Александру. Саню, как мысленно её назвал.
Она пятилась, как рак-отшельник, полубоком, к выходу и в каком-то, едва ли не суеверном ужасе, смотрела на него. Он так перепугал её?
Стоит посмотреть правде в глаза, он и себя испугал, настолько неестественно себя повёл. Как герой третьесортного порнофильма. Вот только Саша никак не тянула на героиню оного.
— Стоять! — быстро проговорил и схватил за ногу Сашу, когда она уже почти выскочила из палатки. Заграбастал под себя, прижал.
Запах не почудился, как и мягкость. Всё остальное тоже, включая реакцию собственного тела на близость Саши. Благо, не такую очевидную, но противоречащую всем законам физиологии. Впрочем, почему же противоречащую? Сколько у него не было секса? Здоровых отношений? Антона передёрнуло.
Попытался рукой проникнуть под серую толстовку Саши, грудь под ним ощущалась… божественно. Налитая, немаленькая, упругая. Без бюстгальтера. Её хотелось сжать до боли, ущипнуть, хотелось снять эту нелепую тряпку и целовать, лизать, играть языком с сосками. Сжать груди и уткнуться в них лицом… Не тут-то было.
Саша замерла, уставилась тёмными глазами в испуге, натянула толстовку и вцепилась в неё до побелевших костяшек. Дышит часто-часто, поверхностно, губы прикусывает, в глазах слёзы стоят, шею подставляет, интуитивно, а лицо отворачивает, не даёт целовать себя в губы.
— Я неприятен тебе? Испугал? — резонный вопрос.
Конечно, испугал. В ней веса-то… пусть не мышиный вес, но она маленькая, женственная, заведомо слабее по всем параметрам, физически, морально. Надо извиниться, отпустить, может, компенсировать моральный и физический ущерб… не сейчас, сейчас это будет выглядеть оплатой услуг, а настолько оскорбить Саню он не хотел, не мог. Да и, судя по хаотичному и жадному блеску Сашиных глаз при взгляде на член, когда Антон снял брюки, а с ними и трусы — вопрос, кто кому оказал услугу, открытый.
— Нет, — качнула головой.
— Отпусти эту штуку, — потянул её руку в безуспешной попытке оторвать от спортивного костюма.
От поцелуев вывернулась.
Так и лежала рядом. Ни жива, ни мертва. Вжимаясь, иногда хватая за шею или плечи, но ревниво следя, чтобы руки Антона не коснулись голого тела, и он не увидел, что скрывается под застиранной кофтой и штанами.
— Так и не дашь себя поцеловать? — прошептал в шею, втянув воздух вперемешку с ароматом чего-то родного.
Захотелось закутаться в этот запах с головой, в аромат женщины и детства, ромашки… Наплевать на всё, не вспоминать ни о чём, не отпускать её. Без поцелуя минимум, максимум — без оргазма.
Сашка в религиозном ужасе следила за Антоном Стрелецким. Сначала он буквально поставил её на колени, и она даже не почувствовала себя униженной, наоборот, счастливой… не от того, что на коленях, а от того, что обзор лучше. И ближе. Она видела всё. Всё!
Каждую венку рассмотрела, форму, размер, на вкус узнала, а Стрелецкий только глаза закрывал и стонал. Сашка чуть с ума не сошла от восторга. До самого конца. А в конце поняла, что это и есть — конец.
Она предложила. Он позволил. Она сделала. Даже старалась. А дальше, что? Она не знала правила этой сексуальной игры, да и Стрелецкий не очень-то похож на игрока.
Надо было убегать… срочно. Не удалось.
Целовать в ответ она не могла точно. У неё не было силы воли, не было ума, не было смелости противопоставить хоть что-нибудь Стрелецкому. Не было отваги показать себя, хотя и безумно хотелось… не показать, нет. Она же не самоубийца…
Хотелось ласки, хотелось его рук на голом теле. Голом! Если от поглаживания по кофте с начёсом грудь начинала болезненно ныть, если пальцы Антона безошибочно давили на те самые точки и места, гладили эрогенные зоны, самые неожиданные, именно с той амплитудой и давлением, которое нужно Саше, то, что же будет, если позволить снять с себя одежду?
