Знакомые темные стены и запечатанные комнаты.
Когда к Льеру устремились щупальца тьмы, я вздрогнула, но целительница покачала головой.
— Не волнуйтесь, тьма не причинит ему вреда.
Я все еще не могла к этому привыкнуть, но стоявшая рядом элленари даже побелела от напряжения, подхватив одно из щупалец ладонью. Ее пальцы чуть подрагивали, текущая сквозь тело Льера тьма билась вместе с его пульсом.
Тянущиеся к нему путы отпрянули так же неожиданно, как и несколькими минутами раньше его окутали.
— Ничего не понимаю, — произнесла элленари своим низким рваным голосом. — Он пропустил через себя Пустоту, и он в полном порядке. Не считая цвета волос.
Серебряные пряди и правда сияли под иссиня-черными магическими светильниками, как напоминание о том, что только что произошло. Пустота, способная уничтожить целый мир, всего лишь отметила его сединой.
Спасибо, Всевидящий!
Целительница сложила ладони лодочками:
— Ваше аэльвэйрство, он приходит в себя.
Она едва успела договорить, как Льер распахнул глаза, и я, позабыв обо всем, просто бросилась к нему. Упала рядом с ним на постель, целуя его лицо, обхватывая ладонями, сильные плечи, совершенно не заботясь о том, что это кто-то видит.
Да пусть хоть весь Двор видит!
Он жив, и это главное. Это главное…
— Лавиния… — Улыбка на его губах расцвела в моем сердце. Он осторожно притянул меня к себе, словно не мог в это поверить. — Что я пропустил?
— Ничего, — ответила я, с трудом сдерживая слезы и целуя его. — Ровным счетом ничего.
— Поверить не могу, что ты сказала им всю правду, — произнес Льер, глядя на меня.
Мы лежали в нашей комнате, я обнимала его, и больше ни о чем не хотела думать. Ни о том, что Ирэя сбежала, и ее не могут найти, ни о том, что Амалия взята под стражу. Я настояла на том, чтобы она осталась в своей спальне, но говорить с ней пока была не готова. Завтра, все завтра. Для меня настоящее сосредоточилось в одном-единственном мужчине, который чудом (какое не могли объяснить даже всезнающие элленари) остался жив и сейчас находился рядом со мной.
Льер пропускал мои пряди сквозь пальцы, и я сделала то же самое.
— Красавец, да? — усмехнулся он.
Снежная прядь шелком скользнула по ладони, и я улыбнулась.
— Тебе идет.
Он приподнял бровь.
— Нет, правда.
— Мог бы не переспрашивать.
— Ты и не переспрашивал, — хитро заметила я. — Но со мной можешь быть уверен, что правды тебе не избежать. Даже если она очень неприятная.
— О, это я уже понял, — в тон мне ответил он.
А потом наклонился и коснулся губами моих губ. Сколько за сегодняшний вечер было таких поцелуев — легких, невесомых — не перечесть. Я потеряла им счет, и я была счастлива. Безоговорочно несказанно счастлива, наверное, впервые за всю свою жизнь чувствуя сама. Теперь я понимала, что морок влюбленности в Майкла не шел ни в какое сравнение с силой настоящей любви.
— Ронгхэйрд сказал, что тебя хотят предложить стать королевой Двора.
— Мне?! У меня же другой источник силы, — искренне изумилась я.
— Мать Золтера была королевой Двора Смерти, — напомнил Льер.
При упоминании о Золтере меня передернуло. Теперь я поняла, о чем говорила Арка: память рода вернулась через меня, как это произошло во время раскрытия моей истинной силы в зале. Я все равно узнала бы правду так или иначе, даже если бы все пошло по другому пути, когда сила жизни набрала бы мощь, я бы все вспомнила. Об этом мне тоже рассказал Льер — оказывается, это глубочайшее признание мира. Если элленари «видит» всю многовековую историю рода, она не просто признана Аурихэймом, она признана как достойная править.
Рассказал он и о том, почему не мог почувствовать меня в нашем мире: уходя из Аурихэйма, элленари не просто слабеют, но и становятся смертными. Рожденные в другом мире ничем не отличаются от людей, с той лишь разницей, что в их крови дремлет сильная магия.
— Она была женой короля, — отмахнулась я. — К тому же… я не хочу править. Я не вижу себя королевой.
— Но ты королева, Лавиния. Ты защитила их, когда им угрожала смерть. Не просто смерть — небытие.
— Вообще-то я вяло сопротивлялась, — сказала я. — А защитил всех ты, когда пропустил через себя тьму. Когда я думала, что тебя потеряла…
Льер усмехнулся, а потом крепче прижал меня к себе.
— И мы почти подошли к вопросу, который я давно хотел тебе задать. Ты станешь моей женой? Если уж ты так хочешь быть королевой при короле…
— Погоди, — сказала я. — Ты сейчас намекаешь, что…
— Да, нас хотят видеть парой.
— Потрясающе!
— Лавиния, я не так выразился, — он рассмеялся. — Мне плевать, что они там хотят. Я хочу, чтобы ты была моей. Безраздельно моей. Завтра ко двору прибудет моя мать…
— Надеюсь, она задаст тебе хорошую трепку, — хмыкнула я.
— Все никак не можешь забыть, что я ей не сказал?
— Никак, — ответила я. — И думаю, не только я. Ты все продумал, да?
— Когда? — почти искренне возмутился Льер.
— Не знаю, — я пожала плечами.
— Лавиния, — он погладил мой подбородок и мягко сомкнул пальцы, разворачивая меня к себе лицом. — Ты ответишь на мой вопрос?
Прежде чем я успела сказать, что подумаю — исключительно из вредности, на ладони его возникло колечко. Аккуратное колечко с ярко-синим сияющим камнем с черными прожилками, который был до безумия похож на…
— Алаэрнит! — воскликнула я.
— Да, — подтвердил Льер.
Камень мага. Так его называли у нас, но месторождения (если они и были когда-то, а сейчас я очень в этом сомневалась) иссякли в глубокой древности. До нас дошли только несколько украшений с алаэрнитом, передающихся из поколения в поколение, и те постепенно теряли свою силу. В нашем мире алаэрнит угасал.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Лавиния, — произнес он. — Хочу, чтобы ты стала моей. И я знаю, что в твоем мире принято делать так…
Льер подхватил мою руку и надел кольцо мне на палец.
— Ты выйдешь за меня?
Я закусила губу, глядя на переливающийся искрами камень, отзывающийся на мою силу. Здесь его сияние было таким ярким, что хотелось зажмуриться.
— Да, — тихо сказала я. — Да, Льер, я выйду за тебя.
— Ну все. Теперь можно спокойно спать.
— Что?!
Мой крик был таким громким, что задремавший на кушетке в изножье бъйрэнгал подскочил и принялся озираться по сторонам. Льер расхохотался, и я стукнула его по плечу.
