– Тася! – бросился ко мне Киату. – Ты снова плохо себя чувствуешь?
Я поджала губы и отвернулась в другую сторону.
– Ты чего, девочка? – искренне удивился он и сел опасно близко.
– Ничего, – буркнула я.
Мышь на крупу смотрела добрее, чем я на Киату. Вот даже очки надевать не нужно, чтобы понять – он злодей, бровищи чёрные, лицо красивое, небритость эта сексуальная вообще! А ещё взволнованное лицо делает! Точно злодей! Коварный преступник! И не стыдно притворяться?!
– Когда приходил принц Аридо? – встревоженно спросил Киату.
– Когда проворонили его, тогда и приходил.
Тут вбежала Крохина с корзиной неопознанных овощей. Киату встал и грозно посмотрел на Галю:
– Как ты посмела, мухарка чужестранная, оставить дживу одну?!
– Сам ты мухарка! Не ори на меня, бородач! – бросила в сердцах на пол корзину Крохина. – Я тут вообще нянькой и поваром не нанималась! Дали мне самое сложное – кашеварить! А сами на лёгонькое – какой дурак не умеет заложников ловить?!
– Ты что, голодная, Тася? – догадался Киату.
– Да. И мне от этого плохо, – буркнула я себе под нос, чувствуя, что вот-вот расплачусь, потому что живот крутило, голова кружилась, в висках стучало. Мне отчаянно надоело быть недоразумением на двух ногах. Даже суперсилу получила какую-то странную: две минуты пляшем, три часа коньки отбрасываем. Как вообще такое неизвестно что могло родиться в приличной семье, где дедушка-профессор, мама-врач, дядя-каратист, а папа был летчиком? Может, они меня под дверью нашли?
Не обращая больше внимания на Крохину и не говоря ни слова, Киату подхватил меня на руки и понёс. Очень быстро, вниз по ступеням.
– Я не хочу опять на акулу, – проскулила я.
– Всё хорошо, малышка, сейчас всё будет хорошо, – проговорил Киату, прижимая меня к себе.
Он был такой тёплый и почему-то ласковый, что даже немножко поверилось. Но видимо зря, потому что мы всё-таки вышли в ту самую пещеру, где плескались в бассейнах акулы разных размеров и медузы.
– Ага, – сказала я, – значит, меня кормить накладно, проще скормить акулам?! – я рассердилась и стукнула кулачком по груди Киату. – Пират ты! И разбойник!
– Не дерись, – ответил он и по каменной лестнице медленно вошёл в воду. – Расслабься.
Едва носки его ног коснулись воды, она вся замерцала, словно кто-то снизу подключил подсветку. Ничего себе спецэффекты!
Киату ступал всё ниже и ниже.
– Ой, ты меня намочишь сейчас! – взвизгнула я.
Но он только прижал меня к себе покрепче и сказал:
– Тш-ш-ш! Не дыши… – и потом, обратившись куда-то в тёмную морскую даль, пропел торжественным басом: – Джи-ива-а, трайне горос ку. Арреос Джива!
А затем внезапно вместе со мной нырнул в воду. Она была тёплой, солёной, заливалась мне в глотку. Я попыталась вырваться, но куда там! Киату держал, как клещами! Чувствуя, что вот-вот захлебнусь, я не к месту вспомнила мамины слова: «морской водичкой горло прополощешь»… Вот уж накаркала, так накаркала!
Но тут же Киату поднял меня на руках над водой, коснулся губами моих губ, и внутри меня стало покойно, тихо и хорошо. Словно дома. Даже головокружение прошло. Я открыла глаза и увидела сияющие золотыми искрами глаза Киату. Он оторвался от меня и произнёс:
– Ты – моя джива! Море знает это. И защитит!
– Нет бы просто покормить, – вздохнула я.
Глава 28
– А теперь покормлю мою дживу, – сказал Киату, широко улыбаясь. – Раз твои мухарки не умеют стряпать, что, конечно, позор и уму не постижимо, мы идём в таверну Лакуны.