Но Саша слишком хорошо видела натренированное тело Антона. Бесподобное. С рельефом мышц, мускулами, которые перекатывались под гладкой загорелой кожей.
Кожа Саши не была гладкой, она не шлифовала её часами перед сном, эпиляцию делала от случая к случаю, а бритва оставляла раздражение или щетину. Не была загорелой, скорей наоборот, кипенно-белой и оттого казалась ещё более рыхлой, как домашняя сметана. Не было целюлита, но никакой подтянутости, спортивности не наблюдалось и в помине. Как она покажет это Стрелецкому? Да она лучше умрёт от стыда на месте.
А поцелуй? Она не может ответить на его поцелуй! Кто целуется с ядовитым цветком?
Ответит на поцелуй и пропадёт! Будет мечтать о нём, скучать, искать его страницы в социальных сетях, ревновать, упиваясь собственной никчёмностью… всё это Саша уже проходила. С любым другим, не Стрелецким — это было частью знакомой игры. Понятная, родная территория. Со Стрелецкий — опасная зона, населённая тварями, каждая из которых норовит убить.
Разбитое сердце. Раскорёженная душа. Глупые мечты, невозможные, которые разобьются, впиваясь осколками в тело до самой печёнки.
Никаких поцелуев. Никакого обнажения.
Глупо? Сашке надо было выжить, и все средства были хороши!
— Не целуешься? — уточнил Стрелецкий, нахмурив брови. — Александра, ты не похожа на героиню фильма Красотка.
Сашка вспыхнула, выдохнула, спокойней вдохнула. Вот поэтому она не станет целовать сегодня Стрелецкого. А завтра… завтра как-нибудь всё забудется! Само собой! Утром ей не будет стыдно, или будет не слишком стыдно.
— Прости, пожалуйста, я имел в виду, что не собираюсь платить тебе за секс, а ты, очевидно, не рассчитываешь на оплату.
— Хорошо, — Саша кивнула.
— Не разденешься?
— Нет, — прошептала и в подтверждение покачала головой.
— Ладно, — Антон потянулся к небольшому диодному светильнику, который освещал палатку, при близком расстоянии можно было рассмотреть друг друга во всех деталях. Выключил его. Всё это время придерживая Сашу за поясницу, прижимая к себе. Грудь сладко упиралась в его грудную клетку.
— Не целую губы, не смотрю, я понял, — горячо прошептал. — Саня, у меня нет презервативов, честно говоря, я не склонен к… случайным половым связям, данная ситуация застала меня врасплох, но я не могу отпустить тебя, если ты понимаешь, о чём я…
Прижал к себе притихшую девушку. Она не сопротивлялась и не отталкивала, наоборот, подставляла под поцелуи шею или ушко, сладко стонала, когда он целовал запястья, тёрлась упругой грудью в одежде о его голую грудь, с явным удовольствием отвечала на ласки. Её ладонь, ловко расправившаяся с молнией на брюках, поглаживающая, мягко сжимающая, игривая, придерживающаяся определённого ритма — сводила с ума. Он ощущал себя так, будто не кончил совсем недавно, словно у него не было секса десятилетие, не меньше.
Саше было так просто забыться в его объятиях, в сильных руках, потеряться, ощутить себя пусть не особенной, но важной. Даже когда отпускал руки, придерживая только ладонью живот, опускаясь губами к щиколотке, желание продолжить было сильнее внутреннего требования убежать. Ей никто никогда не целовал щиколотки, никогда не сводил с ума поцелуями запястий. Поглаживания языком подушечек её пальцев никогда не отправляли в нирвану. Антон принял её правила, не настаивал, не целовал губы, не раздевал, а почти довёл до беспамятства. Она расслабилась, забылась и оказалась на спине, распластанная и зафиксированная крепкой рукой, прижата ногой, вдавлена в спальный мешок.
