– Ты меня ждешь? – спросила непонятно, сонно.
– Я не хотел тебя будить.
– Я сама вернулась, просто сон закончился, пора.
Он опять ничего не понял.
– Тебе что-то снилось? Хорошее? Со мной?..
Светлана вдруг вздрогнула. Она вспомнила весь сон от начала и до конца. Так было часто: сны не ускользали навсегда, они возвращались яркими картинками почти сразу после пробуждения. А потом сбывались в реальной жизни. Светлана посмотрела на любимого уже человека, и от пронзившей боли у нее перехватило дыхание. Сбылось то, о чем предупреждала Агафья
[2]. О нем, единственном в жизни Светланы, мужчине. Агафья тогда с точностью фотографа описала его внешность, назвала имя. И Светлана через столько лет сразу узнала его в толпе пассажиров самолета. «Ты не устоишь, дочка!» – уверенно качала головой Агафья. И Светлана ей верила. Потому что предсказания ведуньи сбывались всегда. «Но ты должна быть одинокой, от потери не уйти», – сказала та твердо. «Ну, хоть кусочек счастья», – просила Светлана робко. «Горе-то посильнее будет. Оправишься ли?» – сомневалась Агафья. «Бог поможет», – тогда ответила Светлана. «Тебе – поможет», – уверила Агафья. Она передавала свое умение Светлане год за годом, готовя ее к нелегкому пути целителя.
Глава 27
Кира с самого начала отказалась от денег Агнессы. Не из ложной гордости, нет. Кто-то оплачивал лечение Ани с самого первого дня. Поступления были анонимными, но Агнессе не составило труда вычислить благодетеля. Точнее, благодетелей. Одним был Риттер, отец Сони. Когда Гордей положил перед Агнессой листок с именем второго, она поначалу не поверила. Кроме того, что он – отец Ани, Агнесса предположить ничего не смогла. Леночка, дочь Киры, даже не отпиралась, не называла отношения с ним грехом молодости, лишь согласно кивнула головой. Но рассказать, почему не сложилось, не захотела. Лишь попросила ничего про отца не говорить Ане. Пока.
Агнесса поехала к нему в клинику, ничего не сказав ни Кире, ни Елене. Приемная была пуста, и Агнесса, постучав, вошла в кабинет своего сына.
– Мамуль, здравствуй, – Сергей сгреб ее в охапку, прижал к себе и зарылся носом в волосы. У нее сразу потеплело на душе.
– Здравствуй, дорогой. – Она отстранилась и устало опустилась на стул. Пока Гордей вез ее в кардиоцентр, она готовилась к этому нелегкому разговору.
…Этого мальчика с испуганными глазенками она заметила рядом с горящим жилым домом. Деревянное строение уже догорало, вокруг суетились взрослые люди, а он молча стоял и размазывал по щекам слезы. Агнесса схватила малыша на руки и отнесла подальше, к кучке осторожных зевак, издали наблюдавших пожар.
– Это сынок ейный, – проскрипел рядом старушечий голос.
– Чей? – спросила Агнесса, прижимая к себе мальчика.
– Нинки-пропойцы. Дом-то хахаль поджег никак. Сам-то убег, а Нинка сгорела. Сирота теперь мальчонка, отца-то и в помине не было.
Она даже не думала. Ни минуты. Вскоре пятилетний Сергей Михайлович Герасимов стал ее сыном…
– Мамуль, а я тебе звонить хотел. А ты прямо как по волшебству уже тут.
– Случилось что? Хорошее, надеюсь?
– Все хорошее у меня в жизни уже случилось, – помрачнел он. – А сейчас я просто работаю.
