Ну, блин… Пересчитал? Серьезно?
*миелофон — прибор для чтения мыслей (Алиса Селезнева, Кир Булычев)
Выписка
«В конце недели» обещанное лечащим врачом Таньки в конечном итоге вылилось в почти что неделю, и только во вторник врач, недовольно хмурясь, согласился разрешить выписку на амбулаторное лечение.
Танька подыхала. От неподвижности — да, голову она уже могла поднимать. Медленно — даже вставать. И передвигаться по несколько минут, потом тело все равно норовило принять горизонтальное положение. От нервяка — потому что на подготовку к зачету оставалось всего ничего, а голова отчаянно плохо работала. От волнительной, но такой тревожной перспективы съехаться с Егором — она сейчас была невыносима дерганная, уже сама себя ненавидела. Раздражало все, яркий свет, громкие голоса, сильные запахи. Тошнило практически от всего. Если бы Егор не приносил ей еду, а Анька не таскала бы бананы — Танька за эту неделю в больнице усохла бы до состояния глиста. Потому что у них тут то каша пригорала, то суп был какой-то совершенно непонятной консистенции с плавающими пятнами жира, то рагу приносили такого вида и с таким запахом, будто для его изготовления пользовались части тела пациентов, скончавшихся в больничных стенах…
На третий день Танькиного лечения в больницу пришел полицейский, предложил оформить заявление. Танька согласилась. Честно говоря, трепета перед Лазарем у нее не было ровным счетом никакого. Она вообще не очень догоняла, насколько к себе паршиво нужно относиться, чтобы отказаться от того, чтобы мудака, отправившего тебя больничную койку, привлекли к ответственности.
Танька впервые за время учебы в МФТИ влетела в больницу. Она обычно довольно серьезно относилась к заявленному преподавателям девизу «Даже смерть — не повод не приходить на лекцию», как-то даже самоубийственно приперлась на лабораторку к Егору с высоченной температурой — бледная как смерть, но отважно готовая на подвиги. Тогда Егор, кстати, отправил ее домой, сказал, что ответственность — это, конечно, хорошо, но ему, мол, не нужно, чтобы Локалова вот в таком вот виде, настолько же бледная, являлась к нему укоризненным призраком, после того как скончается от передозировки этой самой ответственности.
Суть произошедшего во вторник Танька до сих пор не особенно понимала. Она нашла в телефоне СМС от Егора Л. и, честно говоря, подзависла на это. Во-первых, Лазарь в принципе у нее всегда был «Егорчик», во-вторых… если ее не глючило, она удалила его номер буквально в тот же день, как завизировала перед обоими Егорами свой с Лазаревым разрыв. Хотя… Может, и глючило. Памяти сейчас Танька не верила в принципе. Весь вторник, когда она получила по голове, целиком не складывался. Только из каких-то отрывков, осколков, без четкой картины случившегося. Когда Танька сказала об этом своему врачу, тот сказал, что это как раз нормально, и к сожалению — ничего с этим было сделать нельзя. Последствия гематомы. Может, память о дне сотрясения восстановится, а может — нет. Очень вероятно, что нет.
Хреново это было. Потому что Танька очень бы хотела вспомнить, действительно ли удаляла номер Лазаря и вне зависимости от ответа на этот вопрос — правильно ли она помнила, как был назван контакт в телефонной книжке.
И почему такой странный текст у самого сообщения.
«Буду ждать тебя у машины»
Егор сказал, что драка произошла у его машины. Да, может, случился космический прокол и Танька перепутала Егора В. с Егором Л., но откуда Лазарев-то мог знать, что это все-таки произойдет? Нет, ничего не было ясно. Совсем ничего. В Танькиной больной голове этот пазл сейчас не складывался ни в одну внятную картинку. Она не стала рассказывать это Егору, честно говоря, она себя чувствовала перед ним виноватой — все-таки с Лазарем-то она пересеклась, пусть и не помнила особенно, каким это макаром.
