— Ну, я все-таки завел любовницу, — задумчиво произнес Игорь, напоминая об основном своем косяке.
— Кто из нас их не заводил? — фыркнул Вяземский. — Нет, будь ты каким прощелыгой с улицы, охмурившим мою дочь, чтобы за мой счет выбраться из дерьма — я бы с тебя за верность спрашивал. А так…
Машина остановилась у клиники. Игорь сжал пальцами ручку двери и глянул в глаза Вяземского. Нет, разумеется, он мог врать. Мог втираться в доверие. Но разумных тому причин у него не было.
— Извините, что так вышло, — медленно произнес Игорь. — Против вас я совершенно ничего не имел, Артур Леонидович.
Отец Аллы пожал плечами.
— Я на тебя зла не держу, Игорек, — спокойно отозвался он. — Насильно мил не будешь, это я понимаю прекрасно. В конце концов, просчеты Алькиного воспитания — мои просчеты.
Вообще-то Вяземский всегда производил на Игоря очень большое впечатление. И в конечном счете, хоть сегодня Венецкий и ожидал от этого разговора чего-то неприятного, но сейчас интуиция была спокойна. Кажется, с Игорем Вяземский говорил очень искренно.
— Игорь… — тихо произнес Артур Леонидович, и Венецкий удивленно взглянул на отца Аллы. Он-то думал, что все уже сказано.
— Я ни в коем случае не вмешиваюсь, — медленно заговорил Вяземский, глядя вперед, на снующих рядом с клиникой людей, — и вообще, к этой ситуации я довольно терпим, просто потому, что ты — Славин сын, и вообще рос у меня на глазах. Поэтому, честно — я за тебя волнуюсь немногим меньше, чем за Аллу. И этой свадьбы я хотел во многом для того, чтобы считать тебя своим сыном уже обоснованно. Но раз уж так вышло… Твоя любовница… Ты в ней уверен?
— К чему такие вопросы, Артур Леонидович? — хмуро поинтересовался Венецкий, всем своим видом давая понять, что о личных делах распространяться не намерен.
— У тебя уже есть печальный опыт, Игорек, — Артур Леонидович многозначительно поиграл бровями, — ты уже связывался с женщинами не нашего круга. И помнишь, чем это закончилось?
— Никто не сказал, что с Дашей все будет так же, — в груди зашевелилось раздражение.
— Никто, да, — задумчиво кивнул Вяземский, явно думая о чем-то своем, — но все равно будь осторожен, Игорек. Девушка-карьеристка — неважная жена. Я-то знаю как никто.
— В смысле?
— В том смысле, что вообще-то я Алле биологическим отцом не являюсь, — недовольно процедил Вяземский. — И да. Со своей женой, ее матерью, я тоже познакомился на работе, она у нас была топ-менеджером очень долгое время. Хотя тогда эта должность называлась не так… Но неважно. И тоже все было — с сумасшедшей страстью, медовым месяцем на Мальдивах, так красиво — что Голливуд бы сдох от зависти, потому что они в десять своих фильмов столько романтики не напихают, сколько было у нас. А потом — Альке четырнадцать, она лежит в больнице, а врач сравнивает нашу кровь и сообщает мне, что у меня ну вообще никак не мог родиться ребенок с четвертой группой. ДНК-анализ я сделал на всякий, врач оказался прав. От Альки я не отказался, в конце концов, не тот уже был возраст, чтобы девчонке ломать психику, да и четырнадцать лет она меня называла папой, а тут вдруг ей пришлось бы перестать… Но с матерью ее развелся, они уехали в Париж. Собственно, Альку я потом вызвал в Россию просто потому, что соскучился. Жаль что так с ней вышло… Но не думай, то, что я для нее делаю — это не из-за того, что она мне не родная. Это просто потому, что мои же деньги ее и избаловали. И плохо, если она не изменится.
У Игоря не хватало слов, потому что вот таких откровений он точно не ожидал.
