– Не хочу. Делим счет на двоих?
– Нет, я позволяю тебе за меня заплатить, этот авиабилет меня разорил. В следующий раз угощаю я. Все, побежал, он меня ждет.
Больше не медля, Тома́ попрощался с другом, выбежал на улицу, поймал такси и назвал свой домашний адрес.
Бегом преодолев лестницу, он ворвался в квартиру – и нашел ее пустой.
Раздосадованный, он стал звать отца, даже заглянул в шкаф в дурацкой надежде, что тот решил поиграть с ним в прятки, потом ворвался в ванную, выглянул в окно, но на крышах было пусто.
– Наверное, ты отлучился. Если ты меня слышишь, скорее возвращайся. Я завожу будильник, нам предстоит дальний путь.
Внезапно Тома́ ощутил себя ужасно одиноким. Ложась спать, он задумался, не повредился ли он все-таки рассудком.
Тома́ очнулся от беспокойного сна при первых проблесках зари. Первым делом он помассировал себе затылок и позвал отца, но единственным откликом на его зов стало посвистывание дворника под окном.
Если бы не дорожная сумка на столе, он решил бы, что все это наваждение ему приснилось.
– Не пойму твоих игр, продолжаешь дуться, наверное. Хочешь опоздать на самолет – так и скажи, будет только проще! – крикнул он.
Не дождавшись ответа, он пожал плечами и пошел принимать душ.
Потом, одевшись, он сварил себе кофе и осмотрелся.
– Признавайся, что ты теперь затеял.
Он еще сильнее засомневался в своем душевном здоровье. Его взгляд упал на торчавшую из дорожной сумки урну с прахом.
– Ты снова меня бросил? Хочешь, чтобы я отправился в полет один? Ну как знаешь. – Он вышел и захлопнул дверь. – Я исполню твою последнюю волю, и мы будем квиты.
Внизу его ждало такси. По пути в аэропорт Тома́ раз десять оборачивался, глядя через заднее стекло на удаляющийся Париж.
На стойке регистрации Тома́ спросили, летит ли он один. «Почти», – чуть не ответил он.
Задержавшись у киоска, он купил музыкальный журнал «Диапазон» и полистал его, присев в кафе Ladurée – их пирожные макарон были его маленькой слабостью.
Собравшись с духом, он направился к выходу на посадку. При виде темной массы на экране сотрудница службы безопасности нахмурилась и решила как следует порыться в сумке Тома́.
– Это что? – спросила она, беря в руки урну.
– Курильница с благовониями, – нашелся Тома́. – Я профессиональный пианист, этот запах помогает мне побороть страх сцены.
– То-то я погляжу, вы трясетесь от страха. Можно? – И она сняла крышку.
Тома́ разрешил и испуганно зажмурился. Молодая женщина поднесла урну к носу.
– А что, приятный запах.
Крышка вернулась на место.
Проверив урну с помощью детектора следов взрывчатки, сотрудница отдала ее Тома́.
Тот спрятал урну в сумку, помахал бдительной сотруднице рукой и зашагал дальше. В зале вылета его волнение усилилось.
– Я прямо как ребенок, потерявший в толпе родителей, – пробормотал он. – Бред какой-то!
Он уже был готов махнуть рукой и отменить полет, но возобладала мысль, что все зашло слишком далеко и отказаться сейчас от посещения Сан-Франциско было бы совсем уж непростительной глупостью. Он прошагал по рукаву, вошел в самолет, забросил сумку на багажную полку.
Соседка, листая газету, оперлась о подлокотник и заняла часть пространства Тома́. Он покосился на незанятое кресло через проход в надежде пересесть туда, когда завершится посадка.
Лишь только командир корабля сообщил о готовности к взлету, вожделенное кресло занял его отец.
– Признайся, ты по мне соскучился? – спросил он с широкой улыбкой.
– Не надоело дурачиться? Признавайся, что это за игры!
– Думаешь, это так просто – взять и появиться? Я мелькал там и сям, просто ты меня не замечал – помехи, ну, знаешь, glitch. Здорово ты придумал с благовониями!
– Что еще за «глитч»?
– Это по-американски.
– Хочешь другой «глитч»? Я был на грани того, чтобы отказаться от полета.
– Я заметил. Главное, что ты превозмог малодушие. Я другого не понял: что значит «мы будем квиты»? Должен ли я сделать из этого вывод, что ты готов вернуть мне деньги, которые я потратил на твое образование?
Соседка Тома́ с сострадательным видом сложила газету и заверила Тома́, что у него нет ни малейших причин для паники, самолеты – самое надежное из всех транспортных средств. Чтобы его отвлечь, она осведомилась, чем он занимается.
– Играю на фортепьяно, – ответил Тома́.
– Пассажирам предлагаются к прослушиванию прекрасные музыкальные программы, музыка – лучший способ расслабления. – И она сама надела наушники.
Тома́ ожег гневным взглядом отца, который забавлялся от души.
– Ну и вечерок ты вчера себе устроил! Этот твой Серж – невыносимый зануда. Хорошо понимаю его подружку, на ее месте я бы бежал от такого без оглядки.
Тома́ повторил не слишком вежливую уловку своей соседки, чтобы отрезать себя от дальнейших глупостей. Под музыку в наушниках он закрыл глаза. Самолет взмыл в небо.
Тома́ дремал, отец молча наблюдал за ним. Когда стали разносить завтрак, он наклонился к сыну:
– Я думал, ты не захочешь тратить столько времени зря.
– По-моему, это не лучшее место для пламенного монолога. Или ты хочешь, чтобы на меня надели смирительную рубашку?
– Твоя правда. Но мне ничего не мешает говорить.
– Раньше ты был скуп на слова. Пришлось умереть, чтобы стать словоохотливым. Чудны дела твои, Господи!
– Если бы ты постарался не поминать Его всуе, я был бы тебе очень признателен: мне неведомо, до каких ступеней небесной иерархии дошли сведения о моем условном освобождении… А то, что при жизни я больше помалкивал, имеет простое объяснение: ты никогда ни о чем меня не спрашивал.
Тома́ опасливо покосился на соседку. Та наблюдала за ним с растущим подозрением.
– Раз ты беспокоишься, что подумает эта женщина, можешь писать свои реплики на бумажке.
Это предложение показалось Тома́ глупым.
– Мы крепились тридцать пять лет, давай потерпим еще немного, вывалим все, что накопилось, после прибытия.
– Почему «вывалим»? У меня нет к тебе претензий, а у тебя ко мне?
– Я неудачно выразился.
– Слово не воробей. Ты вздумал корчить из себя проблемного подростка, ныть, что папочка обделял тебя вниманием? Что ж, тогда вперед, но имей уважение к возрасту: начинаю я. Отвечай, какой фильм был у меня любимым, какую я любил музыку, какая книга сильнее всего меня потрясла? Получай, шах и мат одним ходом, ты же ни о чем таком понятия не имеешь? Признай, ты готовил мне ловушку – вопросы как раз такого рода.
