— Чай? — предложил лэрд.
— Не откажусь, — согласилась я.
После негромкого рыка лэрда в домик зашел тот же парень, что был в прошлый раз. Забрал поднос, на котором все было перевернуто, принес новый, с другим заварником и другими чашками. Печенье оставил.
— Подкрепись, и еще немного поработаем с твоими страхами, — сказал лэрд.
Я кивнула.
Кто я такая, чтобы с ним спорить?
Я пила чай и ела печенье, и под наше двойное молчание прятала одну важную мысль: «Не забыть. Разобраться».
Это я пока не могла понять, в чем подвох. Но я знала, что со временем все тайное становится явным, если для тебя оно все еще важно.
Глава 12
Вот мне и шестнадцать!
Ночью я несколько раз просыпалась, чтобы взглянуть: не рассвело ли? Мама говорила, что когда я родилась, небо робко пронзил первый лучик, и теперь каждый год в свой день рождения (ну, каждый год, который я помню), я вставала раньше других, чтобы увидеть этот лучик, поздороваться с ним, как бы это не выглядело нелепо со стороны.
Пожалуй, это единственный день в году, когда я просыпаюсь легко, без желания еще хоть чуть-чуть полежать. Правда, этой ночью непонятные шорохи за пределами домика вообще помешали окунуться в сон.
Многое передумалось за почти бессонную ночь.
Неловко признаться, но я была рада, что Альва вняла распоряжению лэрда и ушла. Ее не было уже на обеде, и я смогла спокойно поесть. Подружки ее бросали в мою сторону косые взгляды, но молча жевали, не решали напасть с упреками или обвинениями. А когда неподалеку от меня разместился лэрд, переключили внимание на него.
Лэрд их призывы игнорировал, а я, наблюдая за подружками бывшей любовницы вожака откровенно недуомевала. Быстро же они про нее забыли!
Была надежда, что у Альвы с памятью так же неважно, и она перестанет меня донимать. Ясно, что в Сакрин-лэнде мы с ней встретимся, но впереди несколько дней, а значит, у нее есть время образумиться или остыть.
Много еще чего передумалось. О друзьях, школе, о доме, который нам пришлось бросить, об Этане, который куда-то пропал, и я не видела его уже несколько дней. О Кайле, которого тоже не видела — но это к счастью.
А больше думалось о приятном, о будущем.
По-моему, наши занятия с лэрдом шли мне на пользу. Он говорил, что все не так скоро, и мой страх мужчин надо заменить новыми впечатлениями — но, мне кажется, прогресс уже есть. В последний раз, когда мы работали с лэрдом, лицо папиного бывшего работодателя уже не всплывало в памяти, имя «Кайл» заставляло только слегка морщиться, да и то перед глазами мелькало лицо племянника лэрда, а не старого извращенца.
Странная это была ночь. Ароматная. Казалось, цветы под домиком пахли особенно ярко, и их сладковатые нотки разбавлены толикой горечи.
Я упоенно вдыхала насыщенный запах, удивляясь, насколько он сильный, а у меня от него никаких последствий, даже голова не кружилась. Просто было немного грустно. Как им.
Вскоре цветы притихли, их запах стал едва уловимым, и пропал, или я надышалась и больше не различала его, или просто уснула.
Но едва ночная тьма сменилась предутренними сумерками, я встрепенулась, будто не спала вообще ни минуты. Глянула на родителей: они лежали в обнимку и так мирно посапывали, что я улыбнулась. Встала тихонечко, стараясь не разбудить их, начала красться к двери, и вдруг услышала за спиной:
— Доброе утро, солнышко!
Мамины руки обняли меня, и я развернулась, уткнувшись в ее плечо.
— Доброе утро, моя красавица! — обнял меня папа с другой стороны, и я развернулась в его руках и уткнулась лицом ему в грудь.
— С днем рождения, доченька, — прошептала мама.
— С днем рождения, милая, — улыбнулся папа.
И я улыбнулась в ответ, такая счастливая, что они у меня есть, и обняла их еще крепче.
— Ну, — легонько отстранил меня папа, — дай-ка я посмотрю, какая ты у меня теперь взрослая! Ну да, вижу, вижу!
— Папа! — рассмеялась я.
— Ох, конечно, — поддержала мама отца, — такая взрослая девушка!
— Женихов теперь гонять да гонять, — вздохнул папа.
— Не придется, — успокоила я его, — они — оборотни, они ищут пару, а не меня.
— Сворачиваем болезненную тему, — вздохнул отец. — Вот будет тебе восемнадцать, так и быть…
— И что тогда? — заинтересовалась я.
— Тогда я почти спокойно приму новость, если тебе понравится какой-нибудь парень, и это взаимно. А пока только так — пусть показывают свою симпатию в нашем саду, — он махнул рукой в сторону выхода, намекая на цветы.
После того, как мы дружно отсмеялись, я обняла папу крепко-крепко и заверила, что пока ему не о чем волноваться, он для меня единственный и любимый мужчина.
— Ладно, я успокоился, — сказал он, — даже настолько, что мы с мамой наконец можем подарить тебе подарок.
— Подарок? — изобразила я удивление.
Нет, я ждала и очень надеялась на какой-то милый сюрприз, но поняла бы, если бы подарка не было. Все-таки мы пока не в том положении, чтобы тратиться на пустяки. Но когда папа подошел к скрученному одеялу и развернул его…
А я еще удивлялась, что они забрали себе одеяло в такую жару!..
Так вот, когда папа его развернул, и я увидела расписанный старинными буквами сундучок темно-синего цвета, с посеребренной крышкой…
Мне даже не нужно было заглядывать внутрь, чтобы понять, что это.
— Это же… — пробормотала я восхищенно. — Это… это же…
Слов не было.
Глаза предательски увлажнились, когда я перевела взгляд на родителей. Этот сундучок не только стоил дорого, он был сокровищем, о котором я давненько вздыхала, но боялась признаться даже себе. Он был настоящей находкой для тех, кто занимается рукоделием и камнями, потому что помимо удобных внутренних отделений и набора редких камней, бисера и всевозможных застежек, шнурков, серебряных нитей, в нем были порошки с безобидными, но такими важными заговорами — на удачу, на расположение, на встречу с любовью.
И по слухам тех, у кого уже был такой сундучок, порошки были действенными!
А еще каждая работа как бы благословлялась магом, который сделал сундук. Если, конечно, рукоделие несло добро.
Сундук стоил дорого, очень, и я была и рада, и поражена тем, что он теперь есть у меня; и взволнована: а как же дальше? Нам ведь так нужны деньги! Зачем тратить на меня столько?
— Его еще можно вернуть? — жалобно пискнула я, боясь даже прикоснуться к нему. Пока не трогаешь — не твое, а потом будет жаль расставаться.
— Шестнадцать лет больше не повторится, а деньги мы еще заработаем, — прервал мои душевные метания папа.