– Марина Михайловна?
Я не ответила – в этот самый момент меня рвало в ванной, и общаться не было ни возможности, ни желания. Да и жить, если честно, не хотелось.
Когда перед глазами уже заплясали черные пятна, на запястье чуть похолодел брачный браслет – и по телу наконец быстрой змейкой проскользнула прохлада, пощекотав руку и впитавшись в виски. Отпустило, и я, склонившись над раковиной, плеснула в лицо воды и посмотрела в зеркало. Красные глаза, белые губы, волосы, влажные от испарины. Красавица.
– И почему бы тебе не действовать заранее? – пробормотала я злобненько, подняв руку и разглядывая кусающую себя за хвост платиновую змею. – Или для Целителя, если не пострадала, – считай, и беременна не была?
Сапфировые глаза украшения укоризненно блеснули, и я, тут же устыдившись хулы на мужниного первопредка (а еще больше испугавшись, что Инлий разгневается и браслет перестанет помогать), прикусила язык.
– Прости, Великий, – покаялась я в зеркало, снова наклоняясь умыться, – и спасибо.
Мне показалось, что потянуло ветерком, а когда я подняла голову, в глубинах зеркала мелькнула серебряная длинная тень. Я потрясла головой, пошатнувшись от слабости, вгляделась – но никаких теней там не было, на меня по-прежнему взирало мое красноглазое отражение с всклокоченными волосами.
«Прекрасно. Только галлюцинаций тебе и не хватало».
Я продолжила мрачно умываться. Холодная вода окончательно привела меня в чувство, и я, почистив зубы, промокнула лицо полотенцем и вышла в спальню. Там суетилась Мария, уверенно перестилая постель. Взбила подушки и, чтобы протереть пыль, потянулась подвинуть мешочек с иглами, который лежал на прикроватной тумбочке.
– Не трогай, – предупредила я. Горничная обернулась, сочувственно вздохнув. Последнее время я стабильно вызывала у окружающих желание сочувственно вздыхать.
– Вызвать врача, ваша светлость?
– Не надо. Лучше дай мне яду, – буркнула я желчно, опускаясь в кресло у окна. Свежий воздух тоже приносил облегчение, поэтому несколько дней, которые мы пробыли в доме, я продолжала спать с открытыми окнами. Хорошо, что браслет унял тошноту, а если бы он еще умел убирать слабость, раздражительность и плаксивость, было бы еще лучше. Но увы. И как мама прошла через это целых шесть раз?
– Ну-ну, – добродушно проговорила Мария. – От беременности пока никто не умирал, ваша светлость.
– Но я уверена, что убивал, – еще мрачнее откликнулась я и откинулась на спинку кресла. – Болтливых горничных – так наверняка.
– Может, чаю? – привычно не обратила внимания на мою едкость эта бесстрашная женщина. – С солеными сухариками, ваша светлость…
Я представила себе сухарики, и меня замутило. Но по опыту нужно было немножко подождать – действие браслета потихоньку усиливалось, и минут через десять я смогу поесть.
– Воды с лимоном, – приказала я. – И овсяной каши, Мария, только поскорее. И что там с просителями?
– Ждут, ваша светлость, – с неудовольствием высказалась горничная. – Но куда вам сейчас просители?
Я глубоко вдохнула и закрыла глаза.
– Скажи, я выйду через полчаса. Только сначала принеси мне поесть, Мария.
Браслет начал действовать в день нашего с Люком разговора и последующей эвакуации: меня ужасно укачало в листолете, разболелась голова, и, когда я уже готова была плакать от мигрени, змея на запястье налилась прохладой и все прошло. Но действовал он как-то выборочно. Приступы токсикоза не перестали меня мучить, я по-прежнему то и дело впадала в предобморочное состояние, но, когда становилось совсем худо, брачная змейка давала мне короткую передышку. К моему счастью, браслет стал помогать и при вкалывании игл – это все еще было до слез больно, но не страшнее, чем в первый раз. Иначе как чудом я это назвать не могла.
