– Какая женщина?
– Любовница. Возможно, у Гурского есть кто-то. Отчаявшись его заполучить, женщина пошла на крайность. Хотя – нет, тоже на бред похоже.
– Возможно. Но! Во-первых и в-последних: Гурский никогда не выберет бабу, которая хотя бы намеком может разрушить его брак с Сонькой. Если у него и есть связь, то с той, кто так же боится за свою устоявшуюся жизнь. Образовался за ним один грешок лет пять назад, знаю. Случайно мой Лунев их накрыл. Пришел домой в шоке и шипит прямо в прихожей: «Знаешь, кто у Гурского в любовницах? Пиманская. Да, жена того самого. Ох, рискует!» А я ему: «Она рискует больше. Что для нее Гурский со своей фирмой против капиталов ее мужа? Она потеряет все». Ванька тут же согласился, что об этом как-то не подумал. А Гурский подумал. Потому что Пиманская крайне осторожно себя держала. Просто у моего Лунева нюх на адюльтер, вот и догадался, – Вика прислушалась и вдруг быстро подбежала к приоткрытому окну. – Нет, не они! Кстати, а тебя-то я откуда сорвала?
– Я с Климом встречалась, – стараясь говорить ровно, ответила Ксюша.
– Ну, наконец-то! Свершилось! Мне больше всего в этой ситуации нравится, что ты теперь Буклеева, эту бабу визгливую, пнешь! Или уже?
– Уже! А он действительно визжал! Не поверишь – голосок тоненький, личико все красными пятнышками покрылось! Ну, зрелище! – улыбнулась Ксюша.
– Мы с Сонькой давно предупреждали, но ты же не слушаешь! – махнула рукой Вика. – Клима-то сама нашла?
– Можно и так сказать. Под колеса попал. Я его из лужи выудила, – Ксюша улыбалась, рассказывая о встрече с Климом.
– Ксюха, это – судьба! Только, жаль, десять лет потеряно…
– Да… женился, ребенок. Правда, как выяснилось, он ребенку не отец.
– Уже хорошо. Нагуляла женушка?
– Да, история с женитьбой банальна. Вика, мы словно и не расставались. А как он ругался, что я его обманула с дедом!
– А зачем обманывала-то?
– Хотела точку поставить. И поставила. Он сегодня мне признался, что в тот день, когда я определила его в родственники, и понял, как я ему нужна.
– Что имеем, не храним, потерявши – плачем. Так?
– Что-то вроде.
– Что дальше?
– Дальше? Ничего. Климу работу в Штатах предложили. На днях вопрос решается. Вновь расстаемся. С той разницей, что в этот раз из страны уезжает он…
– Бросай все, езжай с ним.
– Ты с ума сошла? У меня банк, работа! – Ксюша безнадежно махнула рукой.
– Вот-вот! Работа. Тогда – учеба, теперь – работа. Потом еще какой-нибудь предлог найдется. А там, глядишь, очередной Маратик для отвода глаз, чтобы отстали, так?
Ксюша промолчала. «Господи, ты всю жизнь меня ставишь перед выбором! Ладно, в семнадцать лет мне помогла Агнесса, сейчас-то как быть? Господи, помоги!» – взмолилась она мысленно.
– Ты на Бога-то не надейся. Своей головой думай, – сказала Вика рассеянно. – Что же их так долго нет?!
Она устало опустилась на стул.
– Машина! – Ксюша метнулась к окну. – Иван!
– Один? – Вика отчего-то боялась подойти к окну. – Странно, где он Гурского потерял?
Она закрыла глаза.
– Вика, что?! – Ксюша бросилась к ней, заметив, как побледнела подруга.
– Авария. У него что-то с машиной. Она горит, – прошептала Вика, ужаснувшись от «увиденной» картины.
