«Стрижамент» – это хорошо! Бальзам для моей израненной души! Но где его распить? В здешний ресторан Горбачева идти отказывается категорически: к чему нам эти косые взгляды? К счастью, мимо нас пробегает Валентин Толстых. Он в этом доме человек свой. Мало того, что член киношного союза, так еще и автор многих статей в журналах «Искусство кино» и «Советский экран».
– Валентин Иванович, помоги! Две проблемы – где выпить и во что налить.
– Если пластиковые стаканчики вас устроят, сейчас принесу. А вот где НАМ С ВАМИ выпить… – наши энергичные кивки не оставляют у Толстыха сомнений, что это будет совместное действо. – Вон, видите стенд с фотографиями? За ним окошко с подоконником. Мысль мою уловили?
Валентин Иванович выпивает с нами пару небольших доз и убегает к своим интеллектуалам обсуждать нечто донельзя интеллектуальное. Мы же остаемся со «Стрижаментом» у подоконника. Перемываем косточки Михаилу Сергеевичу. Точнее – перемывает Раиса Максимовна, недовольная тем, что супруг собрал у себя в Фонде слишком много стариков, которым давно пора копаться на огороде и забыть про политику.
Эх, кто бы меня поругивал с такой нежностью!
– Я тебе хочу сказать два вещи. Первая – будь осторожен! Рядом с твоим бывшим начальником страшные люди, которые, если им потребуется, растопчут тебя сапогами и глазом не моргнут. И второе – если вдруг почувствуешь какую-то опасность, сразу звони Михаилу Сергеевичу. Он, как ты понимаешь, перед Ельциным тебя защитить не сможет, не те у них отношения, но если будет надо, шум поднимет на весь мир. Договорились?
Раиса Максимовна умерла через четыре года после той памятной для меня встречи в Доме кино. А за два года до нее, в 1997 году, в Штатах от какой-то малопонятной болезни умер Володя Ряшенцев. Пожалуй, это самая тяжелая для меня потеря. Потом ушел Виктор Югин. И Венцель Райчев. Осталось не так много людей кому, сев за стол и выпив рюмку, можно сказать: «А помнишь…»
Конечно, после разговора в Доме кино со мной всякое случалось, но прибегать к помощи Горбачева, слава богу, ни разу не понадобилось. Как бы ни было сложно, обходился своими силами. Да и друзья не стояли в стороне. Хотя, помнится, пару раз меня били побольнее, чем те алкаши с «трех вокзалов». Но ничего не поделаешь, – такая профессия и в такое время живем. Время дележа, лишенное жалости и сантиментов.
Сегодня, 8 октября 2001 года, в ресторане гостиницы «Советская» на Ленинградском проспекте празднуем «полтинник» Владимира Николаевича Виноградова. Кроме родственников и близких друзей, собирается весь цвет Лубянки и российского бизнеса. На мой взгляд, юбиляр заслуживает такого внимания.
Не знаю, кто так учудил, но меня сажают за один стол с Коржаковым. Наверное, молодые виноградовские помощники по неведению решили, что раз мы когда-то работали вместе, стало быть, застольная беседа будет интереснее. Ситуация идиотская – сидим друг напротив друга, и каждый ожидает какую-то негативную реакцию с противоположной стороны стола. Чувствую, соседи с любопытством поглядывают то на меня, то на набычившегося Александра Васильевича: как они себя поведут?
– Саша, тебе как, незазорно поздороваться со старым знакомым?
– Не зазорно! Хотя все вы – проститутки!
Признаться, такого не ожидал. Кто «все» и почему «проститутки»?! Странный выпад. Вроде не выбит из седла, все же депутат Госдумы. С чего вдруг такое болезненное озлобление? Может, и впрямь нездоров? Чувствуя исходящую от него экс-охранника энергию ненависти и из-за этого не могу ни пить, ни закусывать. В горло не лезет. Да и настроение вконец испорчено. К чему себя мучить таким соседством? Надо уходить. Не думаю, что в таком многолюдье Виноградов заметит мое отсутствие и обидится, а потому встаю и направляюсь к выходу. В холле замечаю еще двух старых знакомцев-отставников – бывшего коменданта Кремля Михаила Барсукова и бывшего министра внутренних дел Виктора Ерина.
