Вика точно могла назвать дату, когда из нее вышла вся дурь. Это даже не тот день, когда узнала о смерти отца. А тот день, когда приезжал Лунев. Она, заметив, что он рассеян и неуверен, поняла, что надеяться нужно лишь только на себя.
Последний год у Агнессы Бауман пролетел мухой. Вика не высыпалась, наверстывая, что было упущено. К тому же, узнав, что отец оставил ей акции, понимала, что хотя бы как-то в бизнесе должна разбираться. Поэтому и пошла к Агнессе с просьбой внести в программу что-то такое, чтоб можно было хотя бы улавливать смысл того, о чем будет говорить Лунев. «Умничка, Викуша!» – обрадовалась искренне Агнесса, услышав ее просьбу.
Вика, Ксюша и Соня были вместе до Рождества. А потом Софья ушла. Неожиданно и не вовремя: оставалось учиться-то всего полгода! Ушла она с любимым человеком. Было слегка завидно, потому как все у них всерьез, по- взрослому. А она, Вика, даже еще не влюблялась толком ни разу.
Они с Ксюшей плакали, провожая Софью. Спустя полгода плакали, когда собирали свои вещи.
Ее забирал из школы Лунев. Когда машина уже сворачивала на трассу, Вика увидела на обочине дороги одинокую фигуру. Она узнала Зинаиду. Но, так и не определив к ней пока своего отношения (не уберегла ж отца!), проехала мимо.
Глава 37
Агнесса Лазаревна Бауман молила Бога об одном: не упасть прямо перед выпускницами, так ей было плохо с самого утра. Гордей первым заметил ее состояние, тут же засуетился, и в результате его активных действий Агнессу уложили обратно в постель. Она практически не сопротивлялась, решив отлежаться до начала торжества. А выпуск этого года и был ее финальным торжеством. Софья Риттер, Вика Шляхтина и Ксюша Ляшенко, самые, пожалуй, сложные и непредсказуемые из всех воспитанниц, получали аттестаты.
Агнесса не могла бы точно сказать, когда ей пришла в голову эта идея: открыть школу для таких вот девочек. Просто однажды получив неожиданные деньги, искала, куда их вложить. Были попытки открыть модный салон (открыть-то открыла, только скучно и мелко показалось!), музыкальные классы для одаренных детей (стипендии она и сейчас выплачивает) и даже приют для бездомных кошек и собак. Приют работал, Агнесса часто, уставшая или чем-то раздраженная, приезжала туда посмотреть на счастливые морды сытых и ухоженных питомцев. И отпускало.
Никто не знал, откуда у нее деньги. Кроме Ады. Собственно, именно Ада уговорила ее принять наследство. Наследство от человека, которого она давно вычеркнула из своей жизни.
…Эдуард Барковский застрелился за карточным столом в парижском клубе в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Перед этим выиграв приличную сумму. Все свое имущество он завещал Агнессе Бауман и ее детям, если таковые имеются. Прощальное письмо бывшего возлюбленного она и читать не хотела, деньги брать отказалась, гордо бросив в лицо зачитавшему ей завещание поверенному: «В деньгах убийцы и предателя не нуждаюсь!» Ада, узнавшая об этом первой, не нашла ничего лучшего, как обозвать ее дурой. Этот, по ее мнению, проходимец должен был Агнессе гораздо более крупную сумму, чем завещал. Собственно, размеры платы за содеянное им она определить даже не бралась. Разозлившись на Агнессу, Ада целый день капала ей на мозги. Агнесса невольно стала прислушиваться к бубнящему постоянно голосу подруги, постепенно привыкая к неизбежному: не отстанет. Она сдалась. Скорее вняв голосу разума: возможно, Барковский вполне осознавал свою вину перед ней и ее отцом. Попытка откупиться деньгами была в его духе, но Агнесса решила, что прощать или нет своего любовника, она решит позже, когда поймет, куда определит эти деньги. После оформления бумаг она все же прочла письмо Барковского. Слез не было, но боль от предательства любимого человека почти ушла. Она простила, поняв из трех страничек текста лишь одно: Эдик заплатил за то, что сделал с ней, многолетними страданиями. Бог дал ему деньги, отняв все остальное: Барковский медленно умирал от неизлечимой болезни, постепенно теряя подвижность и испытывая невыносимую физическую боль. Он писал Агнессе, что любил лишь ее, и она верила. Написал он и о том, как из него выбивали показания на невиновных людей. И как, попав на фронт в сорок первом, тут же сдался в плен, чтобы больше никогда не вернуться в Россию…
