Я делаю глубокий вдох. Только бы сработало, тогда я смогу так же вылечить и остальных детей… В конце концов, если программирование всех получивших вакцину было общим, то ничто не мешает внести изменения в эту общую программу. Я открываю новое окно, иду в главное меню и открываю «Историю действий». Передо мной список из тысяч операций. Моя рука под браслетом покрывается испариной. Я нажимаю на опцию «Выбрать все». «Восстановить?» Тык зубочисткой. «Подтвердить?» Тык зубочисткой. «ОК».
Я без сил падаю на диван, совершенно опустошенный. Я больше не чувствую присутствия Пиктона, которое подталкивало меня быстро думать, логично действовать. Все кончено. Экран погас.
Напряжение постепенно спадает, но ярость не уменьшается. Заразить подростков растительными генами, а потом обвинить во всем деревья – это подло! Какую цель они преследуют? Превратить нас в источник энергии, который не может говорить? Использовали мертвых, теперь настала очередь молодых? «Да здравствует вторичная переработка!» В каком же мире я живу?
Не знаю, удалась ли моя попытка отменить программу. Клавиатура на часах все равно перестала работать. Может, случился сбой, или села батарейка, или своими действиями я нечаянно запустил процедуру защиты от взлома. Но успел ли я удалить вредоносную программу?
Даже если успел, я не тешу себя иллюзиями. Завтра утром обнаружится, что система взломана, и ее восстановят. Даже не зная, откуда их атаковали, они доберутся до часов Оливье Нокса, а значит, до меня. Лучше здесь не задерживаться.
Я расстегиваю браслет и иду к измельчителю мусора, который видел в одном из кабинетов, выходящих в коридор. Пусть думают, что горничная случайно выкинула часы.
Но в последнюю секунду я меняю решение. С одной стороны, это некрасиво: ее могут объявить террористкой. С другой – у меня появилась идея получше. Я возвращаюсь на диван, сажаю на него резинового экс-министра, поворачиваю к экрану, кладу ему на колени часы и вставляю зубочистку между большим и указательным пальцем. Они сделают выводы. А от куклы будет хоть какая-то польза.
Чтобы подкрепить силы, я съедаю засахаренный мандарин из корзинки, облизываю липкие пальцы и иду за телефоном, который оставил на столике у кровати.
– Извините, что разбудил вас, Патрик, – говорю я в трубку.
– Не-нет, наоборот, господин Томас, – сбивчиво отвечает шофер, но голос у него радостный.
– Никак не могу заснуть: слишком тихо. Вы сейчас свободны?
– Конечно, с удовольствием. Мы едем к вашим родителям?
Я колеблюсь с ответом. И говорю, чтобы он подъехал к МП, а я решу по дороге.
23
На втором этаже, в одном из окон, выходящих на пляж, горит свет. Облокотившись о подоконник, Эдна Пиктон созерцает луну. Она курит. Прямо над дорогой общего пользования и в комендантский час. За это ей грозит двойной штраф.
Когда я выхожу из машины, Эдна дружески машет мне. Похоже, ее совсем не удивляет мое появление. Сделав знак подождать, она захлопывает окно.
Я отпускаю шофера, пообещав, что сегодня ночью больше его не потревожу.
– Мсье, я на службе, – отвечает он почти обиженно.
Я смотрю вслед лимузину, потом подхожу к двери, которая почти сразу открывается.
– Что, устал от политики? – бросает Эдна.
Она в халате, во рту папироса в мундштуке.
– Слава богу. К этим гиенам лучше вообще не приближаться.
Я быстро захожу, чтобы солдат, патрулирующий улицу в комендантский час, не увидел, как она курит рядом с несовершеннолетним. Иначе ее ждет тюрьма.
– Я вас не побеспокою, госпожа Пиктон?
– Я все равно не могу уснуть. Завидую доктору Логан.
Сгорбившись, она поворачивается к лестнице и с трудом идет, опираясь на палку. Я безразличным тоном спрашиваю, спит ли еще Бренда.
– Часа два назад встала, как лунатик, и пошла досыпать в кабинет Леонарда. Я его туда отправляла спать, когда он храпел. Он сохранил в качестве сувенира свою студенческую кровать, на которой ему якобы открылись тайны антиматерии. В чьих именно объятиях… избавлю тебя от перечисления.
Прислонившись к стене, она умолкает: теперь, когда профессор мертв, давнишние упреки превратились в прекрасные воспоминания. Я спрашиваю себя: действительно ли Лео сейчас приходил ко мне, чтобы помочь? Или это память о том, что мы пережили вместе, работает сама по себе? Конечно, у меня такой вид, будто я много чего понимаю (хотя на самом деле это не так), но хочется быть уверенным, что это исходит от него… В глубине души я даже не знаю, кто я. Иногда мне кажется, что отец, которого я люблю больше всего на свете, совершенно чужой человек, что мать – досадная помеха, а девчонки моего возраста – пустая трата времени. Когда рядом со мной Бренда, Лили Ноктис или Оливье Нокс, у меня возникает впечатление, что я вижу в их глазах свое отражение. Но это отражение всегда разное. Как разбитое зеркало, отражающее части меня, которые никак не складываются в единое целое.
Что же меня привлекает на самом деле? Приключения, власть, все недостижимое и таинственное? Или что-то более жуткое, более опасное – что я пытаюсь забыть, стараясь быть хорошим мальчиком? Ладно, надо поспать. Я уже на ногах не стою и начал во всем сомневаться, даже в самом себе. Вот до чего дошло.
– Есть еще детская мальчиков, – добавляет старая дама, видя, как я зеваю. – Из всех, что есть в доме, она наименее мрачная. Хотя… мы вырастили в ней два поколения, и ты видел результат.
Вместо того чтобы взяться за перила, Эдна Пиктон хватает меня за плечо, и так мы поднимаемся по лестнице, с трудом передвигая ноги, – и она, и я. И признаюсь, давно уже я не испытывал такой нежности. Как приятно поддерживать старуху, которая всей тяжестью придавливает меня к земле. Единственная бабушка, которую я знал, мать моей матери, была байкером и терпеть не могла всех, кто моложе. В один прекрасный день она врезалась в грузовик на скорости двести километров в час. В газете, рассказывая об аварии, вместо возраста указали скорость мотоцикла.
«Ей бы это понравилось», – сказал тогда отец с некоторым даже уважением.
– Надеюсь, тебе здесь будет удобно, – Эдна открывает дверь на чердак.
Передо мной – комната мечты. Пять кроватей, разбросанные повсюду игры, самые современные игровые приставки и куча книг, которые никто даже и не думал прятать. Абсолютная фантастика для единственного ребенка, выросшего в нищей семье.
– Это лучшее, что я нашла твоего размера, – хозяйка небрежно указывает на полосатую пижаму, лежащую на одной из кроватей.
– Вы знали, что я вернусь? – спрашиваю я, проглатывая ком в горле.
– Нет, приготовила на всякий случай. Ты ведь сам сказал, что надо строить планы, повернуться лицом к будущему, а не изматывать себя, задавая вопросы плюшу. А я к тебе прислушиваюсь… Встанешь, когда захочешь, – добавляет она и закрывает за собой дверь.
