На всякий случай я говорю негромко, но от всего сердца:
– О великий дуб, нарисованный Брендой Логан, прошу тебя, установи мир между людьми и растениями. Не нападайте на нас больше, а мы перестанем уничтожать вас.
– Тебе не кажется, что действовать лучше в реальности?
Я вздрагиваю. Из спальни появляется Оливье Нокс: руки заложены за спину, в левом уголке рта затаилась улыбка.
Стараясь подавить беспокойство, я спрашиваю, что он здесь делает. Нокс медленно откидывает назад черные волосы, но они вновь падают ему на лицо.
– То же, что и ты. Ищу ответы. Или хотя бы подсказку. Как и ты, я думаю, что картина Бренды – это канал связи для деревьев. Вот этот, – указывает он на дуб, – их военачальник. Священное дерево, которого слушаются все его сородичи. Именно он приговорил человечество к смерти. Ты должен найти его здесь, в реальном мире, Томас. Найти и уничтожить. Благодаря твоей связи с профессором Пиктоном ты можешь это сделать. Причем единственный из всех.
Я отступаю к двери. По-видимому, он один, но мне трудно поверить, что министр энергоресурсов перемещается без сопровождения, как обычный грабитель. Я спрашиваю его, не он ли держит Бренду в тюрьме.
– Это ненадолго. На энергетическом уровне от нее один убыток: она ничего не производит. Ни страха, ни страданий, пригодных для использования. Если ты откажешься от задания, которое я тебе дал, мы избавимся от нее, как от старой батарейки. Которую даже невозможно утилизировать с пользой.
Я с трудом сдерживаю ярость. Он подходит ко мне, и его зеленые глаза проникают прямо в меня, словно хотят высосать мою энергию.
Я закрываю глаза. А когда снова открываю, Оливье Нокса уже нет. Я лежу на полу у стены, но не могу вспомнить, как упал. Я тут же вскакиваю и ищу какой-нибудь след его пребывания в квартире. Ведь не приснился же он мне?
Ничего не обнаружив, я сажусь перед картиной с дубом и пытаюсь сосредоточиться на ней. И на этот раз получаю сообщение. Но совсем не то, которого ждал.
– Не пытайся ничего делать в одиночку! Пропадешь! Приезжай за мной немедленно!
Это снова голос Лео Пиктона. Тот самый голос, который звучит у меня внутри и который недавно в коллеже запретил мне вводить вакцину. Но что значит «приезжай за мной немедленно»? Ведь все, что от него осталось, – не считая выловленного в море трупа, из которого позавчера извлекли чип, – это плюшевый медведь, куда ненадолго вселялась его душа. Но ведь она покинула игрушку после того, как я разрушил Аннигиляционный экран. На это он намекал? На старого медведя моего детства, которого мы похоронили, я и Бренда, перед Центром производства антиматерии в Зюйдвиле?
Может быть, душа Пиктона способна вернуться на Землю лишь в том предмете, в котором он уже жил? Но какова его цель? Помочь, как он уверял и в прошлый раз, или снова использовать меня? Он отомстил своим врагам, устроив моими руками глобальную катастрофу, а теперь пытается меня убедить, что хочет все исправить?
– На помощь, Томас! – кричит его голос у меня в голове. – Человечеству угрожает полное исчезновение! Если живые умрут, мертвые их не переживут!
Что он хочет этим сказать? Что только благодаря нашим мыслям об усопших они могут надоедать нам даже после смерти? Но я-то делаю все, чтобы его забыть!
– Ты можешь вести переговоры с деревьями, Томас, но не от имени Зла! Я единственный, кто способен защитить тебя от «Нокс-Ноктис»!
Я затыкаю уши, чтобы прекратить этот гам в голове. Мне надоело каждый раз мучиться сомнениями, когда он от меня что-нибудь требует. Я больше не доверяю ему. Он несносный тип, к тому же уже вышедший из игры. Он мнит себя более влиятельным, чем был при жизни. Воображает, будто манипулирует мной. Но на самом деле нас обоих дергает за ниточки кто-то другой.
И если Лео Пиктон погиб от удара по голове моим воздушным змеем, то причина не в ветре и не в его невезучести. У меня есть этому доказательство. После смерти профессора я обнаружил на крыле змея устройство для дистанционного управления. Кто-то хотел, чтобы наша встреча произошла именно так и вызвала цепь катастроф. Поэтому я не позволю негодяям, которые все это затеяли, снова меня использовать.
Я медленно отвожу руки от ушей. Слава богу, профессор все понял. Я избавился от него. Пускай катится к своей загробной компании. Как говорит отец, «предоставь мертвым погребать своих мертвецов»
[3]. Я едва успеваю с облегчением вздохнуть, как мой телефон начинает вибрировать. Но мне не хочется отвечать, лучше потом прослушаю сообщение.
Мой взгляд возвращается к дубу на автозаправке. Я не вижу в картине никакого насилия, призыва к уничтожению. Стоит ли верить Оливье Ноксу? Действительно ли это дерево – военачальник? Может, оно парламентер, посланный к нам – через эту картину – для установления мира?
И тогда я признаюсь ему в своих сомнениях, в своих желаниях, которые противоречат друг другу. Я прошу совета. И тут происходит нечто невероятное. Не на картине, а во мне самом. Возникает чувство, которого я никогда раньше не испытывал. Меня затапливает море любви, гармонии и сострадания.
Я начинаю понимать это дерево. Будто оно внутри меня, будто во мне переливается его сок. Но мирит ли он меня со своими сородичами, выступая на их стороне, или пытается прельстить, околдовать, чтобы восстановить против людей?
Я задаю ему этот вопрос. Прошу быть откровенным. Но в отсутствие Бренды мне отвечает только тишина в квартире. Если бы я умел рисовать, он смог бы, вероятно, дать какой-нибудь знак на холсте. Но сейчас я ничего не вижу.
Оливье Нокс прав: это дерево не плод воображения, оно существует где-то в реальности. Я чувствую, что оно зовет меня. Я должен его найти. Но не для того, чтобы уничтожить. А чтобы договориться. Заключить соглашение. Обезопасить их род и защитить наш. Прекратить бесконечную военную истерию, упреждающие нападения и ответные действия. Вот моя миссия. Вот задача, которую я должен решить. Но на этот раз никто не сможет мной манипулировать.
8
Я хочу пить и иду в ванную за стаканом. Это единственная комната, которую не перевернули при обыске. Закрыв глаза, я трогаю полотенца Бренды, нюхаю духи во флаконе. Если бы только я мог перенестись к ней в тюрьму и вернуть ее домой… Я должен был потребовать от Нокса ее освобождения, прежде чем обещать что-либо. Хотя я ничего и не обещал. Я даже не уверен, что говорил с ним наяву. Это действительно жутко, эти отношения, в которых сон мешается с реальностью. Будто граница между ними все время в движении…
Я вновь открываю глаза и отставляю в сторону духи Бренды. Сейчас не время травить душу, думая о прошлом. К тому же в голове настойчиво маячит образ Лили Ноктис. Мне отвратительна сама мысль о том, что новая любовь вытесняет старую. Сначала этого не было, но сейчас у меня возникло неприятное чувство, что Бренда стала занимать меньше места в моем сердце. Даже ее лицо я помню уже не так ясно. Лили Ноктис захватила даже мои воспоминания и душит их, как плющ. Плющ необыкновенной красоты.
