Видя молодых нарядных мамочек с колясками или ведущих за ручки малышей, она улыбалась какой-то бессознательной улыбкой – ведь еще совсем недавно и она была такой вот счастливой и безмятежной мамашей, весь смысл жизни которой сводился к заботе о детях и муже. Хотя разве здесь и сейчас она не занимается тем, чтобы обеспечить будущее своим детям? Разве не для этого она прилетела в благословенную Варну, чтобы заявить свои права на отель, готовая даже к тому, что ей придется пожертвовать всем своим Залетаевским наследством потенциальному преступнику, чтобы только ее с детьми оставили в покое?
Да, можно было, конечно, и ей тоже поднять голову и шагать вот с таким независимым и гордым видом по Сливнице, но что-то как-то не получалось. Наоборот, она шла, уже с трудом передвигаясь на ослабевших ногах, понимая, что теряет последние силы. Незаметно остался позади бульвар, и она остановилась на перекрестке, не зная, куда брести дальше. Наверное, ей все-таки надо вернуться в отель и поговорить с Георгием. Столько времени уже прошло, наверняка полиция уже уехала, а Георгию вообще может быть и не до нее. Она перешла дорогу по «зебре», и вдруг поняла, что ей не надо было переходить на другую сторону, что ей достаточно было просто свернуть и пойти в сторону отеля. Но, видимо, ноги сами привели ее к киоску, в котором она не так давно покупала «Золотые пирамиды» и где проиграла последние деньги.
Знакомая киоскерша улыбнулась ей. Женя, у которой сейчас было много денег, и которая могла позволить себе купить сразу несколько билетов, почувствовала какой-то холодок куража, замешанного на приближающейся истерике. А что, если снова сыграть в эту бестолковую, глупую и разорительную лотерею? Убить время, пощекотать нервы? Нервы… Да они у нее и так на пределе! Но она уже доставала из кармана купюру в сто левов.
– Здравейте! – поздоровалась она со слабой улыбкой с киоскершей и протянула ей деньги. – Вот, на все.
– Вы, русские, такие азартные… – рассмеялась женщина, растягивая в улыбке свои ярко накрашенные красной помадой губы, – Двадцать броек?
То есть штук, поняла Женя и кивнула головой.
И тут женщина, развернув веером густую пачку длинных желтых билетов, сказала то, что и должна была сказать именно здесь и именно в этот час, минуту и секунду, и что, вероятно, было предначертано самой судьбой! Что недавно другая русская женщина, молодая и красивая, с «червена коса», что означало рыжие волосы, купила у нее целую пачку билетов. Что она, эта русская, так хохотала при этом, была такой веселой, что наверняка, перед тем как потратить столько денег, выпила много вина!
– И что? Выиграла? – спросила Женя, замерев, и перед ее глазами тотчас возникли мертвое лицо, почерневшая шея и облако спутанных рыжих волос.
Она говорила на смеси двух языков, русского и болгарского, но Женя поняла примерно так:
– Думаю, да, там было много мелких выигрышей, билетов-то было много, целая пачка, а я уже закрывалась, меня муж поджидал, мы опаздывали на день рождения дочери. И мы договорились с ней, с этой женщиной, что она придет ко мне утром, и мы проверим все билеты сканером, и я ей все заплачу. И тут она, наклонившись ко мне, тихо спросила, где я возьму двести тысяч левов, понимаете?
Глаза киоскерши заблестели.
– Думаете, она выиграла двести тысяч?
– Вы бы видели ее! Она была как сумасшедшая!
– И что вы ей ответили?
– Что, если она выиграла крупную сумму, то ей надо будет поехать в Софию…
– Она была одна?
– Нет, она была с Вели, с одним человеком… Он хороший, добрый, но у него вместо крови в жилах течет вино, вы понимаете меня? Думаю, она хорошенько угостила его. Вот такую компанию себе нашла! И, знаете, я понимаю ее… Он безобидный, не то что эти молодые. С ним можно просто выпить, поговорить по душам.
– И что было потом?
– Она похлопала рукой по своей сумке, знаете, такая красивая сумка, красная, с золотыми цепочками… И сказала, что утром придет ко мне, еще раз поговорит о Софии, а потом вдруг сказала, что угостит меня шампанским.
– Так, думаете, она выиграла?
– Наверное. Билетов я не видела. Они были у нее в сумке.
– А как вел себя этот Вели?
– Он сильно качался и делал мне вот такие страшные глаза… – И женщина, хохоча, выпучила глаза со следами размокшей черной туши.
– Он умер, Вели, – сказала Женя.
– Вели? Умер?
Женя молча кивнула головой, помахала своими билетами прямо перед лицом потрясенной киоскерши и, быстро перейдя дорогу, почти бегом бросилась в знакомый уже проулок, ведущий к отелю «Pierrot».
21
Звонки продолжали настойчиво сбивать с ритма Милена. Наконец, не выдержав, он оторвался от жалобно постанывающей и раскрасневшейся под ним Мики, легко и пружинисто спрыгнул с кровати на пол и схватил телефон. Швырнул его на постель:
– Это твоей рускине звонят, я знаю, это Москва.
Мика, приподнявшись и откинув с лица тяжелую волну темных и влажных кудрей, схватила телефон и, когда звонок зазвучал в очередной раз, она, понимая, что звонит Седов и не в силах прервать любовную, хотя уже и тягостную для нее, игру с Миленом, пробормотала:
– Извинявайте… После…
И, следуя настроению своего любовника, тоже отшвырнула от себя телефон на подушки, мол, и мне как бы тоже не до звонков, вернулась в первоначальное положение, на спину.
Удовольствия она уже не получала, ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось и они бы с Миленом после душа сидели на террасе, пили кофе и курили. В какой-то момент она даже уже и не понимала, что это Милен, ее любовь, и воспринимала его как сильное и алчное животное, жестокое и неутомимое, наделенное (свойственным только людям) садизмом. В такие моменты ей в голову змеей вползала мысль, что ей уже не особенно-то и хочется быть женой Милена, терпеть его каждый день. Куда приятнее, когда они просто сидят, болтают, и она радуется уже просто тому, что он пришел к ней, что этот красивый и сильный парень из всех официанток Сливницы выбрал ее, маленькую и худенькую Мику. И что это ей он время от времени, под настроение, говорит о своей любви, своих желаниях.
Она закрыла глаза, но в комнате словно остановился воздух. Не было никакого движения. Она приоткрыла глаза и увидела, что Милен, промокнув свое тело полотенцем, сел за столик, придвинул к себе пепельницу и закурил. Ну и хорошо, подумала Мика. Пусть лучше так. И она, завернувшись в простыню, устроилась на стуле напротив него, закурила. Милен, отдышавшись, сказал, разглядывая окна противоположного дома, которые Женя окрестила «золотыми террасами»:
– Кто-то грабит апартаменты, забирается на террасы, проникает в комнаты и ворует деньги.
– Да? – фальцетом выстрелила перепуганная Мика, – А ты откуда знаешь?
– Коллеги сказали.
– Надо же…
