– А ты мне прикажи!
– Уже приказал.
Пока сотрудник иммиграционной службы проверял его паспорт, Тома́ пытался побороть волнение. Попросив его открыть сумку, страж границы не удовлетворился бы нюханьем содержимого урны. На вопрос о цели визита Тома́ ответил, что прилетел на похороны. Больше вопросов не было, и уже через час после приземления Тома́ сел в такси и покатил в Сан-Франциско.
Вдали появился небоскреб-пирамида «Трансамерика».
Раймон волновался все сильнее.
– Она там, – бормотал он, – я уже ее чувствую. Уже двадцать лет я не был так близко к ней, как не переживать в такой момент?
Тома́ взглянул на отца, и ему передалось его волнение.
– Да, мы уже недалеко, – подтвердил он. – Я сделаю все, что смогу, даю тебе слово.
– Знаю, сынок, знаю. – Отец потрепал его по колену – памятный сыну жест.
8
Такси остановилось на Грин-стрит, перед типичным для района Пасифик-Хайтс домиком в викторианском стиле. Тома́ расплатился с водителем, забрал вещи и позвонил в дверь.
На пороге появилась приятная улыбчивая женщина сет сорока.
– Тома́, – представился он, протягивая ей руку.
– Лорэн Клайн. Я боялась, что ваш рейс задержится. У меня через час дежурство, скоро убегать. Пойдемте, я все вам покажу.
– Вы врач? – спросил Тома́, входя следом за ней в дом.
– Да, а что?
– Так, ничего.
– Проблемы со здоровьем? – спросила его Лорэн, спускаясь по лестнице.
– С этим никаких проблем, все в порядке.
– Ну и отлично. Смотрите! – Она открыла дверь. – Справа спальня, слева ванная и гостиная с кухонным уголком.
Тома́ оглядел гостиную. Паркетный пол из широких планок, накрытый пледом диванчик, старинный низкий столик, четыре стула «хикори», цветной ковер. Пестровато, зато жизнерадостно. Два окна выходили на улицу, еще два – на солнечную сторону, в цветущий сад.
– Мы живем над вами, – объяснила хозяйка, – но мы вас не потревожим. Муж сегодня в Кармеле, он вернется к вечеру, а я только завтра утром. У врачей часто бывает сложный рабочий график.
– Знаю, – кивнул Тома́.
– Ваша жена – врач?
– Отец был хирургом.
– Теперь он пенсионер? Какой была его специальность?
– Кардиохирургия. Операции были смыслом его жизни. Жаль, его больше нет.
– Мои соболезнования. Что привело вас в Сан-Франциско? Вы пробудете всего три ночи?
Немного помявшись, Тома́ сознался, что пересек Атлантику, чтобы присутствовать на похоронах.
– Умер кто-то из ваших близких? Наверное, это лишний вопрос, иначе вы не предприняли бы такое дальнее путешествие.
– Как ни странно, я с ней был едва знаком. Она была возлюбленной моего отца.
Лорэн сказала с чуть заметной улыбкой:
– Мы три года назад побывали во Франции. В Париже жил лучший друг моего мужа, мы гостили у него.
– И как, понравилось?
– Очень! Парижане такие откровенные, это делает их неотразимыми.
– Наверняка вы недолго там пробыли. Не хочу вас задерживать, у вас очаровательный дом, можете не беспокоиться, мне здесь будет очень хорошо.
– Если вам что-то понадобится, Артур будет вечером дома и с радостью с вами познакомится.
Убегая, Лорэн предупредила Тома́, чтобы он не пугался пальбы в гараже: ее старый автомобиль сначала возмущается попыткам его завести.
И действительно, вскоре до слуха Тома́ донеслись неблагозвучные трели. Высунувшись из окна, он увидел стремительно удаляющийся зеленый «триумф».
– Ишь, как давит на газ! – прыснул Раймон. – Она мне нравится, характер что надо!
– Докторша или ее машина? – потребовал уточнения Тома́.
– Спасибо, кстати, за изящную похвалу моему хирургическому таланту в беседе с моей коллегой. Желаешь пройтись по городу или предпочитаешь и дальше нести чушь?
Тома́ заглянул в спальню и увидел старый комод, заваленный книгами, глубокое кресло у окна, светлый джутовый ковер, широкую кровать под лоскутным покрывалом, две березовые прикроватные тумбочки. Все вместе выглядело симпатично.
– Ты какую сторону кровати займешь – правую или левую? – шутливо осведомился Раймон.
Вместо ответа Тома́ посмотрел на часы. Его сильно клонило в сон, но он знал, что сонливость лучше побороть, в противном случае разница часовых поясов грозила пробуждением среди ночи.
Он принял душ, переоделся и пошел гулять по главной торговой улице района.
Старый кинотеатр на Юнион-стрит – памятник иной эпохи – сохранил исторический фасад, однако внутри, судя по вывеске, теперь располагался спортивный зал.
Тома́ прошелся по магазинчикам, заглянул в картинную галерею, где выставлялись местные живописцы. Раймон задержался перед небольшой акварелью, на которой был изображен пляж Президио.
– Недурная работа, – похвалил он. – Мастерское владение тушью, тонкое чувство цвета. Если ищешь подарок для матери, то лучше этого не найти: он тебя не разорит, а ей наверняка доставит удовольствие.
Тома́ повернулся к отцу:
– Немедленно уймись!
– Опять я что-то натворил?
– Ты говоришь за меня, читаешь мои мысли. Вот тут, – он указал на свой лоб, – пролегает граница, которую я тебе запрещаю переступать!
– Ты что, параноик? За кого ты меня принимаешь? За ангела со сверхъестественными способностями? Очень лестно, конечно, я весьма тебе благодарен, но ты попал пальцем в небо. Я всего-навсего твой отец.
– А твои проказы в самолете? Это что, нормально?
– Я говорил твоим голосом, но, поверь, я понятия не имею, как это происходит. Наверное, неотложность ситуации придала мне крылья. Если бы пришлось повторить, я бы не сумел. Взгляни, какая роскошная погода, а ты вместо того, чтобы ей воспользоваться, шатаешься по магазинам. Немудрено, что я решил, что ты хочешь что-то купить. Ты холост, значит, кому будет предназначен подарок, если не твоей матери? Необязательно быть привидением, чтобы догадаться. Вот я и реабилитирован. Ну что, покупаешь эту акварель?
Тома́ покинул магазин с картиной под мышкой. Пройдя еще несколько шагов, он уселся на террасе Perry’s, одного из старейших ресторанов Сан-Франциско, и заказал себе пиво.
– Твоя мать будет довольна, – сказал Раймон, глядя на пакет у ног Тома́. – Хотя я бы, конечно, предпочел, чтобы это был подарок для твоей возлюбленной.