…Школу она открыла в тысяча девятьсот девяносто третьем в память о Марии и отце. Ада, поначалу не верившая, что у них что-то получится, все же согласилась оставить приют для животных, которым занималась с удовольствием, на другого человека. Исключительно, чтобы помочь Агнессе не наделать глупостей. Ей казалось, что сам факт пребывания под одной крышей с Агнессой малолетних преступниц, как она сразу же окрестила будущих воспитанниц школы, ставит под угрозу жизнь самой Агнессы. Мало ли что может взбрести в головы избалованных девиц! В перевоспитание «такого контингента» она не верила, призывая Агнессу если не отказаться от самой идеи, то, по крайней мере, принять строгие меры безопасности. Она привела на территорию школы двух своих любимцев из приюта: брошенные уехавшими за границу хозяевами ротвейлеры Стаф и Герда пугали всех уже одним только тяжелым взглядом. Семидесятикилограммовый Стаф в порыве сбивал с ног Гордея Прохорова, не успевавшего из-за своей медлительности уступить дорогу пробегавшей мимо собаке. Герда всегда летела вслед за другом, стараясь не отставать. Агнесса разрешила оставить собак в школе, исходя из тех соображений, что ночью охрана на территории не помешает. Днем Стаф и Герда гуляли по закрытому вольеру, примыкавшему к забору, выпускались на волю лишь в полночь Адой или Гордеем.
Ада лишь через год после первого выпуска начала понимать и признавать пользу от затеянного Агнессой дела. Но каждый раз, принимая новых воспитанниц, поначалу паниковала. Если пятнадцатилетняя девочка, попавшая к ним в девяносто третьем, могла курить, грубить и слегка выпивать, то через пять лет к такому набору добавились наркотики, неуемный секс с сопутствующими болезнями и полное презрение к взрослым. Агнессу это не пугало, она всегда могла разглядеть ощетинившуюся в детском бессилии против всего мира девчачью душу в разнузданной донельзя хулиганке. И хулиганки становились в ее школе барышнями…
Агнесса поняла, что лежать больше не может. Любопытство гнало в гостиную, к накрытым для гостей и учителей столам. Ей не терпелось увидеть ошеломленные переменами в своих дочерях лица родителей. Полные радостных слез глаза пап и мам были самой желанной для нее наградой.
Часть 2
Десять лет спустя
Глава 1
Софья Александровна Гурская в свои двадцать пять была абсолютно счастлива. Классической домохозяйкой ей стать не удалось: неожиданно для себя самой она увлеклась дизайном. Поначалу, почитывая журнальчики, с восторгом воплощала чужие идеи чужими руками. Но это быстро наскучило. Софья никогда не умела шить, вязать, плести из соломки и вообще прикладывать к чему-либо свои ухоженные руки. Но однажды, проходя по местному Арбату, остановилась возле столика с выложенными на нем поделками из кусочков кожи, ткани, бисера и еще чего-то мелкого. Удивившись, неужели эти заколки и браслеты покупают, она подумала, что сделала бы их по-другому. Вот здесь, у подвески, убрала бы неуместные стекляшки. А у этого кошелька не хватало небольшой кожаной вставки, тогда и замочек бы не торчал так заметно. Хозяйке этих поделок явно не хватало вкуса, вещицы могли бы привлечь взгляд разве что цыганки. Чуть дальше необъятных размеров тетка торговала шелковыми платками. Те, очевидно, были оптом закуплены на турецком базаре, дополнены плохо пристроченной бахромой и криво расшиты бисером. «Господи, как же такое уродство может купить женщина?» – пронеслось в голове у Софьи, и тут же вдруг оформилась идея: а не попробовать ли самой что-нибудь сотворить? По пути попался магазин «Ткани», она тут же накупила шелка, кожи, атласа, велюра и кучу всякой мелкой фурнитуры. Похвалив себя, что не выкинула старинные пяльцы, принадлежавшие когда-то няне Полине, она в тот же день произвела на свет свой первый шедевр: кожаную заплатку. Пятилетний Антошка накануне порвал правую штанину новых джинсов так, что она хотела их выбросить. Заплатка прикрыла дыру, вторая, декоративная, была пристрочена на левый рукав курточки. Наградой Софье стал восторженный вопль юного модника. А позже она с замиранием сердца ждала оценку мужа.
