– Нарушение правил! Нарушение правил! – кричит Тимур, но всем же ясно, что в бой его больше не пустят, просто снимут баллы с первого отряда.
– Пора, – говорит Зоя, быстро слезая с дерева. Основной отряд штурмовиков выстраивается вокруг нее, и они начинают спускаться к реке. Зоя останавливается на краю обрыва, Стас спрыгивает вниз. За ним следуют еще четверо. Зоя стоит на краю и смотрит, как ради нее жертвуют собой люди, которых она едва знала. Им хватает и трех минут, чтобы расправиться с теми, кто поджидал их у реки. Противник уже деморализован; лишь те, кто оборонял сам штаб, плотнее сжимают ряды.
Зоя сосредоточенно наблюдает за схваткой внизу, когда краем глаза видит какое-то движение.
– Сдо-о-охни-и-и, – Яна летит на нее, выставив пальцы с когтями. Зоя отшатывается, когти царапают ее по щеке, сгребают воздух над плечом. Ничего больше Яна сделать не успевает – ее уже скрутили, сорвав погоны. Но она продолжает сыпать отборной базарной бранью, плеваться в Зоину сторону и орать. В конце концов поверженную соперницу отшвыривают прочь, помогают Зое спуститься по осыпающемуся обрыву. Остатки ее штурмовиков собираются у кромки воды. Неожиданно появляется Антоха – предводитель «отряда самоубийц», единственный выживший в мясорубке у моста.
– Ну ты крут, – улыбается Зоя, пока он поглаживает целехонькие погоны и довольно жмурится.
Из камышей тоже выбираются несколько «красных», мокрых до нитки. У кого-то всего один погон, но они продолжают рваться в бой. Да, им нельзя по правилам бегать, но в воде разница между бегом и ходьбой не так уж заметна. Зоя осматривает поредевшие ряды своих соратников. Двенадцать человек. Защитников флага – девять, но всё равно это будет битва не на жизнь, а на смерть.
Клином они врываются в воду. Окружают камни со всех сторон, пытаются на них вскарабкаться, но «желтые» наступают им на пальцы, не дают даже уцепиться. Наконец кому-то из Зоиного отряда удается схватить за ногу одну из девиц, и та с визгом плюхается в воду, подняв тучу брызг. В образовавшуюся брешь в обороне тут же прорываются несколько «красных», и на камнях завязывается бой. Зоя стоит по пояс в воде, справа – Стас, слева – Антон, и сорванным за сегодняшний день голосом отдает команды своим. В воду то и дело падают «погибшие» из обеих команд. На берегу выстраиваются те, кто остался без погон, хлопают, орут и скандируют речевки.
– Всё, я больше не могу, – говорит Зоя, и парни помогают ей запрыгнуть на камни. Там не осталось и половины участников, но те, кто уцелел, продолжают яростно биться, в надежде сорвать с врага последние погоны. В центре, укрепленный в кучке песка, полощется желтый флаг с восходящим солнцем. В его сторону кидается Смирнов, но Стасу и Антохе общими усилиями удается сдержать натиск. Зое больше никто не преграждает путь. Перепрыгивая с валуна на валун, она рвется к заветному флагу.
Она видит Никиту. Он лежит распластавшись на самом большом валуне, и из его груди бьет кровавый ключ. Никита поворачивает к ней голову и улыбается посиневшими губами.
Зоя кричит. Зоя кричит так, что начинает болеть в груди. Она хватает флаг, замахивается, но валун абсолютно пуст. Только красные бумажные квадраты ворошит ветер.
– Победа! – кричат у нее за спиной.
– Ура! – раздается с берега.
Зоя едва дышит от ужаса, но десяток рук уже несет ее с проклятых камней на берег. Навстречу кидаются остальные, в воде начинается настоящая давка, никакие крики вожатых не помогают.
– Ура! Ура! – крики ее соратников сотрясают воздух. А она стеклянными глазами смотрит перед собой, намертво вцепившись в древко. Ее опускают на песок.
Зоя стоит, как статуя, еще несколько минут. Потом вздрагивает, оглядывается по сторонам и быстро шагает прочь, неся в руках вражеский флаг. Вода течет с нее ручьем, в кроссовках хлюпает, оцарапанная Яной щека нещадно саднит. За ее спиной третий отряд радостно плещется в реке.
