легкой нервной робости и предвкушения, я шумно вдохнула и положила ладони себе на грудь. Сжала, помассировала…
Дышать сразу стало еще труднее. Чувствовалось, как напряжено подо мной мужское тело. Я опустила ресницы, не в силах выдерживать взгляд Кьера в такой момент, но все равно увидела, как кулаки смяли покрывало, услышала, как шумно вырвался воздух из его груди.
Я ласкала себя, с интересом прислушиваясь к тому, как отзывается тело на иные прикосновения, и сердце грохотало в грудной клетке, в ушах, щеки горели даже не от смелых ласк, а от этого неотрывного взгляда, от того напряжения, которое разливалось, звенело в воздухе. Кьер пошевелился, и я замерла, бросила на него предупреждающий взгляд. А потом, облизав пересохшие губы, скользнула ладонью вниз.
Кьер, кажется, перестал дышать. Да и у меня с трудом получалось проталкивать как будто загустевший воздух в легкие. Как будто нас накрыло то герцогское заклинание, заставляющее все вокруг замереть…