Она думала, что Егор заберет ее вечером, но он приехал буквально в обед, видимо, сразу после утренних пар. Явился — такой восхитительно деловитый, энергичный, собранный, что хотелось пищать и издали любоваться этим широкоплечим совершенством.
— Солнышко, я говорил, чтоб ты не собирала вещи? Тебе нельзя переутомляться, — сердито произнес Егор, заметив у кровати уже подготовленную сумку.
— Это медсестра помогла, — оправдываясь, произнесла Танька, медленно присаживаясь на кровати. Она дремала уже одетой — поверх покрывала. Медсестра же обещала забрать постельное вечером, в конце смены.
— Помогла или собрала? — Егор сощурился.
— Она почти все собирала, — честно ответила Танька, — я совсем чуть-чуть, правда.
— Ох, ладно, — Егор качнул головой, видимо, решив, что с больными не спорят, а теперь у Таньки еще и справка в доказательство была, и, взяв сумку, склонился к Таньке, обхватывая ее за плечи. От него сильно пахло табаком, и это было ужасно непривычно. Впрочем, запах ему шел. Пахни сейчас от него каким-то парфюмом — Таньку могло и затошнить. Идти с Егором вот так было тепло. Но тяжело — пространства было слишком много, голова то и дело порывалась кружиться. Все-таки ощущалось с каждым сделанным шагом, что лечащий врач был прав, и Таньке было бы лучше остаться в больнице, но сдаваться Локалова не собиралась.
Поэтому — коридор, лифт, пройти через холл больницы. Дойти до машины Егора. Сползти пластиком на заднее сиденье и съежиться там. Все силы кончились, голова раскалывалась. Как она послезавтра доползет до зачета и даже там что-то ответит — было загадочно и непонятно, но Танька изо всех сил надеялась, что она — как супермен, — сможет сотворить невозможное.
— Ты жива? — забросив сумку в багажник, Егор вернулся в машину и уставился на Таньку. — А то я, кажется, зря повелся на твои капризы, и надо было оставить тебя в больнице.
— Нет, нет, — испуганно воскликнула Танька, — я жива.
— Неубедительно, но ладно, — Егор вздохнул, — раз уж из больницы мы уже вышли — давай попробуем добраться до дома.
Он вел машину так бережно и медленно, что в какой-то момент Таньке показалось, что быстрее было бы пешком дойти.
— А в универе у тебя нет дел сегодня? — тихонько пискнула Танька.
— Были. Но закончились. И не отвлекай водителя.
Не было никакой проблемы. Танька в принципе ощущала легкую сонливость и продремала практически всю дорогу.
— Могла и лечь, — заметил Егор, уже запарковавшись. Действительно, можно же было и лечь, наверняка Егор это предусматривал, загружая Таньку на заднее сиденье.
— Не подумала, — шевелить мозгами в принципе было сложновато. Честно говоря, до Таньки уже сейчас дошло, что скорей всего на зачете она будет зависать и пытаться связать три слова в одно предложение. Перспектива медотводов и заваленной сессии становилась все отчетливей. И Таньке было страшновато, но выхода… выхода она не видела. Ладно. Сначала попробует, ну а когда провалится — вот тогда и будет плакать.
— Ну, давай пойдем, солнышко, — с поддержкой Егора было возможно все. И не только до подъезда дойти, но и в принципе куда угодно. И плевать, что голова нещадно кружилась. Все-таки правы были те господа, что раскладывали влюбленность на гормональные реакции и говорили, что, мол, эйфория вполне может справиться с болью. Да. Помогало. Даже стоять вертикально помогало, в том же лифте — лишь бы вот так, лишь бы так — уронив голову на плечо Егора и прикрыв глаза. Жаль только недолго тот лифт взлетал на двенадцатый этаж, Танька бы позависала подольше.
