В стране воцарился мир. Мутанты выздоравливают, постепенно вновь обретая человеческий облик. Дженнифер пока не выходит из дома, но, судя по эсэмэскам, которые она мне шлет, бедолага опять стала толстушкой. А еще она не догадывается, что своим выздоровлением обязана мне.
Отец приехал за мной в больницу на служебном лимузине. По предложению Лили Ноктис он вошел в правительство. Я узнал, что она сменила на посту своего сводного брата, которому, похоже, грозит военный трибунал за сговор с врагом во время Войны с деревьями. Не знаю, что он мог такого сделать. Разве что переночевать на иве. В любом случае, он и она – одно лицо. Революция, которую она обещала, не что иное, как карьерный рост. Сейчас Лили возглавляет одновременно два министерства: энергоресурсов и игры, а моего отца она назначила министром природных ресурсов. Из окна своего кабинета он видит офис матери, который находится в министерстве напротив. Мать теперь директор департамента по вопросам морали, инспектирующего все казино страны. Они часто обедают за одним столиком с Лили Ноктис в дружеской обстановке.
Отец сильно изменился. Теперь он безмятежен и обаятелен, уравновешен и доволен собой. При встрече он первым делом рассказал мне, как три недели назад испугался, услышав в новостях, что береговая охрана обнаружила на пляже Лудиленда упавший вертолет, на борту которого находился подросток без сознания.
Сам не зная почему, он сразу подумал обо мне. Но Лили Ноктис уверила его, что я по-прежнему втайне от всех нахожусь в больнице. К тому же вечером новость получила продолжение: найден также пилот, а подросток вне опасности. Все хорошо, что хорошо кончается.
Как рассказать отцу правду, если официальная версия его вполне устраивает? Мои три недели изоляции – это туннель, из которого я теперь с трудом выбираюсь. Меня так напичкали лекарствами, укрепляющими средствами и транквилизаторами, что сбили мне все ориентиры. Я все помню, но не могу понять, что произошло реально, а что лишь приснилось. Зато я снова стал хозяином своих мыслей. Я больше не слышу ни Лео Пиктона, ни Бориса Вигора. Вместо этого каждое утро в моей голове навязчиво звучит одно и то же слово. Я никогда не слышал его раньше, оно мне ничего не говорит, и все же я чувствую, что оно очень важное.
– Папа, что такое хронограф?
– «Хронос» значит «время», «графе» – «писать». Дословно: устройство, которое описывает время. А почему ты спрашиваешь?
Я придумал ничего не значащий ответ. После того как мы оказались в лимузине вдвоем, отделенные от шофера бронированной перегородкой, он добавил, сияя глазами, что послушал моего совета и теперь совершенно доволен. Он даже снова влюбился в мою мать, с тех пор как нашел счастье вне семьи.
Я был рад за маму. И за него тоже. Вот только у меня все далеко не так замечательно. Меня отпустили из больницы, а Бренда там осталась. Врачи говорили, что она никогда не выйдет из комы. Тем более это не просто кома. Никто не понимал, что с ней происходит. Анализы и компьютерная томография свидетельствовали о том, что в ней сам по себе шел процесс бальзамирования, словно она до этого годами питалась только смолой и желудями. Желая спасти Священный дуб, она, кажется, погубила себя.
Я часто навещаю Бренду в больнице. Сначала я пытался воздействовать на нее изнутри, но мои мысли, которые я в воображении помещал в микроскопические капсулы, сразу вязли в смоле, пропитавшей ее тело. У меня ничего не получалось, только в ушах начинало гудеть. Что я только ни делал – Бренда по-прежнему не шевелилась.
Поэтому теперь я просто разговариваю с ней. Сообщаю новости – свои собственные и официальные, – но так, чтобы они звучали жизнерадостно. Единственная правда в них заключается в том, что цены на ее картины растут день ото дня, потому что она умерла или почти умерла. Как объясняет отец, коллекционеры уверены, что она уже ничего не напишет, поэтому это хорошее вложение денег. Но все-таки владельцы галерей ждут, когда Бренду отключат от аппарата искусственного дыхания, прежде чем выставлять на продажу ее картины. Поэтому он, по моему совету, распорядился закупить для своего министерства сорок пять полотен. Чтобы Бренда могла потом оплатить счета больницы, поскольку у нее нет медицинской страховки.
Не знаю, как бы я пережил это время без поддержки отца. Его счастье способно двигать горы – по крайней мере холмы. Единственное, чего ему не хватает, – он не может выпить за свое возрождение. Но алкоголь остался в прошлом, и он отмечает газировкой.
Всю неделю отец объезжает леса и поля с симфоническими оркестрами, джазовыми ансамблями и рок-группами. Они играют деревьям и злакам, чтобы ускорить их рост и увеличить урожайность. Я часто сопровождаю его, потому что сейчас каникулы, и вдобавок это натолкнуло меня на одну идею.
Я подумал, что, если удалось изменить белки человека и превратить его в монстра с помощью радиоимпульсов, значит, можно – с полезной целью – сделать то же самое с растениями. Ученые в Министерстве сначала слушали меня вполуха, а затем вдруг стали переводить на свой птичий язык то, что я минуту назад объяснил им на пальцах.
В общих чертах это звучит так. Каждая аминокислота испускает вибрации определенной частоты; достаточно объединить эти вибрации, чтобы получилась «мелодия», соответствующая белку растения.
В результате, когда растения улавливают вибрации этой мелодии, они входят с ней в резонанс и начинают производить нужный белок. Музыка, которую им играют, улучшает их вкус, стимулирует рост и сопротивляемость болезням.
Превосходные результаты дали эксперименты с помидорами, которые стали быстрее созревать, выглядели аппетитнее и были вкуснее обычных, не требуя при этом ни полива, ни удобрений, ни пестицидов для защиты от насекомых. Что касается зеленой фасоли, то она явно предпочитала солнечному свету рок-музыку, потому что ее стебли разрастались в сторону динамиков.
Адаптированный к деревьям, этот процесс позволяет увеличить их электрическую активность во много раз, в результате чего образуется избыток энергии, который могут использовать электростанции и заводы. Больше не нужно мучить мертвых или подростков. Отныне производителями энергии станут деревья.
Получив от Лили Ноктис «зеленый свет», отец хотел тут же применить эту новую отрасль музыкально-экологического производства, которую он назвал «Система Орфея», по всей планете. Но я решил сначала попросить разрешения у Дуба покаяния с картины Бренды.
Тот согласился, послав мне серию довольно оптимистичных мысленных образов нашего будущего, которое мы создадим вместе. Так деревья и люди подписали символический договор об экономическом сотрудничестве. На незавершенной картине, где, возможно, никогда не появится подпись Бренды.
Будущее улыбается человечеству, но не мне. И все же надежда вернется, хотя и дорогой прошлого.
32
Как-то в воскресное утро я отправился навестить вдову Пиктон. Уже с порога она предложила мне пройти на кухню и сделать себе бутерброд. Будто мы вчера расстались. Она была очень занята подготовкой выставки Леонарда, которая открывалась на следующей неделе на Голубом холме, в частном музее, посвященном членам правительства и их семьям. Эдна сообщила, что пожертвовала для экспозиции моего плюшевого медведя, чтобы избежать, по ее выражению, «чрезмерного фетишизма»
[12].
