Вчера, позавчера… я понятия не имела, сколько была без сознания, сколько времени прошло с той минуты. Сколько бы ни прошло, в памяти оно отпечаталось так, будто это случилось несколько мгновений назад.
— В этом дворце полно желающих провести с вами ночь, — сказала я. Лед в голосе позволял удержать готовую просочиться в него дрожь. — Или вы настолько пресытились, что получаете удовольствие исключительно когда женщина сопротивляется?
В меня ударило холодом. Глубинным, животным, давящим, не оставляющим ни малейших сомнений, что он рожден в самом сердце Смерти и Тьмы. Его глаза стали настолько темными, что по сравнению с ними даже на черном полотне можно было отыскать самые разные оттенки.
— Повтори, — негромко произнес он. — Что ты только что сказала?
— Вы меня прекрасно слышали, — я отвела руки за спину, чтобы сцепить пальцы. Держаться мне было больше не за что: в этой спальне не осталось даже вьюнов и зелени, к которым я могла бы обратиться за помощью. — И у меня убедительная просьба, ваше аэльвэрство. Оставьте меня одну. Сейчас же.
Золтер шагнул вперед так стремительно, что у меня перехватило дыхание. Отпрянув, зацепилась каблуком за порожек, с которого не так давно спустилась, я бы упала. Если бы он не перехватил меня за талию. Короткий и вместе с тем невыносимо долгий взгляд камнем упал на самое дно сердца.
— Ты должна была понять, что мои приказы не оспариваются, — жестко произнес он.
— Я не ваша подданная.
— Сейчас ты на моих землях. И будешь подчиняться законам Аурихэйма.
— В Аурихэйме есть законы?
Тьмы в его глазах стало еще больше, но вместо ответа меня развернули лицом к дверям.
— Ванная комната, Лавиния. У тебя есть пять минут, чтобы раздеться. Самостоятельно.
Понимая, что говорить нам с ним больше не о чем, стряхнула его руки и направилась к двери. Сама мысль о том, чтобы раздеться, когда он здесь, была невыносимой, но я все-таки запечатала себя за дверью. Потянулась к воротнику амазонки, и поняла, что не смогу. Просто не смогу заставить себя даже избавиться от обуви, не говоря уже о чем-то большем.
Пять минут.
На что?
Огляделась: эта комната (похоже, в Аурихэйме они были при каждых покоях) больше напоминала ту, что были мне знакомы по родному миру. Тяжелые ножки поддерживали ванную, достаточно большую, чтобы в ней разместиться с комфортом. Многочисленные полочки с пузырьками и мыльными шариками. Полотенца.
Здесь даже туалетный столик напоминал о том, какой был у меня в Мортенхэйме, и кресло, придвинутое к нему — тоже. Поразительно, разве что цвет другой: насыщенно-синий со сталью вместо кремовой парчи и золотистых вкраплений. Почему-то именно это стало последней каплей.
Опустившись в кресло, я закрыла лицо руками, стараясь не думать про дом. Про то, что мне сегодня пришлось пережить. Про кошку, которую убила Ирэя, про кричащего в руках Золтера детеныша, про оскаленные морды псов. Когда-то, когда я была совсем девчонкой, а Луиза была в Мортенхэйме всего лишь гостьей, она вывела погулять своего дога, Арка, во внутренний двор. Правда не подумала о том, что неподалеку конюшни и псарня, и что собаки не потерпят чужака.
Разумеется, на них напали: я увидела это из окна коридора, по которому шла. И, не задумываясь, бросилась во двор, чтобы отогнать свору.
Луиза не почувствовала моей силы, потому что с магией была на «вы», а я умудрилась простыть. Потом меня лечил Винсент, лечил с помощью магии армалов, и, хотя я задыхалась от кашля, я знала, что все будет хорошо. Потому что рядом со мной брат, и потому что я спасла Луизу и Арка, развернув псов с наших конюшен.
Первая горячая капля упала мне на манжет.
Вторая осталась на ладони, скользнула по запястью под рукав.
Что стало с третьей, я уже не почувствовала, потому что за моей спиной открылась и снова закрылась дверь.
Отведенные мне пять минут истекли.
А.О.
Пять минут он оставил себе.
Потому что рвущаяся изнутри тьма грозила обратить в тлен все, что его окружало, а Золтеру не полагалось испытывать таких чувств. По большому счету, ему тоже не полагалось, но справиться с чувствами рядом с ней у него не получалось никогда. С той самой минуты, когда он увидел ее впервые, а может быть, с той, когда его ладонь впервые легла ей на талию, чтобы вести в танце.
Леди Лавиния Биго должна была послужить совершенно иной цели, и вовсе не той, которую готовил для нее Золтер. Ее смерть должна была ослабить его, а после справиться с ним было бы делом времени… если бы не одно «но». Помешательство, имя которому Лавиния.
Сумасшествие, наваждение, Льер и сам не мог подобрать определение тому, что испытывал к ней. Ее магия оказалась сильнее, чем кто-либо мог представить, она вырывалась из-под его чар так отчаянно, что мгновения промедления могли стать для него роковыми. И тогда он сделал единственное, что пришло в голову, единственное, опасное и запретное — он ее поцеловал.
В мире смертных поцелуям давно перестали уделять должное внимание, но в Аурихэйме они по-прежнему имели силу. Поцелуй для элленари — своего рода обряд, подтверждение серьезных намерений, обещание, чаще — брачная клятва. Поцелуй при должном ответе связывает двоих неразрывной нитью до самого благословения у Арки. Не зря армалы использовали его для скрепления брачного договора, для них эта магия была сильнее клятвы крови.
Он не ожидал, что она сумеет разрушить наваждение чар элленари и ответит, но она ответила.
Золтер об этом не знал, иначе убил бы ее раньше, чем назначил ему наказание. Потому что начиная с этой минуты ни одно предназначение уже не имело смысла, Арка не подтвердила бы этот союз не при каких обстоятельствах, пусть даже небо рухнуло бы на землю. Потому что, сама того не зная, своим ответом Лавиния выбрала его.
Это не отменяло их с Золтером связи: узор мьерхаартан, который Льер в точности скопировал себе на предплечье, так или иначе привязал Лавинию к повелителю. В мире смертных этот узор назвали бы помолвочным, за счет связующей пару магии он заставлял будущих супругов испытывать влечение друг к другу.
Мысли об этом сводили с ума.
Равно как сводили с ума мысли о том, что случившееся после Арки было против ее воли. После того, как Хьерг подтвердил их близость, внутри словно опрокинулась чаша с раскаленным металлом. Он никогда не думал, что способен на такие чувства — ярость, безумная, выжигающая, осознание того, что Лавиния все-таки поддалась магии узора и Золтера. А потом… просто всадила кинжал ему в грудь.
Что способно заставить мага жизни убить?
Тогда Льер думал, что знает о ней все.
Тогда, как и в самом начале, он ошибался.
Лавиния сидела у зеркала, закрыв руками лицо, но стоило ему войти, отняла ладони и выпрямилась. Глаза блестели от непролитых слез, и ему снова захотелось выпустить тьму. Разрушить этот замок до основания, обратить в тлен каждую башню за все, что здесь с ней случилось.
