– Ты пила узо?
– С твоим дедом. И, пожалуйста, не злись. Это была его идея. Думаю, мне надо вздремнуть перед ужином. Кстати, он собирался заняться тем же.
– Это так вы играете в нарды?
Он взял ее за руку и повел в спальню.
– Обычно мы обходимся без узо. – Она остановилась, развернулась к нему и положила ладонь на грудь. – Сегодня мы разговаривали.
Это насторожило Миколаса, он внимательно вгляделся в лицо девушки.
– О чем вы говорили? – От неприятных подозрений во рту появилась горечь. Он сделал шаг назад, не выпуская при этом ее локоть.
– Эребус любит тебя, ты знаешь. – Губы ее сжались, на лице появилось трагическое выражение. – Он надеется, что ты его простишь.
Миколас заморгал и отдернул руку.
– Он понимает, что тебе сложно это сделать. Впрочем, мне кажется, если ты и попытаешься, он себя простить не сможет никогда. Это так… печально. – Вивека отвернулась и оперлась плечом о стену. – Неужели ты никого не подпустишь к себе, Миколас? Тебя устраивает такая жизнь? Секс без любви?
Он покачал головой и выругался. Сжав руки в кулаки, он поднял глаза к потолку. В такие минуты он ощущал себя непозволительно беспомощным.
– Я солгал тебе, – произнес он. – В первый день, когда мы только встретились. Я сказал, что дед дал мне все, чего я только мог пожелать. Но не сказал, что мне ничего этого не было нужно.
Вивека повернулась и посмотрела на него с интересом.
– Я его проверял. – Теперь он понимал, что с помощью подарков дед хотел заслужить его доверие, а потом это превратилось в игру. Ужасную, страшную игру. – Я требовал от него вещи, которые мне не были нужны, просто хотел посмотреть, выполнит ли он мою просьбу. О своих истинных желаниях я никогда ему не рассказывал. И никому не рассказывал.
Он посмотрел на небольшой шрам на ладони.
– Никому. Физическое насилие ужасно, но психологическое… – Руки его затряслись.
– Миколас. – Вивека бросилась к нему и сжала его ладони, словно хотела помешать погрузиться в мрачные воспоминания.
Голос его стал совсем чужим, словно за него говорил другой человек.
– Они спрашивали меня, хочу ли я пить, хочу ли в туалет. Спрашивали, хочу ли, чтобы они прекратили меня пытать? Конечно, я отвечал да. Но ничего не получил.
Она прижалась к нему всем своим хрупким телом и принялась гладить по плечу. Миколас попытался отстраниться, несмотря на то что душевный покой, который она стремилась ему дать, был тем, чего ему так не хватало в жизни.
– Я действительно не могу, я не пытаюсь причинить ему боль. Но что будет, если я поверю ему, дам понять, как он много для меня значит? Он не может опять стать моим спасителем. Его слабость будет использована против меня, а я не могу этого допустить. Я не могу открыться и показать свою незащищенность перед ним. Ты понимаешь?
Вивека прижалась лбом к его груди.
– Понимаю. – Она с трудом перевела дыхание. – Мне надо лечь.
Он проводил ее взглядом и провел рукой по ткани сорочки, ставшей влажной от ее слез.
– Виви! – Ей навстречу шла Клэр под руку с мужем Алексеем.
Впервые за вечер Вивека искренне улыбнулась. Точнее, за много дней. В последнее время ее отношения с Миколасом стали еще более напряженными. Теперь она не просто его любила, но и хорошо понимала, и знала, что он никогда не позволит себе влюбиться в нее.
– Как твое платье? – подмигнула Вивека, чтобы немного поднять настроение.
– Теперь я всегда ношу с собой нитки и иголку. – Клэр похлопала рукой по сумочке.
– Мне очень приятно тебя видеть, – призналась Вивека. – Я прочитала все, что нашла о твоем фонде, и поражена, как много ты делаешь для людей. Знаешь, у меня появились идеи, как организовать сбор средств.
Миколас удивленно смотрел, как сияет лицо Вивеки. Он уже много недель не видел ее такой счастливой. Ее улыбка вызвала боль в его груди, волны которой разносились по всему телу. Он мечтал, чтобы ее тепло помогло и ему.
– Я посетила выставку детских рисунков, когда мы были в Нью-Йорке, и поразилась тому, как сложны многие работы. Это навело меня на мысль, что они могут стать достойными лотами для аукциона. Смотри, я покажу. – Пока Вивека открывала сумочку и доставала телефон, Клэр принялась рассказывать ей о ближайшем планируемом мероприятии.
Алексей оглядел обеих женщин и фыркнул.
Миколас оставался спокойным. Он должен позволить всему идти своим чередом, нельзя пытаться вмешиваться в отношения женщин, преследуя желание решить деловые вопросы. Он должен быть терпеливым, иначе навсегда упустит возможность найти контакт с этим надменным русским.
– Забавно, не так ли? – Алексей чуть повернулся в его сторону. – Вы столько времени потратили, чтобы связаться со мной, а теперь предпочитаете слушать мою жену. Если вы по-прежнему желаете встречи, я найду для вас время завтра утром.
Миколас не смог скрыть удивление. Алексей ничего не сказал, лишь приподнял бровь.
– Когда я увидел вас обоих в Афинах, мне стало любопытно, почему вы вместе. Вернее, что она делает рядом с вами. Но… – Он поморщился. – Даже с лучшими представителями рода человеческого такое случается, верно?
Миколас почувствовал себя второстепенным персонажем. Тем, что он продвинулся так далеко в завоевании доверия, он обязан Вивеке. Он гнал от себя эту мысль, и у него хорошо получалось об этом не думать, однако убедить себя, что этой женщине не удалось проникнуть в его сердце, пока не выходило.
Миколас не успел открыть рот, чтобы ответить, когда раздался возглас Вивеки.
– Бог мой, не может быть! – Она неотрывно смотрела на экран телефона. – Мне несколько раз звонила Трина. У Григора случился инфаркт. Он умер.
Миколас и Вивека поспешили удалиться, выслушав сочувствия Клэр и Алексея. Вивека растерянно поблагодарила их, и слова повисли в воздухе, пустые, будто лишенные смысла.
Она была шокирована новостью. На какое-то время даже онемела. Смерть Григора не радовала ее. Она жалела Трину, но сама не испытывала ничего: ни грусти, ни восторга.
Вивека промолчала, когда Миколас высказал предположение, что Григор не выдержал напряжения, вызванного расследованием, которое начал Миколас. До сих пор он не получил от детектива никакой полезной информации, поэтому еще раз набрал его номер, как только они вернулись в отель. Повесив трубку, он повернулся к Вивеке.
– Полиция острова начала говорить. Они поняли, что молчание может быть расценено в лучшем случае как некомпетентность, а в худшем свидетельствовать, что имел место подкуп и сговор. Следователи склонялись к тому, что это было убийство. Детектив готовит подробный отчет. Но без обращения в суд невозможно провести все процедуры и доказать, что твоя мать была убита. Извини.