И так, не выпуская меня из рук и не обращая внимания на то, что с моей длинной юбки течёт, как с не выжатой занавески в ванной, Киату быстро пошёл по лестнице обратно вверх и куда-то в боковую дверь.
– Э-э, погоди, я же мокрая насквозь, – пробормотала я, хотя если выбирать: наряжаться или съесть кабана, я бы выбрала второе.
Однажды нам на уроке французской литературы Людмила Павловна задала вопрос: «Если вы опаздываете на важную встречу и у вас есть время только на то, чтобы либо накраситься, либо поесть, что вы выберете?» Я выбрала опоздать. Если встреча для кого-то важная, тот подождёт. А если неважная, так чего голову ломать, мучить желудок и ходить некрасивой?
– Жарко, вмиг высохнешь, – хмыкнул Киату. – Зато отведаешь отменных тюртелей Лакуны.
– Тюртели… звучит где-то между неприличным и съедобным, – заметила я, рассматривая широченную грудь в куртке из тонко выделанной кожи в дырочку. Вспомнилось, что под ней, я покраснела и выпалила, чтобы он не догадался о моих мыслях: – О, а у нас группа есть музыкальная – Лакуна Койл! Мне нравится! Депрессивная такая! Это не они тут в параллельном мире на полставки в таверне подрабатывают?
– Наша Лакуна совсем не группа. И не Койл. Её мухаро говорит, что принадлежит она джи Мардону.
– Какое безобразие – говорить про женщину, что она принадлежит, – пробурчала я. – Она что – вещь?
– Имущество, – словно так и надо, ответил Киату. – Любая мухарка кому-то принадлежит.
– Я никому не принадлежу, – заявила я, хмурясь, – я своя собственная.
Киату расхохотался так, будто я сморозила дичайшую глупость. Ну и пусть, сначала тюртелей и всего, что дают, поем, потом буду разбираться в тонкостях их жуткого патриархата. Пусть радуются, пока их женщины не догадались, что можно с голой грудью на парад выходить и про то, что существует феминизм и доширак на ужин вместо расчудесных тюртелей.
Несмотря на ночь, было так жарко, что юбки начали быстро высыхать.
Крохина встретилась нам на выходе из замка и уткнула руки в боки:
– Куда ты её понёс, бородач?
– Не твоего ума дело, мухарка! – рыкнул Киату.
– Ой, Галя, не защищай, мы есть идём, – встряла я, потому что мысль о еде главенствовала сейчас, перевешивая и права женщин, и приличия, да вообще всё на свете.
– Я с вами, – обрадовалась Крохина.
– Нет уж, – отрезал Киату. – Оставайся тут. Жди остальных.
Крохина надулась.
* * *
Мы шли вглубь острова по широкой песчаной дороге, присыпанной для удобства, видимо, сухим тростником. В кустах пели ночные птички и стрекотали сверчки, шумело море со всех сторон, будто в шторм. Но никакого шторма быть не могло, потому что небо над нами разлилось синее и звёздное, ни ветерка. Глаза Киату блестели, и в лице его было что-то торжественное, словно нёс он меня не в пиратскую таверну на тюртели, а в центральное отделение ЗАГСа города Москвы, куда заплатил большую взятку. Наверное, тюртели – это что-то! Я облизнулась.
Вскоре мы вышли на открытую площадку, и я поняла, что это их местный центр: лавочки, освещённые сталактитами, в специальных каменных чашах повсюду большие костры. Дальше дома из камня или хижины из чего попало. Люди вокруг сновали туда-сюда, среди них встречались и женщины, на вид ничуть не угнетённые. А мужчины, на кого ни глянь, были самого пиратского вида и запаха. У меня возникло стойкое ощущение, что я попала на съёмки «Пираты Карибского моря 26» с очень дотошным к деталям режиссёром – даже шампуня нормального актёрам не выдаёт.
