Егор за ее спиной швыряет презерватив в урну, застегивает брюки.
Вопреки ситуации — приседает, осторожно, даже ласково гладит по волосам.
— Если это тебе слишком, может, тебе все-таки поискать кого еще? — вкрадчиво спрашивает, расстегивая кнопки кляпа.
— Мне нормально, — тихо выдыхает Танька, когда появляется возможность заговорить, пытаясь собрать себя из молекулярной пыли. Она действительно чувствует себя на диво удовлетворенной. Да. Она не подозревала в Егоре вот такой вот стороны, вот таких вот наклонностей. Но почему-то ничто в ней не протестует против этой расправы. Провинилась. Заслужила.
Егор помогает ей встать, сжимает пальцами ее подбородок. Его любимый жест, кстати.
— Смотри, — беспощадно улыбается он, — я не собираюсь терпеть твои выкрутасы просто так. Так что…
— Я поняла. Не смогу сидеть, — торопливо выдыхает Танька, застегивая джинсы, и Егор недовольно щурится. Надо завязывать с манерой перебивать его, однозначно. Все-таки не надо забывать, что трахаясь с ней… он делает ей одолжение, да. Это он — ее безумие, а не она — его.
Эти его поцелуи. Безжалостные, настойчивые, глубокие. От которых звенит напряженной струной вся душа, все тело. Господи, как жить, когда он ее бросит? Впрочем… Пока не бросил. Пока что даже делает уступки. Целует так, что хочется отдать ему всю душу до капли.
— Спасибо. — тихонько шепчет Танька. Спасибо за милосердие, спасибо за эти поцелуи, спасибо за то, что позволяешь чувствовать себя твоей.
— До конца твоего перерыва десять минут, — сухо заметил Егор. Полчаса с ним вспыхнули и сгорели, как пара чертовых минут. Танька торопливо оглядела джинсы. Нет, вроде никаких следов. Хотя слабый запах произошедшего секса все-таки чувствуется от кожи. Но учуять его можно только вблизи, беспокоиться вроде не о чем, на лабораторках Танька сидит одна.
— И к слову, о наказании… — произносит Егор, когда Танька касается ручки двери, — я ничего не забуду, ты поняла?
— Да.
— Свободна.
Акт I
Кажется, ни хрена не верную тему для диссертации Егор когда-то выбрал. Надо было писать о том, как сорваться в уже тысячу лет как принятую к забвению Тему, не имея этого в планах. И как не надо воспитывать нижнюю, раз уж так вышло, что ваша любовница стала ею.
Ну ведь повелся же.
Собирался же проморозить нахалку минимум неделю молчанием и игнором, но повелся, поплыл, уступил умоляющим влажным и таким голодным глазищам, отчаянному раскаянию. Охренительно. Хотелось загнуть что-нибудь особенно матерное по этому поводу. Ну какого же черта, Егор Васильевич, ты уступаешь? Зачем подыгрываешь? Раз решил наказать — какого хрена передумываешь? Какого черта ты позволяешь нижней оказывать на тебя влияние? И… зачем тебе вообще делать из Татьяны нижнюю? Ты же знаешь, что она сбежит от тебя очень быстро. Какой смысл тратить на это время? Простой секс тебя устраивал же! А ведь теперь он может быстро закончиться.
И все же… Все же положение дел, внезапно изогнувшееся в немыслимую позу, Егора неожиданно проняло. Он даже не думал, что ему настолько не хватало… вот этого. Когда за вынос мозга женщина получала должное наказание, а не Егор сам собственноручно справлялся со своим раздражением.
«Вечером, в восемь, буду ждать у твоего общежития. Возьми с собой подарочек, вчерашние туфли и запасные шмотки».
Подарочек и туфли — для вечера, одежда — чтоб было во что втряхнуться утром. Не факт, что Татьяна об этом подумает, не факт, что она вообще ожидает оказаться у него на всю ночь. Но что с ней делать, на такси в общежитие отправлять? Ну, а утром при этом натянуть будет некого, возникни такое желание.
Локалова не опаздывает. Она никогда не опаздывает, а тут, кажется, вообще раньше пришла, видимо, не хотела заставлять Егора ждать. Стоит себе, наслаждается последним апрельским вечером, неожиданно теплым — кажется, даже погода хочет, чтобы Татьяна надевала юбки, и она как послушная девочка носит именно их. Кажется, специально для Егора, и это правильный маневр с ее стороны. Будь у этих отношений особо далекие перспективы, Егор в принципе бы настоял на том, чтобы ее возлюбленные джинсы стали только зимним предметом одежды. Ей-богу, сам бы купил два десятка юбок и совокупной хрени, сам бы отвозил ее на учебу — или куда там ей могло понадобиться, — лишь бы на постоянной основе наслаждаться видом этих восхитительных ног с изящными лодыжками.
— Мог открыть изнутри же, — замечает она, когда Егор выбирается из машины, чтобы открыть ей дверь и забрать пакет с вещами.
И ведь не пришло же в голову даже, что ему нравятся подобные этому ритуалы ухаживания. Да, нравится открывать дверь перед женщиной. Да, нравится сближаться, потихоньку сокращая дистанцию. И если кто-то решил, что может делать ему замечания, значит, именно этому кому-то придется обломиться в своих надеждах, что и Егор сократит дистанцию между ними. Ведь должна же понимать, что все имеет свои последствия.
— Как же плохо у тебя с воспитанием, солнышко, — Егор смотрит на нее, сощурившись, — а дальше что — будешь мной командовать, как тебя трахать?
Девушка виновато опускает глаза. Хорошо. Ничего, перевоспитается. Перестанет бунтовать в тех местах, где ее бунт совершенно неприемлем. Нужно просто дать ей понять, где пролегает граница.
— Тебе же нравится, как я тебя трахаю, да, солнышко? — шепчет Егор, заставляя ее поднять лицо. Нет, вопрос не для него — он не конченный идиот, он знает, что ей больше чем нравится. Но она должна помнить свое место.
— Очень, — едва слышно выдыхает Татьяна, глядя ему в глаза.
— Не слышу, — безжалостно улыбается Егор. Нет, детка, могла вслух пытаться выпендриваться и оспаривать логику его поведения — умей вслух и признавать, что тебя хорошо удовлетворяют.
— Мне очень нравится, как ты меня трахаешь, — глазки поблескивают с вызовом, мол, хотел громко — держи, во весь голос скажу, да еще так, чтобы у случайного слушателя не осталось сомнений, о чем ведется речь. А вот эта провокация очень хороша. Хищник в груди не только удовлетворен, но и в предвкушении напрягается. А ведь ей было бы охренительно хорошо этим вечером, если бы она сама не напросилась. У Егора были вполне мирные планы. Но нет, Татьяна заставила их откорректировать. Нашла на свою задницу неприятностей — в прямом смысле этого слова.
Возвращаясь в водительское кресло, Егор бросил пакет на заднее сиденье, а затем взглянул на Татьяну. Она пыталась держать себя в руках. Вид у нее был практически невозмутимый и все же слегка встревоженный. Боялась?
— Татьяна, у тебя платья есть, оказывается? — насмешливо улыбнулся Егор, любуясь голыми коленками. Красивыми, заманчивыми коленками.
— Тебе нравится? — смущенно поинтересовалась девушка, тиская пальцами гладкую ткань подола.
— Нужно оценить целиком, — Егор пожал плечами, — но ноги у тебя красивые, Тань, я давно уже это знаю.
