Она целует его в нос. Никак не реагируя на это, медведь поворачивается ко мне и сухо предлагает ознакомиться с документами, лежащими в ячейке. Я вытряхиваю содержимое хозяйственной сумки на один из маленьких металлических столиков, расставленных по залу. Мы садимся за стол, и я предлагаю Бренде просмотреть вместо меня страницы с вычислениями и научными заключениями. Учитывая уровень моих знаний, будет лучше, если она разберется во всем сама.
– Это ужасно, – тихо произносит она через минуту.
– О чем тут написано?
Она отрывает взгляд от страницы и растерянно спрашивает:
– Чего конкретно он ждет от тебя, Томас?
Медведь по-прежнему молчит, сидя на столе между нами. Я отвечаю за него, как запомнил:
– Он хочет, чтобы мы пошли завтра на конгресс в Зюйдвиль и убедили его коллег создать протонную пушку. Эта штука должна разрушить Аннигиляционный экран.
– Но послушай, если они его разрушат…
Бренда внезапно замолкает и с тревогой снова хватается за бумаги. Минуты проходят под тихое гудение кондиционеров. Прищелкнув языком, она резко захлопывает папку и встает.
– Это какое-то безумие! До сегодняшнего утра я думала, что загробного мира не существует, а теперь я должна помогать спасать мертвых?
Я уточняю:
– В основном детей… Таких, как дочь Вигора.
– Подожди, я расскажу, как поняла. Ты знаешь, что доказывают расчеты из области квантовой механики и волновой физики, которые я сейчас прочла? Что кроме чипов, используемых повторно после смерти, у всех есть душа, сохраняющая наши воспоминания и переживания, а из-за Аннигиляционного экрана она остается запертой на Земле.
– Он мне так и говорил в общих чертах.
– Этот Экран служит не для того, чтобы защищать нас от ракет, посланных враждебными государствами, которых уже не существует, а для того, чтобы помешать мертвым достичь Рая…
– Точно.
– …поскольку, как утверждает твой Пиктон, источник возобновляемой энергии на самом деле не тот, о котором нам говорят. Наши чипы получают энергию вовсе не от умственной деятельности и выигрышей в казино, а от страданий, ярости, вибрации сопротивления, которые посылают в материальный мир запертые на земле души.
– Этого он мне не объяснял…
– Человеческое страдание в качестве источника энергии… Чудовищно! Что касается научного обоснования, то его выводы вполне согласуются с тем, что нам читали в институте о преобразовании и измерении психических волн, и здесь мне нечего возразить. Всё это очень правдоподобно! Чудовищно, но правдоподобно!
– Значит, он прав?
– Я этого не сказала! Можно всё верно посчитать, а думать неправильно. Хорошо рассуждать и плохо поступать. Я вижу только одну вещь, связанную с тобой. Еще при жизни Пиктон решил уничтожить свое изобретение, чтобы освободить души, находящиеся в плену механизмов, которые используют повторно наши чипы. И теперь он хочет, чтобы ты принял эстафету. Чтобы ты разрушил Аннигиляционный экран, даже с риском для жизни.
– Это так.
– А с какой стати ты должен рисковать ради него? – резко бросает она. – Он ведь тебе даже не родственник!
Меня охватывает отчаяние.
– Ладно, – вздыхает медведь. – Расскажи ей.
Задыхаясь от волнения, я открываю Бренде всю правду. О воздушном змее, встрече на пляже с Лео Пиктоном, о порыве ветра, моем невольном преступлении и попытках инсценировать самоубийство. Она слушает, остолбенев, с выражением изумления и уважения на лице. Я думал, она будет ругаться или жалеть меня, но такого не ожидал.
– Он тебя подверг эмоциональному шантажу, так? Он ставит тебя перед выбором: мучиться угрызениями совести или повиноваться. Как же всё-таки отвратительны эти мужики…
– Не собираюсь оправдывать Пиктона, но у него никого нет, кроме меня.
Она приходит в негодование:
– Но ты же еще ребенок, Томас!
Я выпячиваю грудь и гордо заявляю:
– Я уже достаточно взрослый и могу сам решать, что мне делать, а чего не делать!
Я замолкаю, видя, каким отчужденным становится ее взгляд. Судя по тому, сколько ей пришлось вытерпеть от мужчин, не стоит слишком увлекаться ролью мачо. Я добавляю более мягко:
– Но без тебя мне не обойтись, Бренда.
Она смотрит на медведя, и в ее глазах загорается какая-то мысль.
– А почему бы не заключить с ним сделку?
– То есть?
– Ты у полиции под подозрением. Они арестовали твоего отца, чтобы выбить из него признания или чтобы давить на тебя. Это очевидно. А значит, им известны намерения Пиктона. Они знают, что он умер и ты прячешь его в своем медведе. Что для тебя важнее: стать террористом, исполнив последнее желание плюшевой игрушки, или добиться освобождения отца? Им нужен Пиктон – так отдай его.
Медведь неожиданно спрыгивает со стола и на своих неуклюжих лапах пытается убежать. Бренда хватает его за шкирку. Он беспомощно брыкается в воздухе.
– Томас, скажи ей, чтобы она меня отпустила!
– Ничего не выйдет, Бренда! Я уже пробовал вернуть его жене! Он сразу замолкает, перестает двигаться и прикидывается обычной игрушкой. Никто нам не поверит!
Пиктон поворачивает голову ко мне и неожиданно объявляет совершенно спокойно и с достоинством:
– Это совсем другое дело, мой мальчик! Не беспокойся: если надо спасти твоего отца, я заговорю только под пыткой.
Я с изумлением смотрю на медведя. Он больше не брыкается, зажатый в пальцах Бренды. Чувствуя перемену в настроении профессора, она усаживает его на стол.
– Твоя соседка права, Томас: я должен пожертвовать собой, это единственный выход.
Из вежливости я не соглашаюсь. Он отмахивается лапой от моих возражений и продолжает:
– Мы заключим соглашение. Если завтра вы поедете на конгресс в Зюйдвиль, покажете мои работы коллегам и убедите их в необходимости уничтожить Аннигиляционный экран, я соглашусь сдаться властям в обмен на твоего отца.
Я не ожидал такого и вопросительно смотрю на Бренду.
– Что он сказал?
Я передаю ей предложение Лео. Ее лицо выражает крайнее замешательство.
– Ты уверен, что ему можно доверять?
Я мысленно подвожу итог двум дням, проведенным с медведем-призраком. И серьезно отвечаю: да. Бренда возражает:
– Но если Экран будет уничтожен, что изменится? Думаешь, этому вонючему государству придет конец? Думаешь, этого достаточно, чтобы смести правительство, устроить революцию и вернуться на тридцать лет назад, когда мы жили в свободном мире без чипов? Для этого надо менять жизнь, Томас, а не заниматься мертвыми!
– Но это только начало…
