Но история убийства может крутиться вовсе и не вокруг билета с выигрышем. Ради. Местный стареющий плейбой. Что, если это его женщины не поделили? И влюбленная в массажиста Татьяна удушила Аллу, возможно, находясь в крепком подпитии, а потом спокойно, погрузив свои вещи в такси, отправилась на квартиру к Ради, где и находится с ним до сих пор?
Так, стоп. Но зачем было отправляться к нему на такси? Она что, замуж за него, что ли, собралась, или он просто предложил ей пожить с ним? Хотя вряд ли. Скорее всего, Ради просто напел ей про замужество, чтобы только затащить богатенькую русскую к себе в койку, может, он и не ожидал, что она притащится к нему уже с вещами. И все равно – Татьяна Жирнова пробыла в Варне всего лишь сутки. Хотя и это не факт. Это она здесь, в отеле, прожила сутки, может, она до этого жила тоже где-то в Варне?
Чем больше Женя размышляла об этом, тем сильнее начинала болеть голова.
Золото за темными шторами начало гаснуть, Варна медленно погружалась в теплое вечернее оцепенение, полное удовольствий и всеобщей курортной расслабленности. На открытых и освещенных оранжевым электрическим светом террасах ресторанов отдыхающие литрами пили сладкое вино, курили сигареты, смеялись, заводили новые знакомства или продолжали завязанные недавно, флиртовали, рассказывали друг другу невероятные истории или выплескивали на головы малознакомых собеседников свои собственные драматические истории, жаждали сочувствия, любви… И над всем этим человеческим морем, плавно перетекающим в море Черное, соленое и теплое, кружились и кричали гларусы.
Женя резко села на постели, замотала головой. Нет, это была не боль физическая, это просто какая-то влажная тяжесть в затылке, словно к голове присосалась гигантская жаба-вампир, которая высасывала кровь, мозг, способность соображать. Она так хорошо себе это представила, что даже провела ладонью по волосам, ощупывая затылок. Жабы не было.
Мика наслаждалась, воруя Милена у его жены, и ее маленькая квартирка-скворечник на время превратилась в убежище любви и страсти. Конечно, она забыла про звонок Седова и, скорее всего, отключила телефон. Ну, ничего, важно, что Седов позвонит, в этом она не сомневалась. И теперь жизнь Жени словно замерла, приостановилась до этого звонка, она не знала, чем себя занять. Но и оставаться одной было уже невыносимо – страх, едва за окном погас последний закатный, кроваво-красный луч, опустился на ее плечи, картинки ее варненских безумств замелькали перед ней, как компрометирующие слайды ее падения.
Между тем в отеле происходило какое-то движение, она слышала, как открывалась и закрывалась входная дверь, как лязгали запоры металлических ворот, как звучали шаги на лестнице и в коридоре. Кто-то уходил в ночь, кто-то уже возвращался. Но ни одного посетителя она так и не видела. Кроме мертвой Аллы. Интересно, куда Георгий дел ее тело? Уложил в багажник машины и отвез на свалку или в лес? Или сбросил в море? Нет, только не в море. Он живет здесь, на море, он не посмеет отравлять воду. Мертвое тело – это тебе не медузы.
Но, что бы он ни сделал, душа его не спокойна, он переживает и наверняка сидит сейчас в своей комнате и пьет в полном одиночестве. Вряд ли ему захочется рассказать кому-то из гостей отеля свою криминальную историю, поделиться впечатлениями, а заодно и опасениями. Разве что поговорить об этом с Женей?
Она постучала к нему, он тихо отозвался.
Как она и предполагала, он был один, сидел в глубоком бархатном кресле, на столе перед ним, освещенная бронзовой старинной лампой, стояла та самая, привлекшая ее внимание еще в первый раз, итальянская ваза для фруктов, облепленная живописными желто-оранжевыми керамическими грушами, в которой на этот раз возлежали крупные лиловые гроздья винограда. Женя, увидев эту картинку, подумала о том, что Георгий, тяжело переживая случившееся в отеле и не в силах привести в порядок свои мысли и чувства, попытался таким вот образом, спасая себя, создать гармонию и чистоту хотя бы в комнате.
Казалось, он и не удивился ее визиту. Молча предложил ей присесть рядом за стол. Коснулся пальцем виноградин, мол, угощайся.
Конечно, не обошлось без бутылки вина и хрустального фужера, казавшегося лиловым от виноградных бликов. Откуда-то возник еще один фужер. Она кивнула, и Георгий плеснул ей вина.
– Невозможно уснуть, – пожаловалась она.
Он усмехнулся и кивнул головой, соглашаясь с нею. Они понимали друг друга без слов.
– Голова тяжелая.
– Выпей вина, потом будешь сладко спать, – сказал он.
Она выпила, затем он налил ей еще.
Самое время было признаться ему, что она сидит как бы в своем кабинете, и эта ваза принадлежит ей, и это бархатное кресло, и весь уютный дом с комнатами, коридорами и лестницами – тоже. И что она, зная о том, что здесь совсем недавно произошло, не осуждает его за то, что он избавился от трупа. Наверняка он сделал это как-то умно, подбросив поближе к полиции или консульству, то есть убийством русской женщины будут заниматься и, возможно, даже найдут убийцу. Хотя, с другой стороны, след может привести к отелю… И вот, чтобы этот убийца был обнаружен как можно скорее, Женя с Микой и проведут свое собственное расследование, быть может, расскажут историю Аллы Милену, а уж он посоветует, как им поступить, чтобы избежать неприятностей. Милен… А ведь он уже знает, что отель принадлежит Жене. И рассказал об этом Мике.
Голова стала легкой и пустой. Да и тело тоже. И как это так случилось, что они молча просидели почти час, лишь хрустально чокаясь и обмениваясь понимающими взглядами.
Она и поблагодарила его молча, кивнув головой и прикрыв глаза, мол, спасибо, мне пора. Он протянул ей тяжелую гроздь. Она взяла, улыбнулась, поблагодарила его и вышла в коридор. Поднялась к себе, посидела немного, пощипывая виноград, затем распахнула балконную дверь, впуская в комнату сильный сладкий аромат липы, разделась и легла. Поначалу следила за движущимися тенями на потолке – свет фар от проезжающих машин приводил в движение крону липы, – затем уснула. И снился ей удивительный сон, словно лежит она в этой же комнате, расслабленная и легкая, и что появившийся ниоткуда молодой мужчина, пахнущий апельсином, обнимает ее, шепчет ей на ухо ласковые слова, говорит, что соскучился. И это был не Залетаев. Нет. У него был другой запах, другие руки и губы…
Она открыла глаза и поняла, что задыхается, что мужчина вошел в нее и теперь плавно покачивался на ней, словно она – лодка, а под ней морские волны… И не было ни сил, ни желания прекращать эту ночную игру воображения. Она знала, что, даже проснувшись, она продолжает спать и наслаждаться этим неизвестным ей мужчиной. Ей никогда еще не было так хорошо, свободно, тепло и сладко. И это длилось так долго и так невыносимо приятно, что в какой-то момент она подумала, что это пришла смерть, что она именно такая, спасительная, как дар перед тем, как ее окончательно накроет чернота… И когда ее стоны перешли в какой-то странный, почти каркающий стон, когда она уже начала превращаться в ненасытного зверя, готового разорвать свою добычу и проглотить ее с кровью, она спокойно и с наслаждением приняла эту смерть. И замерла, обливаясь потом.
