«Да, беременность сделала тебя еще и агрессивной».
Но ветер уже остудил мою голову, и я только улыбнулась и приложила руку к животу, прислушиваясь к себе. Иногда, очень редко, что-то сдвигалось во мне, словно на бурю эмоций опускали задвижку, и я на несколько минут погружалась в непривычный блаженный покой. Как сейчас.
На обратном пути я позвонила Кате. Мы иногда созванивались с ней – буквально на несколько минут – и говорили о всякой ерунде. Нам обеим было страшно из-за войны и неизвестности, и эти разговоры, как и чайные посиделки с леди Лоттой и Ритой в Вейне, придавали ощущение нормальности происходящему вокруг.
– Ты знаешь, мы тоже переехали, – сказала мне Катя в этот раз, после того как выслушала мои восторги по поводу победы Люка и мою язвительность из-за его молчания. – Нас перевезли на какой-то хутор под Иоаннесбургом. Вместе с твоей сестрой, Марина. Сказали, опасно оставаться в монастыре, дали час на сборы… Саша нас и перенес. Теперь тут обустраиваемся.
Я озадаченно хмыкнула.
– Мариан мне и слова не сказал. Хотя, конечно, ему не до этого. Как вам там, удобно?
– Да, вполне, – отозвалась Катя. – Девочек уже закормили творогом. Тут такая фактурная бабушка-хозяйка, Марина! Маленькая, чуть сутулится, а взгляд такой, будто подковы может голыми руками гнуть.
Ее речь прервалась моим хихиканьем.
– Марин, – позвала Катя тревожно, и я замолчала. – Я не хотела тебе говорить, но все же скажу. Будь осторожна. Я гадаю на своих, раскладываю зерно… И тебе раз за разом выпадает большое удивление и смерть рядом.
– Ничего удивительного, – тяжело сказала я. Смешливое настроение как рукой сняло. – Я же медсестра, Катя. Смерть всегда рядом со мной.
В замок Вейн мы с леди Шарлоттой и Маргаретой прибыли во второй половине дня. Я вышла из листолета на бетонированную посадочную площадку позади замка – Вейн возвышался над нами серой громадой, – вдохнула весенний свежий воздух, расстегнула пальто и сняла длинные перчатки. Их я надела, чтобы не расчесывать руки. К счастью, зуд после известия о том, что мы отстояли форты, не возвращался.
Я не сразу поняла, что вокруг не так. Леди Шарлотта коснулась моего локтя и тихо заметила:
– Форты молчат.
Орудия фортов действительно молчали, и тишина эта, наполненная шелестом деревьев и щебетом птиц, показалась мне настолько прекрасной, что к глазам снова подступили слезы.
К запаху свежей зелени и влажной земли вдруг примешался привкус дыма, и это мгновенно оборвало мое мечтательно-расслабленное настроение. Я оглянулась – да, дымили ямы в лесу, выкопанные для сжигания трупов. В замке продолжали спасать жизни. К сожалению, спасти всех не получалось.
Мы, сопровождаемые горничными и несколькими гвардейцами во главе с капитаном Осокиным, пошли вокруг замка к входу. Все так же трепетали справа от крыльца бесконечные веревки со стираным бельем – кажется, их стало еще больше, – а напротив распахнутых дверей стояло пять машин с ранеными. Слишком много на наш маленький госпиталь.
Шла выгрузка. У колес одного из грузовиков виталист Росс Ольверт пытался запустить сердце кому-то из солдат, перекрикивались санитары, то и дело исчезающие с носилками в открытых дверях Вейна, стонали раненые. Нас увидели; моя акушерка Кэтрин Лоу, стоявшая тут же, на распределении поступивших, устало улыбнулась, махнула рукой – и я кивнула в ответ, уже ощущая, как заворачивается внутри привычный адреналин и необходимость спешить.
Замок встретил нас знакомым старым уютным теплом, резким запахом лекарств и затихающим гулом голосов. Пациенты поворачивались к нам, кто-то удивленно шептал: «Герцогиня», кто-то вставал и кланялся. Я кивнула, отступая в сторону, чтобы не мешать санитарам, поднимающим тяжелых раненых на второй этаж, и осматриваясь. Койки сейчас стояли и справа от лестницы, а когда мы уезжали, под госпиталь была отведена только левая часть. Мест не хватало, часть бойцов была размещена на матрасах на полу, но я отметила, как вокруг чисто – несмотря на переполненность, антисанитарии не допускали. Лежачим организовали места за ширмами, но это, конечно, не соответствовало никаким нормам. Мне в глаза вдруг бросились рыжие кудри Софи́ Руфи́н – она споро и ловко переодевала кого-то из раненых. Девочки ее вместе со всеми детьми были вывезены в наш виндерсский дом, и леди Лотта как-то упомянула, что Софи по несколько раз на дню звонила нянечке, спрашивала о них, даже плакала в трубку – но оставалась здесь. И понятно, почему оставалась. Переезжать с нами было бы неприлично.
Я отвела взгляд – внутри всколыхнулось почти забытое и болезненное, отозвавшееся уколом ярости, – и пошла к лестнице.
Леди Лотта сразу поинтересовалась у одного из санитаров, где Бернард, и мы направились на второй этаж.
Брат Люка спал – бледный, подключенный к капельнице, с плотно перевязанным животом, – а в палате у окна, к нашему недоумению, обнаружилась коротко стриженная серенитка в халате, с перебинтованной рукой и страшными синяками на лице. Такие быстро убираются виталистами, но наш Росс не мог тратить силы на легкие повреждения.
– Добрый день, – немного удивленно и тихо проговорила леди Лотта. – Вы… сослуживица Бернарда?
Я покосилась на Риту – она оглядывала серенитку со знакомым прищуром. Так же ревниво она смотрела на меня на свадьбе.
– Добрый. – Гостья, ничуть не смутившись, по-военному склонила голову и сложила руки за спиной. Голос ее был спокойным и уверенным. – Майор Церсия Лариди, миледи?..
– Кембритч, – пояснила свекровь. – Бернард – мой сын. А это мои невестка и дочь.
Серенитка так же спокойно кивнула нам.
– Я приглядываю за лейтенантом, чтобы не отвлекать сиделок от более тяжелых пациентов. Мы некоторое время служили вместе и одновременно попали в госпиталь.
Свекровь внимательно посмотрела на нее и – высший пилотаж – словно невзначай поинтересовалась:
– Вы были рядом, когда его ранили?
Майор улыбнулась. Она оказалась совсем не проста.
– Да. Но, полагаю, лейтенант сам вам все расскажет, если посчитает нужным.
– Конечно, – согласилась леди Кембритч, снимая плащ и отдавая его горничной. – Но вы ведь побудете со мной? Расскажете о его состоянии…
У серенитки не было шансов. Я пробормотала, что нужно идти, и мы с Ритой быстро направились в свои покои. Помощь требовалась срочно, но нужно было снять дорожную одежду, вымыться и что-то съесть, потому что неизвестно, когда получится это сделать в следующий раз.
Когда мы спустились, в операционных уже работали наши хирурги – доктор Лео и появившаяся незадолго до моего отъезда серенитка Амаде́я Верфо́нсис. Маргарета пошла помогать на первичной обработке ран, а я подготовила в третьей операционной инструмент и перевязочные, спустилась к Кэтрин, распределявшей раненых, взяла у нее список тех, кого я могла зашить или обработать, и попросила санитаров поднять ко мне первого.