Порыв удушливого ветра заставляет Зою остановиться. Взлетают в воздух желтые и красные бумажки – чьи-то символические жизни. Сквозь разметавшиеся волосы, сквозь траурное конфетти, сквозь морок цветочного запаха она видит ее – Киру. В том же лицемерном детском обличье стоит на обрыве, смотрит равнодушно.
– Тебе это нравится, правда? – говорит она.
– Что? – Зоя покрепче сжимает трофейный флаг, чтобы в случае чего нанести удар.
– Власть. Когда тебя слушают беспрекословно. А я могу тебе это дать.
– Так это была презентация? – Зоя кивает на свою команду.
– Можно сказать и так, – на Кирином лице появляется что-то вроде улыбки. – Чтобы ты поняла, чем я могу тебя наградить.
– В обмен на что?
– Ты будешь принадлежать мне.
Зоя невольно встает в оборонительную позицию, хотя Кира даже не шелохнулась.
– Нет, ни за что! Ты не получишь ни меня, ни их!
– Глупая, – Кира качает головой. – Их я уже получила.
23 июня
Белесое солнце лениво поднималось в небе, подернутом облачной рябью. Было всего лишь утро, обычное лагерное утро, но Зоя чувствовала, что оно приближается. Сигнал подъема, всегда сопровождавшийся хлопаньем дверей, шумом и хохотом, теперь звучал в пугающей тишине. Зоя вышла в безлюдный коридор, заглянула в соседний блок. Бледная Ксюша сосредоточенно чистила зубы перед зеркалом. На Зою она даже не обернулась. «Выходим», – механически произнесла Марина, поднявшись на их этаж, повернулась и пошла на улицу. Ни секунды не мешкая, из комнат парами стали выходить Зоины соседи, молча спускаться по лестнице и строиться у выхода. Зоя брела за ними следом, с тревогой вглядываясь в каменные, безжизненные лица и пустые глаза. Она тронула за локоть Настю, не умолкавшую раньше ни на секунду. Та медленно повернула к ней голову, ничего не говоря и не узнавая. Точь-в-точь как Никита тогда, на дорожке у изолятора.
Второй отряд стоял у своего корпуса ровной колонной. Все молчали, все смотрели прямо перед собой. Промаршировал мимо первый отряд; второй, без какой-либо команды, тут же пристроился за ним, а следом и третий. Так всегда было, за две с лишним недели можно и привыкнуть к установленному порядку, но та механическая скованность, с которой ребята выполняли необходимые действия, заставляла Зоино сердце сжиматься от ужаса. «Ясные зори, ясные зори, будут с тобою и в счастье, и в горе», – хрипело из динамиков, пока флаг лагеря со скрипом поднимался по мачте. Несколько сотен глаз следило за его восхождением. Зоя тоже смотрела на него, но видела странное белесое солнце в небе.
– Мы начинаем прощаться с нашим лагерем, – сказала в микрофон Валентина Петровна, и Зоя вздрогнула. Прощаться с лагерем? О чем она? – Сегодня вечером нас ждут прощальный костер и дискотека. А последний день смены мы по традиции посвящаем сборам и финальному концерту вожатых.
Директриса говорила монотонно, не повышая голоса. В рядах детей даже слово «дискотека» не вызвало никакого оживления. Все стояли, вытянувшись по струнке. Зоя переводила взгляд с одного лица на другое, но ни у кого не видела ни малейшего проявления эмоций. Порыв теплого летнего ветра донес до нее новую волну удушливого запаха, и ее снова затошнило. Это невыносимо, невыносимо! Невыносимо видеть, как люди вокруг, словно куклы, поглощают в столовой еду. Невыносимо видеть знакомых парней с вязанками дров. Невыносимо видеть стеклянные глаза твоей вожатой, заученно повторяющей одни и те же фразы. Невыносимо видеть кладбищенские цветы на стендах, потрепанные флаги, кучу хвороста до небес, уже сложенную в костровой яме на линейке. Можно встать посреди этого кошмара и кричать во всё горло, но никто не очнется, не посмотрит на тебя, не прислушается к твоим словам. Все продолжат деловито и сосредоточенно готовиться к своей смерти.
