Саша был для нее истиной в последней инстанции. Так уж повелось с первого дня их близости, когда она после выпускного бала (хоть и доучивалась дома с педагогами, но последний вальс танцевала в школе Агнессы) возжелала стать женщиной. Не сомневаясь в согласии Саши (он же так ее любил!), она устроила для него шоу: что-то вроде стриптиза. Начать раздеваться планировалось с бального платья, но выяснилось, что самой с кучей крючков и шнуровкой вдоль всей спины ей не справиться. Получившийся конфуз ее избранник сгладил весьма ловко: под игравшую мелодию, вроде как в танцевальном объятии, ослабил шнурок и расстегнул застежки. Софья выскользнула из платья. Шампанское, выпитое за праздничным столом, ударило в голову с новой силой, стоило лишь Саше прикоснуться кончиками пальцев к ее влажной спине. Начатую томным голосом фразу «я хочу…» он заглушил долгим поцелуем, не давая ей возможности проявить хоть какую-то инициативу. Позже, лежа на его плече, она поняла, что решать, быть или не быть чему-либо в ее жизни, будет только муж. Сама себе удивляясь, с какой радостью подчиняется ему, Софья жалела об одном: этого не видит отец. Как бы она хотела, чтоб тот узнал, какая дочь теперь ласковая и послушная.
За восемь лет брака Саша ни разу не попрекнул ее прошлым, однажды оборвав довольно грубо ее попытку спекульнуть тем, какая она была тогда. Это случилось в тот день, когда Софья сообщила ему о беременности. «Как ты смотришь на то, что порочная дева родит тебе наследника?» – спросила она шутливо, но с надеждой на положительно-радостный ответ мужа. «Если ты до сих пор считаешь себя порочной, то, извини, никакого наследника не будет. Ребенок шлюхи мне не нужен!» – отрезал он. Ее слезы его не тронули, Софья до вечера просидела в спальне, запершись на щеколду. Впрочем, Саша даже не делал попытки войти к ней. В квартире стояла тишина, и Софья решила, что муж, обозлившись, ушел из дома. Но, рискнув наконец выйти из комнаты, она наткнулась на него, сидящего в кресле напротив ее двери. Он дернул ее за руку так резко, что она упала к нему на колени. «Не смей о себе даже думать так, слышишь! – шептал он, зарывшись в ее растрепавшиеся волосы. – Я убью всякого, кто посмеет сказать о тебе плохо. И тебя это тоже касается!» Ей удалось-таки заглянуть ему в глаза, и она поняла, что муж не шутит. С этой минуты Соня отрезала от своей биографии целый кусок. При ней осталась только никак не проходившая вина перед Аней Ларцевой.
Из школы Агнессы Бауман она ушла после зимних экзаменов. Собственно, ушла по одной причине: Саша, уезжавший на три месяца в Штаты, вернулся…
Она скучала по нему так, что Ада Карповна, списывая ее затуманившийся во время занятий взгляд на то, что девочка все время вспоминает отца, все же осторожно стала спрашивать ее и о других причинах. «Папы нет, а он есть. Только как будто тоже нет!» – изрекла Соня, глядя на изумленную воспитательницу. «Ты о ком, девочка?» – спросила Ада Карповна, уже догадываясь, что с Соней беда: в самый разгар учебы та влюбилась, и это прошло мимо ее всевидящего ока. «О Саше», – ответила Соня. Мужчины с таким именем в школе не было, разве что садовник. Но он годился Софье в деды. И тут Ада Карповна вспомнила: приезжал красавец с дурной новостью к Соне. Ну надо же! Один раз встретились – и готова деточка. Нужно было срочно ее отвлечь, и Ада Карповна решила посовещаться с Агнессой. В кабинете в это время находился и Гордей, который тут же поведал о своих наблюдениях: Александр Гурский явно влюбился в девушку при первой же встрече. «Похоже, у них все сладится. Зовите Ядвигу», – Агнесса, как всегда, подошла к вопросу серьезно. Колдунья подтвердила, что Гурский – именно что муж будущий, и никак иначе. Собрав о нем все доступные сведения, Агнесса тут же ввела в программу Софьи дополнительные занятия по английскому языку, этикету, основам маркетинга и делопроизводства (чтобы в рот мужу не смотрела, а могла поддержать беседу) и уроки со стилистом. Бедная Соня и не рада была, что проговорилась о своей любви: у нее совсем не оставалось свободного времени для грез, вечером она замертво падала в кровать и резко снизила потребление любимых булочек с черносливом – не до них! В результате – минус пять килограммов веса за месяц, чего никак не могла добиться от нее тренер по шейпингу: обманывала ее Софья бессовестно, отступая от прописанной диеты каждый божий день, благо Вика с Ксюшей выпечку не любили и отдавали сдобу ей.
