Гигантская метла добавляет мне цвет. Не метла, а кисть. Она замирает, словно в нерешительности, отдергивается, ищет на палитре другой оттенок зеленого, возвращается и доводит меня до совершенства, придав объем и глубину. Чем ярче моя окраска, тем отчетливее я вижу всё вокруг.
Это Бренда рисует меня, возвращая к жизни. Она так красива в своей рваной футболке, заляпанной краской. Ее взгляд сосредоточен. Почему она изобразила меня листом на дубе, который почти закончила рисовать? Может, думать обо мне забыла, переключилась на что-то другое, а я всё равно возвращаюсь в ее картину?
Чем чаще Бренда касается меня кистью, тем сильнее я хочу понравиться ей, добиться ее доверия… Но для этого я должен вернуть себе человеческий облик, только стать лучше: красивым, стройным и сильным. Профессор сказал, что надо использовать сердечные муки, которыми я ей обязан: лихорадочный жар, гнев и разочарование.
В памяти всплывает слово «убиквитин». Белок, уничтожающий жир. Я вдруг оказываюсь в чем-то вроде трубы, где циркулирует какая-то жидкость с огненными шариками. Прожилки моего листа стали волнами подземного потока, который поднимается на поверхность и превращается в гейзер. И я понимаю, что заново восстановил свое тело, тело Томаса Дримма, и что теперь я нахожусь внутри моих органов.
У‐би-кви-тин! У‐би-кви-тин! Я произношу эти четыре слога как заклинание. И сразу же передо мной выстраивается отряд фиолетовых загогулин. Я слышу свой приказ: «Уничтожьте жиры! Жгите, жгите их!» Моя армия бросается в бой, атакует жировые клетки, берет в окружение, нейтрализует, поглощает… С яростным урчанием рубит их в разноцветные клочья, и вот враг в ловушке, очаги сопротивления окружены… «Уничтожьте всех до одного! Добейте врага!»
Чем меньше остается врагов, тем быстрее растет число моих бойцов. Внезапно раздается сигнал прекратить огонь. И тогда недавние противники сливаются в объятиях, а вокруг под оглушительный звон воцаряются мир, радость и гармония. Осталась только безмятежно текущая река со множеством спокойных притоков, откуда я нехотя выныриваю на поверхность.
27
Моя рука нащупывает будильник. Теплый солнечный луч гладит меня по лицу. Я чувствую необыкновенную легкость и свободу, будто сбросил с плеч тяжкий груз. И радуюсь, что всё это безумие, начавшееся со шторма, когда я лишился воздушного змея, наконец закончилось. Как затянувшийся ночной кошмар.
Я приоткрываю глаза. Медведь неподвижно сидит на своем обычном месте, неловко прислонившись к ящику с игрушками. Я улыбаюсь и снова закрываю глаза. Всё в порядке. Я так пригрелся под одеялом, что хочется урвать еще кусочек сна. Из кухни доносится аромат кофе. Я говорю себе, что отец дома, у матери на работе нет никаких передряг, а я – обычный подросток с лишним весом, красавицей-соседкой, которая не знает о моем существовании, и ненужными игрушками, позволяющими время от времени делать вид, будто я еще не вышел из детства. Я уже готов снова крепко заснуть, но, подумав о Бренде, вдруг чувствую зверский голод.
Потянувшись, я встаю и подхожу к окну, чтобы отдернуть занавеску. На самом деле идет дождь. А солнцем оказалась невыключенная лампа на этажерке. И пожалуй, пахнет не кофе, а только подслащенной кашей из зерновых хлопьев, которая должна придавать мне энергии и подавлять аппетит. Я слышу, как внизу мать нервно разговаривает по телефону со своим адвокатом, выясняя, в какую тюрьму отправили отца.
– Нет-нет, я не кладу трубку. Томас, – кричит она, – вставай, опоздаешь! Я позвонила в коллеж и предупредила, что сегодня ты идешь на прием к доктору Макрози. И так удачно получилось: твоя учительница физики не пришла на урок. Поторопись! Да, мэтр, я здесь, – продолжает она разговор, понизив голос. – Еще один вопрос: несу ли я ответственность в случае, если выигравший джекпот предпринял попытку самоубийства?
Чувствуя холод в желудке, я медленно поворачиваюсь в сторону неподвижного плюшевого медведя. Он подносит палец ко лбу.
– Привет, парень. Добро пожаловать в реальность.
Я ворчу:
– Ну привет.
– Избавился от жира?
Я опускаю глаза и вздрагиваю. В изумлении задираю пижаму. Жировые складки исчезли. У меня совершенно плоский живот. Почти впалый.
– Как вы это сделали?
– Я ничего не делал. Это ты развиваешь свои возможности на молекулярном уровне. Ты мобилизовал свои белки´, превратил несчастную любовь в оружие, расправился с жиром и сжег его.
Я скидываю пижаму, чувствуя одновременно сумасшедшую радость и вполне понятное опасение.
– Но… жир не вернется опять?
– Конечно, вернется. Только теперь ты знаешь свою силу, а значит, сможешь управлять процессом. Разговаривать с продуктами, которые отправляешь в рот, приручать их, знакомить с клетками твоего тела, чтобы избежать конфликтов, от которых толстеешь… Куда ты смотришь?
Я остановился перед Борисом Вигором из латекса, подвешенным к этажерке за ногу вниз головой. В каком-то странном порыве, похожем на сострадание, я беру его за шею и усаживаю по-человечески.
– Убери этого дурня в шкаф, – бурчит Пиктон. – Не надо было с ним связываться. Я понадеялся на него, и в результате – полный провал. Он нам не поверил и уже благополучно забыл смехотворные угрозы твоей Бренды. Бороться с Вигором никому не под силу, и он это знает.
Я смотрю на игрушечного министра и чувствую какое-то беспокойство. У меня ощущение, что профессор или ошибается, или что-то от меня скрывает.
– Ты прогрессируешь, Томас, – замечает тот с грустью. – Голова у тебя работает всё лучше… Скоро я стану тебе не нужен.
Он замолкает на секунду, будто прислушиваясь к моим мыслям. И соглашается:
– Ты прав. С Борисом какие-то проблемы, независимо от того, что он замышляет. И, кажется, он больше вообще ничего не замышляет. Когда я его визуализирую, он не отвечает. А на волновом уровне сигнал уходит в пустоту.
Мне вдруг становится не по себе. Я указываю на игрушку, одетую в спортивный комбинезон поверх костюма министра:
– Только не говорите, что он умер… и ожил в ней!
Плюшевый медведь молча выдерживает мой взгляд. Я хватаю игрушечного Бориса, трясу его и помимо воли спрашиваю:
– Господин министр, вы здесь?
– Тебе сообщение, – говорит Лео Пиктон.
Я оборачиваюсь к мобильнику, который мигает на этажерке. На его экране высвечивается знакомый номер, и сердце начинает стучать как бешеное. Я читаю текст вслух:
Приходи, как только сможешь. Это срочно.
Бренда.
– Томас, спускайся! – кричит мать. – Ты мне нужен!
Я нервно кусаю губы: радость, которая обрушилась на меня с экрана телефона, будет сейчас безнадежно испорчена. Бренда Логан хочет меня видеть. Бренда Логан меня простила. Бренда Логан зовет меня на помощь. Только что я был на дне пропасти, а сейчас у меня будто выросли крылья.