…У него не сложилась семья. Агнесса часто ругала себя, что пошла на поводу у сына и приняла в дом эту женщину. То, что сын был слеп, бесило ее тогда чрезвычайно. Ладно бы, любил мерзавку! Нет! Он выбрал ее «за красоту и простоту», так и сказал. «А жить-то с куклой как будешь?» – только и спросила Агнесса. «Мам, она красива и глупа. Будет мне в рот смотреть. Но самое главное, не будет ни на что претендовать. К тому же говорят, что от деревенских девок такие здоровые дети родятся! Хочешь внучку, мам?» – отшутился он. Она смирилась. А после начался ад. Агнесса смотрела на сына, заглядывала в его потухшие глаза и страдала. Он замкнулся и ничего ей не рассказывал. Стал редко приезжать к ней, ссылаясь на занятость. И, как оказалось, пил. Об этом, смущаясь, рассказал ей профессор Лыков, в отделении которого хирургом работал Сергей. «Голубушка, у него уже руки трясутся, – с жалостью произнес он. – А я на него так надеялся!» Тогда Агнесса обозлилась. И все устроила по-своему. Выгнала девку взашей, договорилась с Лыковым об отпуске для Сергея и забрала его к себе. Лечила, кормила, баловала как маленького. Он оттаял. Жену свою прошлую больше не вспоминал, женщин пользовал, но близко к себе не подпускал…
– Рассказывай.
– Мне дают клинику в Германии.
– Кто?
– Помнишь Франца Шпигеля?
– Учился с тобой на курсе, помню.
– Давно уехал на родину, перезванивались изредка. Но он, как оказалось, меня из виду не терял. И сейчас, когда открыл собственную клинику, хочет, чтобы я ее возглавил. Ну, как?
– Уедешь навсегда? – ее саму покоробил глупый вопрос.
– Нет, конечно. Но это – деньги. Вернусь, открою свою клинику здесь.
– Моих денег тебе мало! – взъерошилась Агнесса.
…Это был вечный спор. «Я сам!» – было с первого дня. Агнесса привезла его к себе и первым делом кинулась к холодильнику. Отварила сосиски, картошку и сделала сладкий чай. Сережа ел спокойно, хотя она видела, как голодно блестят его глаза. Она вышла на минутку, наполнить ему ванну теплой водой, а когда вернулась, не поверила своим глазам. Малыш мыл за собой тарелку, стоя на цыпочках перед мойкой. Она ойкнула, тарелка выскользнула из его рук, стукнулась о край мойки и разбилась. «Зачем же ты!» – испуганно пролепетала она. «Я хотел сам. Я не хотел разбить», – по-своему понял он ее. «Да бог с ней, с тарелкой, Сереженька!» Агнесса осмотрела его ручки: не порезался ли? А потом он сам застилал свою постель, сам убирал игрушки и тетрадки. Сам поступил в медицинский институт и получил работу у Лыкова…
– Мамуль, давай не будем опять спорить. Деньги я заработаю сам, иначе никак.
– Ладно. А как же ты оставишь здесь свою больную дочь, Сережа? – Агнесса увидела, как сын побледнел. В этот момент ей не было его жаль. Она думала об Анечке.
– Ты знаешь?!
– Ты пятнадцать лет скрывал от меня, что у тебя есть ребенок. Почему, Сергей? Как это у тебя получилось-то, а?
– Я не знал о ней, правда. Мам, это судьба. – У Сергея вдруг заблестели глаза. – Ты не поверишь! Нет, хотя именно ты и поверишь! Случайно встретился с Мишкой Климовым, он хирург в городской. За пивком тот рассказывает мне о девочке, избитой одноклассницами, которую привезли к ним. Звереныши какие-то, говорит, как земля носит! Ну, раны профессионально описывает, об операциях рассказывает, которые ей нужны. А мать у девочки – учительница, отца нет, бабка старая, денег – нуль. Я тут же решил хоть что-то дать. На следующий день счет у Мишки узнал, две тысячи евро сбросил. Мелочь, конечно, но потом, думаю, еще найду. Даже у тебя хотел занять! А вечером – звонок на домашний телефон. И голос вроде бы знакомый. «Спасибо, Сережа, за помощь, – говорит. – Но как ты узнал? Я только очень прошу, пусть Анечка пока не знает, что она твоя дочь». Я как дурак молчу. Что говорить-то? Подумал даже, что сумасшедшая женщина, бывает такое. Но что-то екнуло. Неожиданно вырвалось: «Может быть, встретимся?» Имя не называю, не знаю потому что. Она соглашается. Подъехал к кафе возле больницы, вхожу. Я ее сразу узнал. Знаешь, бывают женщины – что в двадцать лет, что в сорок. Морщинок только немного прибавилось на лице, а так – фигура стройная, стрижка все та же. И улыбается той улыбкой, давней.