— Я не думаю, что Даша такая, — наконец осторожно выговорил он.
— А я и не говорю, что она такая, — мягко возразил Вяземский. — Я тебе как своему несостоявшемуся сыну говорю, будь осторожен с карьеристками, Игорек. И только-то.
Глава 29
Я бы решила, что я-таки утопла насмерть — если бы не знала, что в рай мне попасть не светит по объективным причинам в виде очень длинного списка грехов (мелких, конечно, но это тот случай, когда количество имеет большее значение, чем качество). На ад комнатка, в которой я проснулась, не тянула, а значит я все-таки не мертвенькая. Можно порадоваться и, может быть, слегка выдохнуть.
Сначала я съежилась в клубок, обняла колени, прикрыла глаза, пытаясь осознать произошедшее. Мозг, спасаясь, пытался затереть гадкие и страшные воспоминания в какой-нибудь темный уголок, чтобы потом тишком от них избавиться, но это было слабостью. Нужно было осознавать произошедшее. Вот это все дерьмо имело место быть. Меня били, запугивали, лапали — в конце концов, топили. И что в корне всех этих проблем? Желание спрятать голову в трусы от имеющейся в наличии сильной проблемы. Нимфомания.
Которая есть, и сколько бы я ни считала эту хрень придумкой Ника, сколько бы ни считала, что моя озабоченность не проблема, — правдой мои убеждения не становились. Без нее всего этого наверняка не случилось, и не пришлось бы думать — а не трахал ли меня Тихонов, пока я валялась без сознания, и не лазил ли он мне своими грязными пальцами куда не надо. От этих мыслей подташнивало. Все-таки начбеза я практически ненавидела, хоть в конечном итоге он мне жизнь и спас. Так, ладно. Отставить рефлексию. Надо будет найти психотерапевта и вот это вот все ему. И вопросом нимфомании озадачиться обязательно.
Я усилием воли заставила себя сесть и открыть глаза. Нацепила на нос взятые с тумбочки очки. Огляделась. Вообще, охренеть можно было от этого местечка.
Это точно была больница, хотя это гениальный сыщик вроде меня мог понять по присобаченной к тыльной стороне ладони капельнице. А так бы можно было принять эту комнатку за номер в крутой гостинице, тем более что ни в коем случае на государственную обшарпанную больничку это место не походило. Кровать была широченная, на которой я могла и поперек улечься, и даже пятки бы не свисали. Прибавьте к этому темный дубовый паркет, цветовое зонирование стен, выполненное на контрасте цвета слоновой кости и гранатового, огромные окна от потолка до пола, сейчас закрытые плотными жалюзи, и обстановочку, в которой чувствовалось участие дизайнера интерьеров, до того продуманно все стояло. Светло, стильно, благородно. В трех вазах — на маленьком столике для гостей, на тумбочке возле кровати и на угловом для еды и, возможно, работы — букеты свежих цветов. Два букета были маленькие, а тот, что на ближайшем к кровати круглом столике, — большой, с моими любимыми пионами. На кресло с велюровой обивкой винного цвета рядом с тем столиком я, честно говоря, аж залипла. Оно было, откровенно говоря, модерновым. Этот антикварный плюш, бежевая кожа и черная ткань… Явно современная, лишенная вычурности, простота линий… Дизайнер много курил и хорошо зарабатывал, явно.
На тумбочке рядом с кроватью телефон с громкой связью и отдельно выделенной кнопкой «Вызов ассистента». Решив, что раз я здесь сплю, значит — пациентка, и вполне могу попользоваться выданной мне в лапки властью, нажала на кнопочку. И трех секунд не прошло, как отошла в сторону дверь, и в моей «палате», если ее можно было так назвать, появилась… нет, не гейша, а улыбчивая девушка, с завязанными в узел волосами. Без кимоно, чего я подсознательно ожидала от слегка уклоняющегося в азиатскую сторону интерьера. Все-таки слегка…