Глава 15
Любила бы она детей, хотела бы детей, такого мальчонку и родила бы. Как игрушку, чисто для себя. Но родить-то как раз и не придется. А все эта сука…
У нее, как обычно, при воспоминании о Соньке Риттер и ее папаше, попытавшемся все решить деньгами, от приступа злости заболела голова. «Слабое место», как ей сказали в больнице, из-за травм слабое. А какое не слабое? Живого места, можно сказать, нет на теле. Девки бьют жестоко, не щадя и не обращая на стоны жертвы никакого внимания. Так и ее били…
Она еще раз посмотрела на спящего мальчика. Близкое к жалости чувство проснулось в ее очерствевшей душе. Малец, конечно, ни в чем не виноват. Но как еще можно достать его мамашу, как сделать той больно, да так, чтобы жила, мертвея с каждым днем? Чтобы подыхала медленно от тоски по кровиночке? Чтобы вся ее сытая жизнь вытекала из нее по капле, а потом, когда потеряет всех, кого любила, чтобы сама себя кончила. Как и ей когда-то хотелось. Уйти от боли, одиночества, ненужности.
…Не нарисуйся папик тогда, не было бы ее на этом свете. А раз уж задержалась… Двоим им с Сонькой в этом городе не жить! Она уедет, как только все закончится.
Она честно пыталась простить. В минуты, когда боль отступала под воздействием лекарств. И когда, беспомощно передвигаясь по квартире в инвалидной коляске, не видела способа достать Соньку.
В день, когда сообщили, что Риттер умер, вдруг поняла: началось возмездие. Помимо ее воли, по воле небесной…
Она пригляделась: у мальчика дрогнули ресницы. Она совсем небольшую дозу снотворного вколола, должен быстро прийти в себя. А доверчивый у Соньки сын, непуганый.
Старуху не жалко. Интересно, кто она Соньке? То ли мачеха, то ли свекровь. Как-то туманно ей старые подружки из двора про семью Риттеров рассказывали. Вроде папаша перед смертью именно на этой женщине женился. А Сонька за ее сыночка, Гурского, замуж вышла. Сложно у них, запутанно. Зато теперь все просто: нет старушки. И мужа нет…
Представив, что там сейчас происходит у Соньки, повеселела. Вот ради таких минут хорошего настроения она все и затеяла.
– Тетя, я пить хочу, пожалуйста, – донеслось с широкой кровати.
– Сейчас принесу, сок персиковый будешь?
– Спасибо.
«Как чисто говорит, все буквы выговаривает и вежливый», – почему-то с завистью подумала она. Сок был в холодильнике, но она решила, что ребенок уже не младенец, поэтому сойдет.
– Пей, – протянула она запотевший стакан.
– Мне мама не разрешает пить сок из холодильника, – тихо проговорил он, сделав глоток.
Этот тихий голосок разозлил ее.
– Тут мамы нет. Так что не капризничай!
Мальчик расплакался.
Этого она и боялась. Не знала, что будет делать, если Сонькин сын начнет плакать. Она совсем не знала, что делают с плачущими детьми.
– Замолчи, а то сделаю укол, и будешь опять спать, – пригрозила она, все больше раздражаясь.
Мальчик бросил на нее испуганный взгляд.
– Вы меня украли?
– Не говори глупостей.
– Тогда вы меня вернете маме?
Этот простой вопрос поставил ее в тупик. Еще пару недель назад, когда она все обдумывала, хотела лишь подержать ребенка у себя некоторое время. А когда Сонька совсем одуреет от горя, привезти его к даче и оставить там. А потом… Потом она увидела их вместе: Соньку и ее мужа. И остолбенела на миг от зависти, до того беззаботно-счастливо выглядела эта парочка. То, как Гурский смотрел на жену, слегка касаясь то ее обтянутой шелком талии, то оголенного плеча, не оставляло сомнений: любит, желает каждую минуту, и Сонька это понимает. Они были вдвоем, в своем мирке, даже находясь во дворе многоэтажного дома. Их словно окружала невидимая пленка, похоже было, что эти двое не замечают ничего и никого вокруг. Она нарочно прошла совсем рядом с ними, даже толкнула плечом Гурского, но тот, не глядя на нее, пробормотал машинальное «извините». И вновь растворился в своей Сонечке. Как было больно! Если бы ее злоба вдруг обрела физическую плоть, уничтожила бы обоих: Соньку и ее холеного мужа.