Когда я за очередным семейным чаепитием поделилась новообретенной способностью с Маргаретой и леди Лоттой, свекровь, глянув на мое запястье, сказала:
– Верно, отец и мама говорили мне, что в крепком браке браслеты Дармонширов становятся лечебными. Но мама и так не страдала токсикозом, поэтому я знаю только о том, что они снимали головную боль.
– У меня таких браслетов не будет, – с завистью пробормотала Маргарета. – И вообще, Марина, глядя на твои страдания, я окончательно убедилась, что в брак вступают и детей заводят только сумасшедшие.
Леди Лотта огорченно вздохнула, а я буркнула:
– Спасибо, Рита. Я сама, на себя глядя, в этом убеждаюсь. Леди Шарлотта, если браслет должен помогать, то почему не действовал раньше?
– Может, ваш брак стал крепче? – деликатно предположила свекровь.
– Думаете, расстояние его укрепило? Тогда мне следует уехать в Тидусс. Заодно и вы от меня отдохнете, – съязвила я и тут же чуть не подавилась чаем, вспомнив, что в телефонном разговоре я первый раз после свадьбы сказала Люку, что люблю его. Леди Шарлотта мягко улыбалась, и я приложила ладонь к лицу и покачала головой. – Простите, леди Лотта. Кажется, я с каждым днем все злее и нетерпимее.
– Ничего, – сказала она понимающе. – Вот увидишь, закончится первый триместр, гормоны придут в порядок, и ты снова станешь сама собой, доброй и спокойной.
Я промолчала, что и в нормальном состоянии не сильно-то отличаюсь от себя нынешней. Незачем расстраивать свекровь. Она и так тревожна: ходит в домашнюю часовню, приносит жертвы всем богам, беззвучно шепчет молитвы. Двое детей на войне – нелегкое испытание.
Я же, оставшись без дела, вымотанная токсикозом, не находила себе места от слабости и тревоги. Майки Доулсон докладывал мне о делах в Вейне, и я каждый раз боролась с собой, чтобы не сорваться туда в ту же минуту. С Люком связи не было – он не звонил и не отвечал на звонки, но мы знали, что он жив. Не выходила на связь и Поля, хотя я чувствовала, что она жива, и, исправно вкалывая иглы, надеялась, что сестра скоро объявится. Немного отвлекали меня короткие разговоры с Марианом – голос его был настолько спокоен, когда он говорил, что Василина еще не вернулась, что я кожей ощущала, как невыносимо ему страшно за нее. Спасали и просители, которые каким-то образом прознали, что герцогиня Дармоншир переехала в столицу. Уже на второй день с раннего утра они молчаливо толпились у ворот дома. Простые люди смотрели на окна с тоскливой надеждой, и я не смогла отказать в приеме.
В остальное время я погружалась в бездну эмоциональной нестабильности: то на глазах вскипали злые слезы, и я готова была разрушить весь мир, то рвалась отправиться к Люку, чтобы хотя бы посмотреть на него, то напоминала себе, что он меня обидел, и лежала в кровати, равнодушная ко всему. Чтобы как-то еще отвлечься и не сойти с ума окончательно, я стала присоединяться к леди Лотте в часовне. Религиозного рвения во мне никогда не было, но после встречи с Красным стало как-то неловко игнорировать храм – будто избегаешь встречи с близким родственником, – а умиротворение обители успокаивало и меня. И я просила: Синюю – о благополучных родах, Зеленого – о том, чтобы все было в порядке с Полей. Белого я благодарила за браслет и заклинала помочь Люку. Говорила я и с Красным – о Василине, которой нужно вернуться, о Люке, которому нужно выиграть войну, обо всем на свете. Но Воин ни разу мне не ответил. Это понятно: у него, как и у других богов, наверняка были более важные дела.
