– Перстень вынуждает его искать невесту, – сказал мне однажды Тизар. – Но Карриан не хочет этого делать, и магия перстня наказывает его за отказ. С каждым разом наказание будет все сильнее. Не знаю, как император переживет оставшийся год. Боюсь, или магия, или перстень его однажды убьют.
Я, когда это услышал, откровенно струхнул и начал следить за самочувствием императора еще пристальнее, чем раньше. Я не отходил от него ни на шаг. Все «провода» от «камер» перетянул в его покои, создав из них некое подобие операторского кресла, в которое забирался по вечерам и часами наблюдал за происходящим во дворце. Порой я там даже засыпал, продолжая во сне видеть цветные картинки. Императору мое кресло тоже приглянулось, так что, пока я был занят своими делами, он иногда экспериментировал сам. Я создал для него все условия. И это тоже помогало отвлечься от невеселых мыслей, которых с каждым днем крутилось в его голове все больше.
– Мне не нужна эта женщина, – процедил Карриан, когда я передал ему слова придворного мага. – Она не захотела стать моей, поэтому я тоже от нее отказываюсь. Императрицей и матерью моих детей она не будет!
Он зло покосился на кольцо, от которого было столько проблем, и я почувствовал, как душит меня вмиг потяжелевшая цепочка. Теперь для этого императору не нужно было даже прикасаться к кольцу – хватало простых эмоций. И все они были жгучими, яркими, обжигающими, колючими. К ним было страшно прикоснуться – настолько он ненавидел свою не случившуюся «невесту». Не знаю, что сказал бы Карриан, узнав, кто именно вытащил из фонтана второй перстень, но думаю, что ничего хорошего из этого бы не вышло.
Он действительно ненавидел свою «невестушку» всей душой. И каждый день эта ненависть отравляла жизнь нам обоим. Мы от нее задыхались. Я – так точно. А он… он всего лишь сходил с ума от невозможности что-либо изменить. И чем больше в этом упорствовал, тем больнее била по нему магия первого императора.
– Спасибо, – выдохнул Карриан, когда я в очередной раз выпил у него излишки. – Но это не твоя вина. Зря переживаешь.
«Да как же не переживать?! – молча крикнул я, чувствуя себя последней сволочью. – Одно хорошо: недолго осталось. Всего девять месяцев потерпеть, а потом и ты, и я будем свободны».
Зима принесла с собой долгожданное облегчение.
Вместе с первым снегом растормошенные Каррианом эмоции постепенно улеглись, и нам стало малость попроще. Когда император закипал, я сохранял спокойствие за нас обоих. Когда его душила злость – я открывал окно и впускал в кабинет прохладный воздух. Какое-то время это хорошо помогало, и мы более или менее спокойно дожили до середины зимы. Но потом магия императора сделала новый виток, и все стало гораздо хуже.
Месяца за три до окончания срока срывы у Карриана стали настолько частыми, что я теперь боялся оставить его одного даже на пару минут. Приступы следовали один за другим. Уже без всякой причины. Дар императора ни с того ни с сего вдруг взрывался подобно петарде, и, если рядом не оказывалось меня, то страдала мебель, важные бумаги, стены, окна… однажды Карриан умудрился испепелить балкон, на котором я любил по вечерам смотреть на звезды. Потом уничтожил люстру в кабинете. Обратил в пепел собственную кровать. Тизар, всерьез озаботившись состоянием императора, отменил все приемы и запланированные ранее мероприятия. Но положения это не спасло – покои его величества планомерно обращались в прах, и находиться рядом с ним без риска для жизни мог только я один. К сожалению для себя и к огромному счастью для всех остальных.
В последние недели нам даже ночевать приходилось в одной комнате. У стены. На двух матрацах, потому что после бесславной кончины третьей подряд кровати Карриан велел их ему больше не затаскивать. По ночам он снова начал плохо спать. Но на этот раз уже сам просил усыпить его магией. И я усыплял. Опутывал его стабилизирующими нитями как коконом, в надежде, что это убережет дворец от беды. Сам ложился рядом. Брал императора за руку. И всю ночь чутко караулил его сон, потихоньку выпивая льющуюся из него магию, которая образовывалась с неимоверной скоростью и всегда была направлена исключительно на разрушение.
Контроль над этим процессом он полностью утратил примерно за месяц до дня «икс», которого все окружение императора ждало, как манны небесной. Карриан устал от постоянных эмоциональных качелей. Да и я устал не меньше, потому что откат раз за разом ударял именно по мне. Императора это бесконечно бесило. Меня огорчало. Он, в свою очередь, злился еще больше, и день за днем этот снежный ком только нарастал.
Дело дошло до того, что даже Тизар стал бояться заходить в императорские покои, чтобы ненароком не усугубить ситуацию. Все текущие дела Карриану пришлось сбросить на советников, что тоже не добавляло настроения. Сидеть в собственной спальне, зверея от тишины, собственной беспомощности и ничегонеделания… Все, что нам оставалось в такой ситуации, это говорить. Травить анекдоты, вплоть до бородатых, пересказывать байки, легенды, сказки. Вспоминать детство. Делиться тайнами. Вместе ржать. Зевать. Ходить в сортир, благо их тут было предостаточно. Не к месту дрыхнуть, на пару есть переданные через Тизара вкусности. Молчать. Принимать ванну. Тренироваться на ограниченном пространстве. Стучаться головами об стены, всеми силами пытаясь отвлечься от скуки. Материться, изощряясь в знании непечатных идиом. Снова ржать. Потом опять бороться. А затем садиться на жесткий пол и часами плевать в потолок, время от времени задавая друг другу вопросы.
Говорят, общая беда сближает, и это, пожалуй, верно, потому что спустя пару недель я к собственному удивлению понял, что знаю об императоре все. Как он рос. С кем дружил. Где именно встретил и как собрал свой личный десяток. Почему не любит людей и отчего так привязан к бабушке. Я выяснил, как и почему был убит его дед. Узнал, каким именно образом Карриан убил своего наставника и как плакал, решив, что все во дворце мертвы, а он один остался посреди вымершего склепа, в котором было страшно, холодно и темно…
Не знаю, рассказывал ли он об этом кому-то еще, кроме меня и вдовствующей императрицы, но я также понял, почему Карриан не любит чужих. В его положении доверие – непозволительная роскошь. И то, что за доверием рано или поздно следует предательство, он тоже усвоил очень хорошо.
Он много мне чего успел рассказать за эти дни. Того, чем люди обычно не делятся с другими или же делятся, но с теми, кого надеются больше не встретить. Синдром попутчика или что-то в этом роде. Но я молчал. Терпеливо слушал. Делал выводы. А когда император замолкал, подхватывал эту импровизированную эстафету, часами рассказывая про годы, проведенные в ученической башне и обо всем, чему учил меня мастер Зен.
Тогда же меня посетила запоздалая мысль, что, раз учитель погиб, то в ученической башне не осталось мастера-тени, способного поднять учеников на последнюю ступень мастерства.
– Мастера Нола уже ищут, – покачал тогда головой император. – Пока он жив, никто тебя туда не вернет. Да и потом…
– Что? Не отпустишь, даже если прижмет? Я все же не совсем твоя тень. Отказаться можешь в любой момент.