– Паша, дружище! Иди к нам! Постоим, покурим.
– Так я давно бросил.
– И молодец! Где ты пропадал-то? Давно тебя не было видно.
Видимо, происшедшее подняло со дна моей души столько мути, что не могу себя контролировать – перевожу разговор с юбиляра на соседа по столу. Говорю о нем то, чего не стал говорить ему в глаза, чтоб не портить настроение другим людям. А сейчас моя месть примитивна донельзя – пускай Ерин с Барсуковым, коржаковские друзья-товарищи, передадут ему все, что о нем думаю. Но их реакция обескураживает:
– А мы смотрим и глазам своим не верим: Паша Вощанов, и сел за один стол с ЭТИМ! И как тебя угораздило-то?!
Возвращаюсь домой пешком и всю дорогу успокаиваю себя: все забывается, забудется и это. Стоит ли переживать? Может, оно и к лучшему, что сегодня все так вышло? По крайней мере, уверился в правильности свой давней теории – решительно всем людям, каждому из нас, свойственно обижаться и обижать. Но у одних обиды рождают желание примириться, у других – поквитаться. И все потому, что души у людей разные. Есть легкие и светлые, как небесное облако. А есть – что сгусток мокроты в бронхах. Но самое страшное – никто не знает, что через минуту случиться с его душой. Любой ангел способен обернуться дьяволом. А потому надо следить за собой и сдерживать в себе черные страсти.
Да, он меня оскорбил. Но стоит ли уподобляться – копить злобу, вынашивать планы мщения? А, может, просто поблагодарить? В конце концов, в том числе благодаря и ему я прожил свою жизнь так, как прожил – взахлеб. И мне она нравится. Верни время назад – ничего бы не переменил!
Так что, спасибо тебе, Александр Васильевич! И Бог тебе судья…
Глава 19
Тайная миссия в Грозном
Вот уже четыре с лишним месяца, как я расстался с Кремлем. Расстался без шумных демаршей, но вопреки всем правилам – не объяснившись и даже не подав прошение об отставке. Теперь дышу вольным воздухом отечественной журналистики. Хотя, если не выдавать желаемое за действительное, то он уже не такой вольный, как до моего ухода в большую политику. Да и журналистом меня сейчас можно назвать разве что с натяжкой. Редакторы крупных столичных изданий, включая родную «Комсомолку», не проявляют горячего желания публиковать мои аналитические экзерсисы и все реже и реже отправляют ко мне своих сотрудников, дабы те разузнали мое мнение о происходящем в стране, а заодно выведали про какую-нибудь аппетитную «клубничку» с президентского огорода. Если бы не западные коллеги, наверное, совсем заскучал. Этим все время что-нибудь надо. Правда, слышат они лишь то, что хотят услышать.
Без сожаления расставшись с чиновничьей службой и осознав, что путь в серьезную журналистику мне покуда заказан, ломаю голову над тем, где бы и как бы самореализоваться. В решении этой непростой жизненной головоломки у меня появился партнер – Павел Веденяпин, коллега и давний друг. Он несколько лет отслужил собкором «Комсомолки» в Канаде, вернулся домой и оказался, что называется, у разбитого корыта – расстался со службой за рубежом, но не получил предложения продолжить работу дома. Вдвоем стало и легче, и веселее. Не в том смысле, что утешаем друг друга, а что все время что-нибудь придумываем и пытаемся добиться ощутимых нашими кошельками результатов. То продаем старинный особняк в центре Москвы, то ищем покупателя на бывший в употреблении вертолет, то организуем сбор средств на съемки документального фильма о происходящих в России переменах.
