– Ладно, давай свои цветы, – вытащил из кармана потрепанную купюру. – Пять юаней, о’кей?
Старуха гневно затараторила, требуя двадцатку. Пожал плечами и сделал вид, что убираю деньги.
– Окэ-окэ-окэ-окэ! – закаркала, выхватила синюю бумажку, всучила самый мятый кулек с двумя мелкими розами. Тут же извлекла откуда-то пластиковый стакан для пива и затрясла им, требуя подаяния. Бабки лихо совмещали бизнес с попрошайничеством. Купленный букет, которым я планировал отмахиваться от остальных, ничего не значил. Насыпал ей в стакан горсть мелких монет, в награду за настойчивость.
Лишь за пустынным перекрестком цветочницы отвязались – там заканчивалась их зона влияния.
Сунул букет в карман куртки и зашагал прочь, в сторону набережной.
Набережная оказалась закрытой. Прямо за полуразобранной дорогой тянулась сплошная бетонная стена. Сквозь шум ветра из-за стены доносился гул большой стройки – отбойные молотки, рык мощных двигателей и какой-то грохот, будто трясли в железной бочке булыжники. Желто-белые лучи прожекторов тонули в дыму и пыли. Их свет не позволил мне разглядеть небоскребы на той стороне реки – виднелись лишь красные огоньки спящей телебашни.
Ветер здесь дул сильнее.
Я поежился, накинул капюшон и направился вдоль стены в сторону моста возле российского консульства.
Необычный для Шанхая квартал больше походил на «чайна-таун» где-нибудь в Штатах. Притихла в сыром мраке узкая улочка с кучей ресторанов, во всех уже погасили свет в поздний час. Возле закрытых дверей разевали пасти бетонные львы. Серебристые драконы обвивали огромные вазы у входов в сувенирные магазины. Вертикальные вывески свешивались повсюду, скрывая темную полосу неба. Работала лишь мусульманская забегаловка – в пустом зале за дальним столиком несколько совершенно разбойного вида человек смотрели телевизор. По соседству с лапшевней светилась витрина табачного магазинчика. Продавец дремал, положив голову на кассовый аппарат.
Я огляделся. Заметил слабый розовый свет неподалеку,
Подошел ближе.
За витринным стеклом салона – пижамки, кружева, голые плечи и ноги.
Девчонки оживились, с любопытством уставились. Помахали призывно ладошками. Та, что сидела ближе всех к дверям, легко вскочила с дивана, подбежала на каблучках к дверям, приоткрыла, выглянула, ежась от холода:
– Хэллоу? Массаджа?
Голубой полупрозрачный пеньюар, короткий и с открытыми плечами – вот и вся одежда на ней.
– Кам-кам, гуда-гуда! – массажистка энергично закивала, приглашая. Подумав, добавила, хихикая и прикрывая рот: – Секса, гуда!
Выскочила на ветер, уцепилась пальцами в серебряных кольцах за мою куртку, потянула ко входу.
Волнистые волосы, яркие губы, густо подведенные глаза. Лет двадцать, может, чуть больше. Все же это лучше недавно хватавших меня за одежду старух.
Мысленно махнул рукой и послушно вошел в жаркий салон, скинув капюшон и на ходу расстегивая куртку.
За конторкой, под невнятной абстрактной картинкой, скучал хмурый пожилой дядька.
– Сто юаней! – назидательно поднял дядька коричневый палец, изображая одну сотню.
Я удивился:
– Всего?
Дядька покрутил пальцем, словно ковыряя в носу невидимого собеседника:
– За массаж – сто юаней. Остальное – сами договоритесь.
Девчонка уже плотно прижималась ко мне, смешливо заглядывала в лицо. Пальцы ее скользнули под мою куртку, пробежались по груди и животу, мимолетом огладили ширинку на джинсах и тут же взлетели к шее, изображая массаж.
– Высокий! – радостно сообщила публике «массажистка». – Лаоваи всегда высокие!
Девицы с дивана кивнули. Дядька за конторкой хмыкнул, проворчал что-то по-шанхайски.
– Трудно достать, неудобно, надо прилечь! – подмигнула накрашенным глазом девчонка, почти повиснув у меня на шее.
Протянул менеджеру сотню. Пошел за девчонкой по узкой – они почему-то всегда в этих заведениях такие – лестнице на второй этаж. Обтянутый шифоном маленький зад покачивался в паре сантиметров от моего лица.
Второй этаж делился невысокими перегородками на тесные кубрики. Тускло светила синеватая лампа. Было намного холоднее, чем внизу. Дощатый пол поскрипывал под моими ногами. Глухо постукивали каблуки девчонки.
– Сюда! – показала она, распахнув фанерную дверцу.
Топчан с парой серых подушек и обтянутый кожзамом пуфик в углу. Обогреватель-ветродуй под потолком. Девчонка вскочила на пуфик, потянулась к кнопкам, ее пеньюар задрался, открыв черные кружевные трусики.
– Ты говоришь по-китайски? – спрыгнула, оглянулась на ветродуй – тот мерно гудел, разгорались алые спирали.
– Немного, – я улегся на кушетку, и погладил девчонку по холодному колену. – Замерзла?
– Привыкла, – пожала плечами. – Сейчас нагреется. Массаж хочешь?
– Ну, попробуй.
– Давно в Шанхае? – положив мою руку себе на бедро, она начала пощипывать подушечки пальцев.
– Сегодня утром прилетел. А ты?
– Второй год. Я из Шаньдуна. Цюйфу, такой город.
– Знаю.
– Знаешь? – сильно встряхнула моей кистью, что-то даже щелкнуло. – Откуда?
– Родина Конфуция, как же не знать.
С достоинством кивнула:
– Был у нас?
– Нет. Но, наверное, съезжу.
– Нечего там делать. Скука. Работы нет.
– А тут?
– Тут – Шанхай. Тут все есть.
– Тебе сколько лет?
Склонила набок голову:
– А ты угадай!
– Хм… Двадцать?
Рассмеялась:
– Ничего не знаешь! Мне двадцать три!
– Это одно и то же, – возразил ей.
Удивилась и несогласно тряхнула головой.
– Слушай, я свитер сниму, а то жарко, – я приподнялся на локте.
– Погоди, – пальцы ее остановились. – У тебя что под ним?
– Футболка… – ответил с недоумением.
Оттянула край моего свитера. Взглянула, убедилась.
– Тогда можно.
– А что, кхм… Разве у вас… это… ну, в общем, делать… нельзя разве?
– Мэйка лаве? – переспросила она на своем английском, и почему-то полушепотом. – Почему нельзя? Можно.
– Но только в одежде?
– Как хочешь.
– Тогда не понимаю…
Терпеливо объяснила:
– Массаж нельзя без одежды. Любовь – можно.
«Тонкости сервиса», – подумал, стягивая через голову свитер.
– Хочешь? – улыбнулась и ухватила меня за бедро, крепко сжала, массируя.
