— Живой еще?.. Давай по двадцать капель? Сбегай, я обашляю.
Бобочка, выворачивая карманы, обшарил всего себя, раскрыл оба глаза и длинно выругался.
— Все, сука, выгреб… Сам сдал, сам и взял с прикупом, сука, — бормотал Бобочка, продолжая рыться в пустых карманах. — На тыщу баксов пофартило мальчонке, и тю-тю… Ну, сука!.. Сбегай, братан, а я завтра с процентом, как «Менатеп».
Бобочка отяжелел и уронил голову.
— Кто? Говори, кто? — Саша снова тряс Бобочку за плечи, и голова того на тонкой шее моталась по столу, будто отдельно от тела. — Кто? — кричал ему в ухо Саша, хотя знал кто. — Кто тебе дал деньги? Говори!
Бобочка замычал и, прошептав «гад и последняя сука», несколько раз икнул, дернувшись всем телом, и затих.
Выпрямившись, Макаров с минуту постоял, глядя на обмякшее тело, затем бегом кинулся обратно в гараж.
Гоша сидел на верстаке, беззаботно болтал ногами и аккуратно протирал ветошью блестящую деталь.
— Семен тут не болтался? — спросил Макаров.
— Не болтался, — неторопливо ответил Гоша и спрыгнул с верстака, — а уболтал указухами. Мы, понимаешь, тут не тачки должны делать, а за этим деятелем следить, чтоб водочкой не баловался.
— Уехал?
— Носатый? Попрыгал вокруг Бобочки, на нас наорал и наверх поскакал. Да вот он! Угомонился, сейчас уедет.
Вице-президент вышел из лифта, важно, не глядя по сторонам, направился к своей белой «пятерке». Аккуратно усевшись, он пристегнул ремень и осторожно поехал к настежь раскрытым воротам.
— Видал водилу? — Гоша в сердцах сплюнул. — Хоть убей, в тачку к нему не сяду! На велике быстрее доедешь. Отсюда до Мойки минут пятнадцать, а этот будет все сорок пилить. И что купил-то? Дешевле не бывает, а мог бы на «мерсе» раскатывать. Боится! Если на «мерсе», значит, при денежке. А так он кто в таком авто? Никто! На такого не наедут, да и на «пятерку» варежку не разинут в смысле угнать.
Макаров вполуха слушал Гошину болтовню, лихорадочно соображая, как правильнее поступить.
— Тачка свободная есть на часок? — спросил Саша.
— Выбирай любую, — Гоша махнул тряпкой, указывая в сторону. — Лучше всего тот красненький «Сааб» — ястребок! Ключи в машине.
* * *
Как уловил Макаров со слов Гоши, Туманский ездил домой в сторону Мойки, и Саша погнал в ту сторону. Действительно, минут через пять резвый «Сааб» нагнал неспешно катящего в первом ряду «жигуленка».
Саша пристроился метрах в пятидесяти и прикидывал, что делать. Труса правильнее всего сразу прижать покрепче, понаглее. В панике он и соображает туго, и врет глупо. Да, его надо взять тепленького, прямо в любимом доме!
Туманский действительно ехал к Мойке, но неожиданно выкинул фортель — нырнул в арку большого серого дома. Двор мог быть и проходным, но Саша, не раздумывая, тормознул — ехать следом означало почти наверняка засветиться.
Выскочив из машины, он бросился в арку и тут же похвалил себя — «пятерка» белела в светлом сумраке петербургской ночи почти сразу за углом арки, в тени которой Саша и притаился.
Туманский выбрался из машины и, прихватив «дипломат», направился к мусорным контейнерам. Здесь он извлек из «дипломата» нечто, как показалось Саше, похожее на белый сверток, быстро огляделся и аккуратно опустил его в контейнер. Не спеша прогулявшись по пустынному двору, Семен Михайлович вернулся к машине. Саша выскользнул из арки и заскочил в первый же подъезд.
Когда Туманский уехал, Макаров вышел из подъезда и вернулся во двор.
Сверху на куче мусора в контейнере он сразу увидел сверток. Внутри оказалась лишь пустая бутылка из-под «Смирновской».
Теперь надо было спешить. Саша мчал по улицам и благодарил педантичного аккуратиста Туманского. Если бы тот выбросил «голенькую» бутылку, Саша вряд ли стал бы искать именно ее — в густых сумерках не разглядишь, от чего так старательно избавился вице-президент.
Справа, мелькая синими огнями и подвывая сиреной, выскочила «Скорая», и Макаров притормозил, пропуская ее. Дальше они мчались цугом, и «Скорая», как оказалось, «привезла» Сашу прямо к гаражу.
* * *
Врач вслух прочитал надпись на Бобочкином комбинезоне:
— «Не стой над душой!» А мы, уважаемые, стоим над телом.
Чумазые механики столпились вокруг стола, на котором покоились голова и плечи горемычного Бобочки. Кто-то недоуменно переспросил:
— Над телом?
— Ага, — бодро ответил врач, — душа, уважаемые, уже отлетела, и наука пасует. Пил? — обратился он к механикам.
— Вусмерть, — нахмурясь, ответил Гоша и поперхнулся, поняв неуместность своих слов.
— Что и доказано, — резюмировал врач и скомандовал фельдшеру: — Вызывай перевозку.
Постояв над затихшим навсегда Бобочкой — Борисом Николаевичем Токаревым, Саша вернулся в машину, позвонил оттуда Филимонову и, рассказав о случившемся, спросил адрес Туманского.
— Узнаю. Перезвони через пять минут, — сразу ответил Филимонов.
* * *
Макаров трижды с перерывами давил кнопку звонка, пока не услышал из-за массивной двери придушенный голос:
— Кто?
— Семен Михайлович, это Макаров. Откройте!
Голос за дверью перешел в визг:
— Не знаю никакого Макарова! Первый час ночи!
Дождавшись, пока Туманский наберет воздуху для нового словесного заряда, Саша протараторил:
— Я новый водитель Филимонова Юрия Борисовича. С бумагами для вас. Разве он не звонил?
Туманский вдруг раскашлялся, потом сказал обычным надменным тоном:
— Так ты шофер? Юрий Борисович сказал, что приедет шофер, но имени не назвал. Ты один?
— Один я, Семен Михайлович.
Заскрежетали замки, и дверь приоткрылась на ширину цепочки. Туманский оглядел Сашу и, видимо, признав в лицо, кивнул, а затем просунул руку в щель и потребовал:
— Бумаги!
Саша было растерялся, но тут же сообразил улыбнуться и даже укоризненно покачал головой:
— Как же так, Семен Михайлович? Шеф сказал, что вы меня за ударный труд в ночную смену рюмкой коньяка угостите. Нет?
Туманский изобразил вежливую гримасу и отомкнул цепочку.
— Проходи. Нет, не сюда, направо!
По длинному, коленом, коридору Семен Михайлович, развевая полы шелкового халата, провел Сашу в огромную кухню, сверкающую чистотой и никелем многочисленных приборов, облегчающих холостяцкую жизнь.
Усадив незваного гостя за удобный стол, Туманский поставил перед ним маленькую рюмку, затем приоткрыл дверцу одного из шкафчиков и, загородив телом его содержимое, принялся нашаривать обещанный Саше Филимоновым коньяк.
