Не очень-то похоже на простых путешественников.
* * *
С самого начала среди путешественников царило уныние, каждый знал, что в будущем его могут вызвать давать показания о действиях принцессы. Каролина, казалось, сама не догадывалась об этом, а может, ей было все равно, но каждый в свите принцессы должен был решать, станет ли он давать показания против принцессы, что было бы не лояльно по отношению к ней, или, наоборот, за принцессу против принца-регента, что было попросту опасно.
Вряд ли среди них нашелся хотя бы один человек, кто не хотел бы вернуться в Англию. Короче, путешествие это пока не доставляло удовольствия.
Леди Шарлотта Линдсей умоляла разрешить ей навестить в Спа сестру, леди Гленберви.
– Конечно, вы должны поехать и навестить свое дорогое создание, – объявила Каролина, – можете присоединиться ко мне в Неаполе.
К тому времени, как они приехали в Брунсвик, ее камергер стал умолять отпустить его в Англию, потому что здоровье не выдерживало всех тягот жизни путешественника. Каролина разрешила и ему, и достопочтенный Кеппел Крэйвен занял его место. Сэр Уильям Гел, разделявший с ним камергерские обязанности, страдал от подагры, но оставался с ней. Наконец она поняла, что свита не горит желанием сопровождать ее, и, зная истинную причину, была благодарна немногим верным своим подданным, оставшимся с ней.
Странное чувство охватило ее в Брунсвике. Боже, как все вокруг переменилось. Еще бы, ведь он перенес нашествие врагов. Ее ласково приветствовал брат. Она разгуливала по старому дворцу, и ее одолевали воспоминания детства, бродила во дворе, где когда-то разговаривала с Тебингеном. А вот и ее опочивальня, где она устроила сцену, разыгрывая беременность.
Сколько хлопот она доставляла любимому папочке! Теперь она сожалела о содеянном.
«Но чем больше меня стесняют, тем яростнее я становлюсь. Это не потому, что я ужасно эксцентрична, как думают люди, просто во мне сильны мои желания. Они подозревают меня, и я хочу, чтоб меня подозревали. Отчего это? Кто знает? Разве только мудрая мадам де Гертцфельдт. Больше никто», – размышляла Каролина.
У нее не было больше желания оставаться в Брунсвике, и она сказала брату, что приедет сюда весной. Ей хотелось провести зиму в Неаполе.
* * *
Прежде чем ехать в Неаполь, она решила остановиться в Милане. Скоро стало ясно, что ей просто необходим итальянец для этого путешествия по Италии, поскольку возникали трудности с языком.
Когда она встретила на балу генерала Пино, а бал был дан в ее честь, то попросила его найти такого человека, а он, в свою очередь, попросил об этом губернатора Милана, генерала Бельгарда.
Губернатор приехал к ней на виллу и объявил, что знает такого человека и может хоть сейчас порекомендовать ей. Это был некий барон Бартоломео Пергами, по всеобщему мнению, разорившийся не по своей вине.
Барон отличился в недавних кампаниях и был почти героем, но времена для него наступили трудные, он был рад служить принцессе Уэльской.
Внимание Каролины привлекла очаровательная девочка, Витторина Пергами, длинная, живая, черноглазая девчушка с копной чёрных кудрявых волос. Дорогой Уилли, которого она преданно любила, был некрасив, у него были невыразительные серые глаза, песочного цвета волосы, довольно безвольный рот. Каролина хотела больше знать об этом замечательном ребенке, а как только она услышала имя Пергами, то задумалась, нет ли тут связи между этими двумя Пергами. Вскоре она узнала, что барон Пергами – родной отец этой очаровательной девочки.
С той минуты, как он предстал перед ней, она почувствовала влечение к нему. Бартоломео Пергами казался ей законченным авантюристом. Отчасти, конечно, из-за своей внешности. У него были черные торчащие усы и кудрявые черные волосы, его глаза сверкали, у него была выправка солдата, он смотрелся стройным, сильным и имел шесть футов росту.
«Какой мужчина! – думала Каролина. – Если бы принц-регент мог знать, что он мне служит, среди его шпионов поднялась бы паника».
Только по одной этой причине уже можно взять на службу такого человека. Да на него и смотреть приятно.
Он рассказал ей о своей жизни, о потерянном во время войны состоянии, о своем участии в недавних кампаниях. Он был галантный и надежный, правда, насчет надежности сильно сказано. Он часто смеялся, любил шутки так же, как и она, а когда смеялся, показывал ровные белые зубы. Каролина была в восторге впервые с тех пор, как покинула Уортинг.
– Я влюбилась в вашу дочь Витторину, – сказала она ему. – И я подумываю взять ее с собой. Может, прихватив заодно и ее отца?
– Да, вам пришлось бы, Ваше Высочество, – ответил весело он. Умный человек. Он знал, кто она, хотя она сменила титул графини Вольфенбюттельской на графиню Корнуольскую.
– Пока я в Италии, мне нужен человек, который сможет облегчить мое путешествие. Конечно, положение явно не соответствует тому, чего вы заслуживаете, но, может быть, вы примете его для начала.
– Для начала… – В смелых черных глазах читалось раздумье. – Мадам, – сказал он наконец с поклоном, – для меня честь служить вам в любом качестве, пусть даже на скромном посту.
Так все решилось. Барон Бартоломео Пергами присоединился к свите принцессы Уэльской.
* * *
Леди Елизавета Форбс уехала. Она заверила Ее Высочество, что путешествие для нее слишком обременительно, а в Англии у нее неотложные семейные дела.
Однако через пару дней возвращалась леди Шарлотта Кемпбелл.
– Они все ждут случая оставить меня, Уилликин, – говорила она.
– Почему?
– Потому что они не любят меня так, как ты, мой ангел.
Ее ангел сел поближе и стал уплетать сладости, которые она всегда держала для него.
«Пусть едут, – думала она. – Зачем они нужны, если не хотят остаться. Пергами стоит сотни таких». Скоро он перестал быть скромным курьером и стал ее камергером. У него были недюжинные способности. Он был в состоянии вести дела по дому, что вынуждало его постоянно общаться с принцессой. Это доставляло ей большое удовольствие. Его восхитительная дочка Витторина всегда была с отцом. И Каролина могла наслаждаться обществом обоих.
Дорогой Пергами, умеющий все, темпераментный, такой красивый! Она ждала, когда он придет к ней с докладом о домашних делах, заставляла его рассказывать о героическом прошлом, о тех временах, когда он был богатым бароном и не состоял на службе даже у такой великой леди, как она.
– Бедный, бедный Пергами, как я вам сочувствую, – вздыхала она.
– Но, Ваше Высочество, служить вам – это для меня большое счастье, которого я раньше не знал, – гордо отвечал он.
– Эти итальянцы, – говорила она потом леди Шарлотте Линдсей, – конечно, знают, как обращаться с женщинами.
– Смею заметить, Ваше Высочество, что Его королевское Величество принц-регент уже знает, что барон Пергами присоединился к вашей свите.
