Прежде чем направиться в столицу, нужно было шаману погадать: ждать ли еще врагов на земле Хозяина лесов? И попросить мать-воду, чтобы помогла сестре солнечной королевы выдержать обет до конца. Неизвестно, отзовется ли мать-богиня, хоть и любит она беременных и бережет их. Затаились последнее время боги, ждут, когда их время наступит.
Меньше всего у беспокойной огненной девы игл должно было остаться, но мучений хватит ей с лихвой. Не дай боги скинет – а разве можно ему, Тайкахе, одной рукой лечить, а другой убивать, тем более тех, кто беззащитен еще и не рожден? Нельзя, никак нельзя.
В это же утро полковник и граф Игорь Стрелковский, как обычно, после утреннего душа вкалывал в руку иглу, закрывшись в ванной. В этот раз боль была такой, что он застонал, зашатался, на что-то натыкаясь, пытаясь продышаться и удержаться на ногах. Вокруг грохотало, в глазах было темно – и вдруг его подхватили крепкие руки, и он повис на них, восстанавливая дыхание.
Когда в глазах посветлело, оказалось, что он стоит, ухватившись за взъерошенную Люджину. Она была сонной, ночная рубашка пузырилась на животе – шесть месяцев, как-никак. На полу лежали осколки разбитого им зеркала, а дверь в ванную была выбита вместе с дверной коробкой, и в воздухе кружилась кирпичная пыль.
– Не надо было закрываться, – нервно заявила Дробжек, увидев его изумленный взгляд. – Я со сна забыла, что вы по утрам эти демоновы иглы в себя втыкаете.
Он еще раз взглянул на развороченный дверной проем, покачал головой и, расхохотавшись, схватил Дробжек в охапку и расцеловал.
– Вы спасаете меня с завидной регулярностью, Люджина.
– Судьба у меня такая, видимо, – пробурчала она с напускной сердитостью, под которой скрывала смущение. – В следующий раз занимайтесь этим иглоукалыванием при мне, Игорь Иванович. А то я опять испугаюсь за вас и спросонья, не дай боги, и дом разрушу.
* * *
Несколько дней после закрытия портала Демьян Бермонт провел в виталистическом забытьи, выныривая из него от обжигающей боли, что начиналась в предплечье, охватывала все тело и заставляла корчиться и рычать. Не соображая, король отмахивался, отшвыривая того, кто держал его за руку, и снова засыпал. Иногда он выхватывал взглядом больничный потолок с сияющими лампами, понимал, что находится в лечебном дурмане, и пытался прийти в себя. Не получалось – перед глазами все равно темнело, и он отключался.
Периодически сквозь дрему он слышал разговоры врачей и недовольное ворчание Ольрена Ровента, костерящего своего монарха за неосторожность на чем свет стоит с интонациями сварливой няньки, слышал голос матушки, бормотание виталистов, ощущая, как напитывает его тело энергия, и пытался выговорить вслух вопрос:
– Что с Полиной?
Но губы разжимались едва-едва, раздавался из них сип, забирающий последние силы, – и опять он уходил в сон.
В очередной раз по его телу ударила боль, и Демьян забился, застонал, жадно вдыхая напоенный запахом лекарств воздух. На этот раз дрема была не такой глубокой, и он попытался открыть глаза. Но тут его цепко схватили за вторую руку – и опять покатилась по коже боль, скручивая мышцы и заставляя рычать и отмахиваться.
Но боль прошла, и дрема начала потихоньку отступать. По коже бродила щекотка – будто ее поглаживали перышками, и от щекотки этой прояснялось в голове и восстанавливалось управление телом. В палате пахло травяным сладким дымом и кто-то разговаривал – Демьян узнал Ровента, голос которого то наполнялся такой почтительностью, будто он с первопредком общался, то переходил в раздраженное рычание, узнал и Хиля Свенсена, от которого исходили волны агрессии, и шамана Тайкахе.
– Теперь все время нужно по две иглы колоть, – гортанно говорил Тайкахе. – Должен сейчас проснуться медвежий сын, но если не проснется, завтра до полудня вколешь. И так, пока иглы не кончатся.
– Он и от одной едва к Хозяину лесов не уходит, видящий, – приглушенно отвечал Ровент. – Но если ты говоришь, сделаю.
– Не ты, а я прослежу за этим, – перебивал его Свенсен, – ты больше не нужен, Ровент. Здесь видящий, здесь я. Без тебя иглы вколем. Убирайся!
– Я тут по воле короля, – глухо и упорно рычал линдмор. – Пока сам свой приказ не отменит, не уйду.
– У него никого другого просто не оказалось рядом, – напирал Свенсен. – Или ты думаешь, что искупил свою вину? Его величество волен тебя прощать, а для меня ты все равно предатель. И раз ты в состоянии держать оружие, то в состоянии и бой принять.
– Вот очнется король, и хоть в тот же миг, – огрызался Ровент. – Хотя, сдается мне, ты не за жену бесишься, пусть разродится мягко и будет богиня ей помощницей, а из-за того, что в замке в безопасности зад просиживал, пока я в горах инсектоидов драл!
Свенсен зарычал. В палате запахло адреналином и близкой дракой, и Демьян с усилием открыл глаза – чтобы наткнуться на укоризненный и чуть насмешливый взгляд шамана. Тайкахе в своих пестрых одеждах скромно, поджав ноги, сидел на полу, хотя в палате стояли и стулья, и кресла, и помахивал в сторону короля маленькой перьевой метелочкой. Перед ним дымилась плошка с травой, над которой парил небольшой кувшинчик с водой. Тайкахе махнул последний раз – и убрал метелочку за пояс, и тут же исчезло ощущение щекотки на коже. Спорщики, рычащие друг на друга у дверей, пробуждения короля не замечали – и уже мелькали и клыки, и когти.
– Свенсен, – хрипло позвал Бермонт, преодолевая легкое головокружение и садясь на кровать. Берманы разом развернулись к нему – в агрессивных позах, с желтыми звериными глазами, – и почти синхронно поклонились. – Ровент храбро дрался, – сказал Демьян, – и смыл вину передо мной кровью. Ты же вправе вызвать его на поединок или принять виру за пленение Тарьи, но после войны. Во время войны я междоусобицы не потерплю, накажу обоих.
– Да, мой король, – проворчал Свенсен, опуская глаза. Ровент удовлетворенно рыкнул.
Тайкахе, глядя на них, щурил глаза-щелочки и, что-то шепча, кидал в парящий кувшинчик содержимое разных баночек, выстроенных тут же рядком.
– Ровент, – сдержанно продолжил Демьян. – Ты виноват перед Свенсеном, но он стребует с тебя плату потом. Сейчас знай: он остался в замке, чтобы охранять мою жену и матушку. По-твоему, это недостойное и неважное занятие?
Ровент, до этого победно скалившийся, побагровел и тоже опустил взгляд.
– Нет, мой король.
– Что – нет, Ровент?
– Достойное и важное, мой король! – рявкнул линдмор зло.
– Запомни это. Руку починили тебе?
Ровент покрутил локтем.
– Виталисты потрудились, ваше величество. Вчера гипс сняли.
– Хорошо, – проговорил Демьян. – Благодарю, что исполнил мою просьбу. Оставь мне иглы и можешь возвращаться в свой линд. Позже я позову тебя и других на разговор. Снятие наказания и возвращение всех прав подтверждаю, сегодня же про это объявят в прессе.
– Спасибо, ваше величество, – Ровент отцепил с пояса мешок с иглами, отдал его Демьяну в руки и, поклонившись, вышел.
