– Не нашли убийцу-то?
Следователь так же нарочито и так же спокойно ответил.
– Нашел.
– Надо же. И кто же он? Любовник какой-нибудь?
– Не он. Она.
– Даже так? Расскажете? Ну, после того, как я вас послушаю.
Она приложила холодную печать к спине пациента, который с добродушной усмешкой определил направление дальнейшего течения разговора.
– Конечно, расскажу. Убийца вы.
Марина как будто не обратила внимания:
– Не говорите ничего, дышите глубоко. Спасибо. Интересное предположение.
Она вынула из ушей «оливы», по врачебному повесила дужки на шею и с любопытством прокомментировала:
– Во-первых, вы же знаете, что у меня алиби, а во-вторых, если я убийца, почему же вы ко мне в кабинет пришли, а не я к вам?
– Говорю же, давление скачет, нервы не в порядке, как и у вас, я предполагаю. Вот хочу поговорить. Не как следователь с подозреваемой, а как человек с человеком. Может, нам обоим этот разговор поможет с ним справиться:
– С кем?
На этот раз следователь ответил без лишней любезности или легкомыслия.
– С давлением, Марина. Я без прелюдий. Я знаю, что Ларису убили вы, знаю – как, знаю, что вы обеспечили себе неопровержимое алиби, но ничего доказать не могу, да и, скажу честно, не то чтобы хочу. Но у меня есть информация, которая может быть очень важна для вас как для человека. Я бы даже сказал, она может изменить вашу жизнь, если, конечно, в этом есть необходимость. Я ею поделюсь, если вы дадите мне ответы на два вопроса. Они тоже важны для меня как для человека. На мне нет никаких прослушивающих устройств, можете проверить. Хотите, штаны сниму? Могу телефон в машину отнести. Что скажете?
Марина сжала губы. Все ее тело превратилось в точку, которой когда-то была наша Вселенная перед Большим взрывом. Федор Сергеевич понял, что для старта реакции нужно всего лишь несколько слов. Он их всегда умел находить. Нужные слова.
– Молчите. Понятно. Ожидаемо. Марин, я же вижу, что вы нормальный человек, врач, вы людей спасаете и живете с тем, что убили женщину, которая виновата лишь в том, что ее полюбил ваш муж. Нет, я все понимаю: чувство собственности, ревность, деньги большие…
Большой взрыв. От голоса Марины по кабинету пошли волны. Сначала наполненные болью, затем силой и наконец яростью.
– Ничего вы не понимаете! Ничего!
Следователь мог быть доволен. Подождав, пока воздух перестанет вибрировать, он спокойно ответил:
– Так объясните. Я и правда чего-то не понимаю.
– Чего именно? Вам же все очевидно. – Сарказм врача соединился с сарказмом женщины.
Федор Сергеевич флегматично перечислил:
– Я не понимаю, почему вы убили ее только сейчас, через несколько лет после развода. Это первое. И почему убили не сразу, как пришли, к ней, а поговорили, потом вышли на улицу, постояли, вернулись и только тогда выстрелили. Это второе.
Следователь рисковал. Его предположение строилось на таких незначительных деталях, что вероятность попадания в цель была довольно низкой, а в случае ошибки его авторитет моментально бы рухнул. Но он понимал, что если прав, то стена, разделяющая его и правду, исчезнет, как это часто бывает в масштабных магических шоу.
Марина отреагировала именно как зрители такого шоу – с еле скрываемым восторгом, который, правда, в силу обстоятельств в течение пары секунд трансформировался… Нет, даже не в страх, а в равнодушие и непонимание.
– Если вы, как вам кажется, знаете, как все было, почему же не арестуете меня прямо сейчас?
Если бы Марина сейчас измеряла кардиограмму, то, вероятно, заметила бы небольшой скачок внутри Федора Сергеевича. Все-таки не каждый день он ставил на зеро и выигрывал. Но он именно потому и слыл грозным соперником в карточных играх, что лицо его редко предавало нервную систему. Флегматичность никуда не исчезла.
– Во-первых, алиби, во-вторых… Я думаю, вы поймете, если мы все-таки произведем информационный обмен. Так почему убили-то?
Марина отошла к окну, долго собирала буквы в слова, слова в предложения, а предложения в абзацы. Проверила весь текст еще раз и спокойно, без колебаний зачитала свое, как ей казалось, последнее слово.
– Я ее убила, потому что эта тварь не имела права дальше жить. Просто не имела права и всё, и кто-то должен был ее остановить. Вы думаете, я истеричка ревнивая? Нет. Просто так нельзя.
– Как?
– Мой Сережа любил ее больше жизни, а она просто его выпотрошила со своими дружками. Я же его тогда отпустила без сцен и претензий. Понимала, что ему с ней лучше будет, чем со мной, сама чуть не удавилась, но отпустила. И простила и ее, и его. Думала, любовь всей жизни, ну что тут скажешь. А выяснилось, что эта тварь всё просчитала! Всё! А Сережа даже когда все узнал, пытался ей оправдание найти. Ко мне пришел, рыдал, говорил, жить не может без нее и простит, если она вернется.
– Он пришел к вам? – на этот раз настал черед удивляться Федору Сергеевичу.
– А не к кому было больше. Она же всех друзей у него извела. Он от всех отказался. Если бы не дети общие, мы с ним тоже не общались. Но знаете, что ей никогда не прощу? Даже не то, что она у меня самое дорогое забрала, поиграла и выбросила. Нет.
– А что же?
Марина впервые отвернулась от окна и посмотрела на следователя.
– Она над ним насмехалась, говорила, что он слабак, терпила. Что не мужик. Что сам виноват. А он просто добрым человеком был. Понимаете? Добрым. И всё. Таких больше нет. В итоге у него сердце и не выдержало, он мне с работы позвонил, я раньше скорой прилетела, но все равно не успела… Умер за десять минут до того, как я приехала. И фотография этой сволочи у него на столе. Я поняла, что жить не смогу, пока она по земле ходит. Она по любому суду виновной была бы признана, я просто палач. Зато теперь я знаю, что не зря жила, хотя бы одну тварь остановила.
Настала очередь следователя взять паузу. Он как будто переслушивал аудиозапись, останавливая в самых важных местах, получил подробный ответ на первый вопрос, все понял и задал второй.
– Тогда почему убили не сразу?
Марина, вероятно, ожидала более проникновенной реакции на свои признания, а не просто «переходим к пункту два», поэтому ответила с раздражением.
– Почему, почему… Сил не хватило сначала. На курок не могла нажать. Думала, мне легко будет. Вы вот людей убивали?
Выбить профессионала из седла даже таким ударом не получилось.
– Нет. Не приходилось пока. А что, она пощадить просила? Плакала?
Марина опять мысленно перенеслась в тот вечер.
– То-то и оно, что нет. Просто смотрела с каким-то презрением и улыбкой. А когда я ушла, крикнула, что я такой же слизняк бесхребетный, как и Сережа, и что таких, как нас, такие, как она, всегда за скот держать будут. Я уже выходила, когда услышала: «Вы с ним просто корм, Марина, слышишь, просто корм». Я постояла, подумала, вернулась и сразу выстрелила. Но она в последний момент все-таки испугалась, я это увидела. Знаете, такой животный ужас в глазах. Доли секунды. Но он был. Так что все мы скот. Ну что, у вас еще вопросы есть? Если нет, давайте свою информацию.