Встретиться с Гурским по его приезде из Штатов Агнесса не разрешила, хотя Александр и простоял, точнее, просидел в машине у ворот школы почти до темноты. Наконец, пожалев несчастного, Агнесса велела пропустить его к себе. Логично доказав, почему он должен потерпеть еще две недели до зимних каникул, Агнесса выпроводила влюбленного, выудив у него честное слово не появляться и не звонить до Нового года. Он не появлялся, но звонить звонил, и лишь Гордею, который все же жалел его и выдавал о Соне информацию дозированно: например, окончила курс языка, сдала зачет по информатике и тому подобное. И ни слова о том, что интересовало Гурского более всего: помнит ли его Соня, спрашивала ли? Тут Гордей, строго проинструктированный Агнессой, стойко отмалчивался.
Позже на проводы Софьи собрался весь педсостав школы: впервые девочку сдавали с рук на руки не родителям, а будущему мужу. Красота этой пары изумила всех – единодушно было решено, что Бог создал их друг для друга, и никак иначе. Так же думали и сами Александр и Софья.
Сейчас Софья Александровна Гурская ждала второго ребенка, вполне осознанно пойдя на этот шаг: девочка (а она не сомневалась, что у нее на этот раз родится дочь) будет носить имя той, кто подарил ее маме эту сказочную жизнь – Агнессы Лазаревны Бауман.
Глава 2
Она с удовольствием посмотрела на свое отражение в зеркале: хороша в вечернем платье из тонкого шелка! Как же сложно привыкать к незнакомой жизни, полной желаний и восторгов, после долгих страданий. И все желания сбываются. Наконец последняя операция, и она может ходить почти без поддержки. Ну вот, опять. Как всегда, когда догоняли воспоминания, с нее слетал весь лоск. Злость искажала ухоженное лицо, и она отворачивалась от зеркала. В ней проступала та, которая ничего не хотела забывать. В свои двадцать пять она знала, что такое страдать по чужой вине. Операции, уколы, горы лекарств и инвалидная коляска. Этого из жизни не выкинешь.
Она помнила ту драку поминутно, хотя прошло десять лет. И ослепительно красивую заклятую подругу тоже помнила. Софья Риттер и сейчас красива и счастлива, только ненадолго! Все уже готово, осталось дождаться подходящего момента. И Сонька будет плакать горше и дольше, чем она. В этом смысл. Этим она закроет свое прошлое.
Глава 3
Марго откинулась в кресле и широко расставила ноги: жара стояла невероятная даже для июля, да еще угораздило ее накачаться пивом под завязку. Вроде бы пила как воду, жажду утолить, а теперь пошевелиться не может. Звонок телефона заставил приподняться с кресла – мобильник она забыла на кухонном столе. Теперешние сто килограммов веса Марго с трудом носила по квартире и улице, старательно пряча сильно округлившиеся живот и бедра под просторными балахонами и майками. Толстеть с год назад она начала столь стремительно, что уже не успевала контролировать себя и в конце концов, бросив терзать весы, сменила гардероб на больший размер.
