— Я поставлю в воду, — отозвался Егор, — ты не дергайся, ладно?
— Две недели, — Танька болезненно скривила губы и ощутила, как по щекам побежали слезы, — две недели тут, Егор…
— Это в лучшем случае, как мне сказал врач, — тихо заметил Егор, — лучше бы месяц.
— Я не могу…
— Тань, — тихо произнес он, — успокойся. Все в порядке. Я тебя не брошу же.
— Да ты-то причем, — устало выдохнула Танька, — сессия, сессия же! Васнецов. Зачеты.
— Сдашься на дополнительной, раз такой форс-мажор, — Егор пожал плечами.
— С медотодводами хрен добьешься стипендии, — Танька тоскливо поморщилась. — Я не могу здесь даже неделю лежать, зачет по ЦИП в следующий четверг.
— Я мог бы договориться с Андреем, — заметил Егор, — объяснить ситуацию.
— Смычков вообще меня не особенно любит, а если ты еще и попросишь… то он будет уверен, что я свои пятерки благодаря покровительству декана получаю. Ты же помнишь прошлый семестр?
— Дурочка ты моя, упрямая, — ласковые пальцы Егора коснулись Танькиной щеки. И было тепло, ужасно тепло. Танька даже чувствовала себя слегка кошкой и хотела замурлыкать.
— Ну просто… Прости, стипендия это важно.
— Ох, Тань, если тебе это прям жизненно необходимо, могу выступить твоим личным стипендиальным фондом, на один семестр, — заметил Егор.
— Ага, а отдавать мне предполагается натурой, — вспыхнула Танька, дернулась и заскулила от боли в голове.
— Солнышко, основным твоим недостатком является вот этот твой бессмысленный феминизм, — голос у Егора был такой подчеркнуто терпеливый, что Таньке даже стыдно стало. — Никому не станет лучше, если ты свалишь из больницы. Зато у тебя может быть в результате меньше проблем. Ты не в том положении, чтобы дергаться и что-то из себя строить.
Танька не ответила. Не хотелось. Может, положение и не то, но…
Да, если он будет содержать ее целый семестр — это означает, что минимум семестр собирается быть с ней? Новость, конечно, дивная, но… Но… нельзя же… нельзя брать от него деньги… Ни в коем случае.
— Не такая у тебя грандиозная стипендия, чтобы я на ней разорился, — миролюбиво заметил Егор, касаясь пальцами ее щеки.
— Неважно, — тихо шепнула Танька, — просто, это… принципиально.
— Принципиально и ужасно тупо, — отрезал Егор и замолчал, задумавшись. Затем встал, и что-то в груди Таньки отдалось болезненной болью. Вот надо ж было с ним спорить, что он решил уйти.
— Тань, полежи, пожалуйста, — тихо сказал Егор и вышел из палаты. Фух. Показалось. Хотя совет он ей, конечно, божественный выдал. Полежи. Будто у нее был особый выбор. Слабость-то никуда не девалась. И двинуть головой было по-прежнему больно.
Танька притянула к себе букет, уткнулась в него носом. Розы… алые, как чертова кровь. Таньке никто сроду не дарил роз, разве что тюльпанчики на день рождения или восьмое марта. Но розы… Анька регулярно притаскивала подаренные ей розочки по праздникам, чаще всего одиночные — ее парень тоже еще был студентом. И они так одуряюще не пахли. Чаще всего вообще никак не пахли. Эти же прямо благоухали.
Блин. Эти розы ей подарил Егор. С букетом хотелось обниматься, чертовски жаль было, что любоваться им Танька сможет только неделю-полторы. Танька бы вообще не расставались с этим букетом. Может, засушить его как икебану? Хотя бы одну розочку, на память, чтобы хоть что-то осталось после того, как Егору она надоест.
Дверь палаты снова скрипнула, в палату вернулся Егор. Молча подошел, сел рядом.
— Меня отпустят? — тихо спросила Танька.
— Есть один вариант твоей амнистии, — произнес Егор, и Танька скосила на него глаза.
Егор смотрел на нее изучающе, чуть склонив голову.
— Какой вариант? — поинтересовалась Танька.
Егор сунул руку в карман пиджака и, помедлив пару секунд, вытащил оттуда ключи и положил их перед Танькиным носом.
— Если ты переедешь ко мне, — спокойно произнес он. Вот это был практически нокаут…
(Не)возможность отказа
Из горла Таньки вырвался нервный смешок. Самое волшебное в словах Егора было то, что он не шутил — ни тени улыбки в его спокойном лице не было. Лишь настойчивое, практически неподвижное внимание. Он ждал ее реакции.
— Неожиданно, — пробормотала Танька. Хотелось сесть, казалось, в этом положении голова заработает чуть лучше. Но это было очень иллюзорное желание. Лучше бы не стало. Она бы просто приподняла голову и тут же положила бы ее обратно, только в мире стало бы чуть больше боли, которую было совершенно невозможно терпеть и жалобно при этом не хныкать.
— На самом деле я уже об этом думал, — без тени иронии заметил Егор, — экстрим экстримом, но, сколько можно перепихиваться, где попало, солнышко? Или что, мне к тебе ходить на скрипучую кровать в общежитие?
— Аська была бы в шоке, — Танька фыркнула, пытаясь приводить мысли в порядок. Алиева и так была, наверное, в шоке, если Егор и вправду заезжал в общежитие забрать Танькины вещи для больницы.
Вообще, Егор говорил очень правильные, здравые вещи. Которые непременно бы имели место быть, если бы… Если бы Таньке было с ним на что-то рассчитывать, кроме перепиха. Если бы… Но нет, нельзя даже допускать эту надежду. Он просто хочет… А чего он хочет? Какой ему прок в Таньке рядом, в его квартире, да еще и шандарахнутой на голову — теперь еще и буквально?
— Тебе подумать нужно? — спросил Егор, кажется, заметивший, что Танька подзависла. Ладно, думать бессмысленно, мысли Егора Танька не прочитает, миелофон* она еще не изобрела. А вот рот был изобретен кем-то очень умным гораздо раньше, и пользоваться им можно было без особых проблем.
— Зачем тебе-то это? — тихо спросила Танька, фокусируя взгляд на ключах. Нет, точно комплект был подготовлен для нее. Поверить, что Егор может пользоваться для ключей брелоком с мишкой-Тедди, было невозможно. Значит… Он и вправду это обдумывал? Охренеть. Васнецов хочет, чтобы она к нему переехала. Господи, как бы от осознания этого факта не размечтаться. Это же ради комфортного секса, да? Хотя какой сейчас секс для нее-то с ее сотрясением?
— Солнышко, вот представь, у меня есть не только член, да, — насмешливо сообщил Егор, и Танька даже слегка вспыхнула от того, как он ловко подрезал ее мысли, — и мне не нравится идея, что ты будешь валяться с сотрясением в общежитии, где тебя может снова подкараулить Лазарь.
С минуту Танька пыталась сообразить, при чем тут вообще Лазарев, и только потом, осколками, клочками воспоминаний до нее доходит, что да — кажется, по голове ей съездил именно он. Блин. И как так вышло вообще?
— Он же не знает, где мое общежитие, — с легким недоумением заметила Танька. Не то чтобы она не боялась встречи с Лазаревым — после того как благодаря ему она уже оказалась на больничной койке — тут уж было как-то не до иллюзий. Ей с ним действительно было лучше не встречаться. И не столько для морального комфорта, сколько для того, чтобы продолжать ходить на своих ногах.
