– Если не увижу полосу, буду садиться на реку.
– А на реку сможете сесть?
– Если сверху рассмотрю мелководье, сяду.
В таких ситуациях у русского мужика непроизвольно срывается с уст крепкое словцо. Но Суханов с Ярошенко сдерживаются, ибо знают особенность Ельцина – он сам никогда не сквернословит и не терпит, когда при нем выражаются другие. Как-то в Америке, на пляже Майами, он рассказал мне, что очень давно, еще в студенческие годы, поспорил с приятелем, что никогда не будет материться, и с тех пор хранит верность данному слову. Это одно из его, несомненно, положительных качеств. Другое, известное мне – никогда никому не тыкать. Ельцин со всем без исключения на «Вы».
Самолет бросает из стороны в сторону. Кажется, еще мгновение, и все, конец! Ярошенко не выдерживает:
– Борис Николаевич! я знаю, вы этих слов не любите, но, кажется, мы сейчас ёб***ся!
В этот момент самолет касается… Нет, не касается – прыгает на бетонную дорожку. Все происходит именно так, как предсказывал Виктор Ярошенко – ёб***сь.
Вечером следующего дня травмированный Ельцин уже лежал на операционном столе. А в Москве появились публикации, что неполадки с самолетом, так и не долетевшим до Барселоны, – спецоперация КГБ по устранению неугодного Кремлю лидера российской демократии.
…В начале марта Элиста ненамного теплее Москвы. Температура хоть и плюсовая, но пронизывающий ветер сводит на нет ощущение наступившей весны. Мысль, что придется ходить на митинги, совершенно не радует. К счастью, Валера не предлагает нам ничего подобного. Он вообще ничего не предлагает. Похоже, мы нужны ему исключительно для моральной поддержки. Но раз уж прилетели, надо что-то делать и приносить какую-то пользу.
– Предлагаю поступить так: Веденяпин возьмет на себя работу с местными журналистами и постарается склонить их на нашу сторону, а я займусь интеллигенцией – учителями, преподавателями вузов, научными работниками. Устрой мне несколько встреч с ними.
– Среди избирателей много грузин? – Абсандзе хлопает ладонями по столу, отчего стоящая на нем посуда радостно звякает. – Я им скажу, за кого надо голосовать! Они все будут за генерала Очирова!
Валера несколько озадачен таким напором, но, сделав скидку на выпитое нами шампанское, запах которого почувствовал еще в аэропорту, дает, как он выражается, «оперативную установку» на сегодняшний день:
– Отдыхайте, акклиматизируйтесь, ну, и все такое. На сегодня для вас запланировано только одно мероприятие – надо сходить в университет на встречу Илюмжинова с избирателями. Там будет вся его команда. Хочу, чтоб вы на нее взглянули.
Илюмжинов оказался презанятным типом. Эдакий психологический микст – авантюрная масштабность Остапа Ибрагимовича Бендера, необыкновенная легкость мысли Ивана Александровича Хлестакова и изощренная предприимчивость Павла Ивановича Чичикова. От первого персонажа происходит поражающий своей абсурдностью хлесткий лозунг: «Богатый президент – неподкупная власть!» и обещание через несколько лет превратить погрязшую в нищете Калмыкию в процветающий Кувейт. От второго – будоражащие воображение рассказы про близкую, почти закадычную дружбу с сильными мира сего. От третьего – мифические «личные» дотации на хлеб и молоко в обмен на голоса избирателей. Мифические они потому, что если идущий в рост предприниматель кому-то что-то посулил, это значит только одно – у кого-то что-то отберет.
Что же касается команды Илюмжинова – это нечто! Причудливая смесь вчерашних кооператоров, поднявшихся на шашлыке и джинсах-«варенках», и рэкетиров, еще не успевших раскаяться, но уже вставших на путь исправления. Ведущий вечера-встречи (именно так устроители назвали это послеполуденное мероприятие), он же, по всей видимости, правая рука кандидата, внешним видом и манерными ужимками очень напоминает кота Базилио. Глядя на него, Абсандзе не может сдержать презрительную усмешку:
– Слушай, где он его подобрал?! У нас таких даже буфетчиками в хинкальные не берут!
По большому счету, подобные мероприятия не имеют никакого смысла. Во-первых, потому, что политически разномастные кандидаты на них походят друг на друга, как две капли воды. Каждый искренне негодует по поводу того, что избиратель бесправен и беден, и каждый, в случае своего избрания, сулит ему золотые горы. Во-вторых, присутствующие на этих мероприятиях граждане в большинстве своем для себя уже все решили, как, впрочем, и те, что отсутствуют. Одни приходят скоротать медленно текущее пенсионерское время. Другие – немного развлечься, задавая едкие вопросы тому, до кого завтра уже не докричатся. Третьим охота хотя бы на короткое время ощутить себя Гражданином, от мнения которого в стране что-то зависит.
На вечер у Очирова тоже назначены какие-то камерные встречи с избирателями, на которых мы можем не присутствовать. Нам остаются машина с водителем и пожелание набраться сил для завтрашних битв. Его, это пожелание, наш «большой Гурам» связывает исключительно с сытным ужином.
– Слушай, друг, где у вас тут можно нормально покушать?
Водитель пожимает плечами: «Не знаю, я дома кушаю», но по лицу чувствуем – пытается припомнить наиболее хлебосольные заведения родного города. К счастью, ему это удается:
– Есть одно неплохое заведение. Правда, оно в последнее время закрыто на спецобслуживание. Не знаю, пустят ли вас.
Во всем бывшем СССР не существует такого спецобслуживания, которое сумело бы отказать в обслуживании нашему грузинскому другу: «Поехали!».
Неплохое заведение – это небольшой ресторанчик на втором этаже типового двухэтажного здания советской постройки. В таких обычно размещались предприятия бытового обслуживания. Так что, вполне возможно, еще не так давно здесь шили-пошивали мужскую и женскую одежду или ремонтировали бытовую технику, от утюгов до холодильников. Посетителей, можно сказать, никого, кроме нас, только компания в другом конце зала. Судя по всему, наше появление не пришлось ей по душе – разговоры стихли, и они подозвали официанта. Выслушав что-то, тот удалился, и в зал сразу же вышла дородная дама в черном деловом костюме с белоснежным жабо, по всей видимости, здешний администратор. Очевидно, она сумела дать такое объяснение нашему появлению, которое успокоило спецклиентуру (полагаю, сказано было примерно так: мол, командировочные из Грузии, попросились поужинать, скоро уйдут). На нас перестали обращать внимание, разговоры и тосты возобновились.
– Черт меня дери! – Веденяпин толкает меня локтем в бок. – Ты только посмотри, кто здесь гуляет!
Делаю вид, что любуюсь интерьером обеденного зала (кстати, аляповато-безвкусным). Перевожу взгляд с предмета на предмет и, наконец, останавливаю его на сидящей за сдвинутыми столами компании.
Черт меня дери! Да тут весь штаб Кирсана Илюмжинова во главе с котом Базилио! С этого момента поедание пищи как таковое становится для нас лишь средством маскировки – мы обращаемся в слух. Но до нас доносятся лишь обрывки фраз, которые, при желании, можно прицепить к чему угодно – к политике, к бизнесу, к пацанским разборкам и даже к воровскому толковищу. И вдруг…
