Таньку немного потряхивало весь остаток дня. Егор молчал. Может, его слишком взбесило, что она стащила у него ключи? Но план сам нарисовал в голове, когда она заметила запасной комплект ключей на вешалке в прихожей. Показался достаточно идиотским и потому и был утвержден. Может, она перебрала, и сегодня она все-таки нарвется на ремень?
Серебристый ниссан Егора стоял не у самой общаги — ну и правильно, нефиг декану со студентками перед другими студентками палиться, так? Сам Егор невозмутимо стоял у машины, глядя на часы.
Заметив Таньку, опустил руку, прошелся взглядом от макушки и до носков ботинок. Ничего не сказал. Лицо даже не дрогнуло. От этой демонстративной холодности хотелось орать еще сильнее.
— Прошу, — произнес Егор тоном, далеким от тона просьбы, открывая перед Танькой дверь машины. В этот раз Танька пристегивалась сама, тем более что дважды снаряд в одну лунку не падает, и кажется, целовать ее сегодня никто не собирался.
— Егор…
— Я тебе говорить не разрешал, — оборвал ее Егор. Неприступный, как форд Нокс, ледяной, как айсберг.
Упс!
Кажется…
Кажется, переборщила…
Ни слова сказано не было. Ни одного. И смотрел Егор исключительно на дорогу. В лифте Таньку уже не шутя потряхивало. Она бы извинилась… Если бы он разрешил говорить.
— Пять минут, — заговорил Егор, только уже поворачивая ключ в замке, — на переодевание. Ждать на коленях, на кровати, спиной к двери.
Красные трусы ждали Таньку на графитовом покрывале, которым была заправлена кровать. Больше ничего не было, значит… Значит, больше ничего и не предполагалось. Боже, как кипела кровь, как барабанило сердце. Танька чувствовала себя такой уязвимой сейчас — в одних чертовых кружевных стрингах с бабочкой на заднице. Но… Но она же хотела? Она же хотела именно этого и нарывалась именно на это. И все же было страшно слышать шаги Егора за своей спиной. Аж мурашки по спине бежали. От легких, практически невесомых прикосновений пальцев Егора к голым лопаткам Танька вздрогнула. Провел пальцами от шеи и до задницы, будто оставляя на коже тонкую дорожку тепла и снова отнял руки. Он обогнул кровать, как и в прошлый раз расстегивая на запястье ремешок часов, опуская их на тумбочку, рядом с лампой, закатал рукава. Танька же, отслеживая всякое его движение, чудом не содрогнулась. Ремень снова был тут — лежал рядом с лампой. Тут же был ошейник, черный, с блестящими заклепками, похожий на длинный черный браслет, но самое главное — ремень. Вряд ли в этот раз он здесь для разводки. Желание заорать и спастись бегством стало совершенно нестерпимым. Но… Но Танька никогда не сбегала от проблем и сейчас тоже не сбежит. Если она его выбесила настолько, ну… Ну будет ей впредь наука, как себя вести не стоит.
Егор взял в руки ошейник. Точнее, нет — в правую руку ошейник, во вторую ремень. Подошел к кровати.
— Руки вперед, — ровно произнес, и у Таньки аж в ушах загудело. Только не ремнем по рукам, хрен скроешь эти синяки…
— Руки, — скучающим тоном повторил Егор, — дверь помнишь где?
Танька чуть сглотнула и, прикрыв глаза, вытянула вперед ладони. Ничего, пару ударов она, наверное, выдержит. А он… он, наверное, не будет слишком жесток. Ну, по крайней мере в этом она не сомневается. Не могло его настолько сорвать. Но на пару раз ремнем по рукам его злости хватит.
На ладони… На ладони опустилась без всякого размаха мягкая кожаная полоса с прохладными металлическими бляшками на поверхности. Танька открыла глаза.
Ошейник. На ее ладонях лежал ошейник. А Егор… Егор давил в себе смех, сжимая пальцами переносицу.
Развел.
Опять.
— Господи, солнышко, ты б свое лицо сейчас видела, — выдохнул он, пока Танька пыталась охренеть настолько, чтоб заговорить.
— Смешно? — шепотом поинтересовалась Танька, посылая в пешее эротическое запрет на болтовню.
— Ты забыла одну замечательную вещь, солнышко, — фыркнул Егор, — ты тогда дала согласие на наказание. А тут — нет, не дала.
— А это принципиально важно?
— Да, Тань, это важно, — спокойно пояснил Егор, — не знаю, как для кого, для меня — важно. Видишь ли, смысл не в том, чтобы сделать тебе больно, смысл в твоем принятии.
— Было же оговорено, что если я веду себя нормально — тогда не повторится…
— И ты решила действовать от противного? — насмешливо уточнил Егор.
Танька смущенно опустила глаза. Пояснять не требовалось.
— В следующий раз просто надень ошейник, солнышко, — Егор усмехнулся, — не надо пытаться меня выбесить, потому что, скажем честно, выходит у тебя так себе. Смеялся я сегодня больше, чем злился.
— Извини, — Танька неловко улыбнулась.
Егор же пару секунд смотрел на нее, а потом внезапно качнулся вперед, обхватывая ее шею ремнем, притягивая ее к себе, впиваясь в полураскрытые губы своим беспощадным поцелуем, от которых всякий раз сердце замирало столбиком, как напуганный суслик. А сейчас — от его резкого движения, от жесткого ремня на шее — адреналин и вовсе парализовал Таньку, заставил тело обмякнуть. Давненько она в постели не ощущала себя настолько пассивной… И… Блин, охренительное чувство…
— Любишь ты сюрпризы, солнышко, — шепнул Егор ей в губы, отрываясь, заставляя в который раз почувствовать себя оголодавшей. Слишком мало его, пока что — слишком мало.
— Ты быстро догадался? — тихо спросила Танька, Егор пожал плечами. Кажется, довольно быстро. И даже вернул ей «долг» с лихвой.
— Ты не первая нижняя, которая боится попросить, чтобы ей еще раз надрали задницу, — с усмешкой ответил он, — с этого начинают очень многие. Хотя я от тебя… не ожидал, честно скажем.
Интересно. Интересно, много ли у него было нижних. Хотя кажется, это из разряда «не спрашивай о прошлом».
— Почему не ожидал?
— Ну, на лбу у тебя не написано было, что тебе понравилось, — фыркнул Егор, — а в таких вещах я чутью не особо верю. Пока вслух не скажут — додумывать нельзя.
— У меня просто только с тобой так, — Танька смущенно поежилась, неловко вспоминая, что вообще-то сидит перед Егором почти что голышом. Хотя почему «почти» — как будто те стринги очень много скрывали.
Она многого недоговаривала этим «только с тобой». Вряд ли нормально можно было понять, как именно все в Таньке замирает, когда она рядом с Егором, как сами собой подкашиваются ноги, когда она смотрит ему в глаза. Как в мыслях то и дело проскакивает мысль, что если за то, чтобы он оставался рядом, нужно было стоять перед ним на коленях, то она, пожалуй, постояла бы на них сколько понадобится. Да хоть бы даже вообще не вставала.
— Ну, это заметно, — кажется, Егор тоже вспомнил, что Танька вообще-то раздетая, потому что именно сейчас он потянулся к ней, притягивая ее ближе к себе, — заметно, что для тебя это ново, солнышко, и не обижайся.
