Горбачев появляется с десятиминутным опозданием, занимает председательское место и произносит свое знаменитое: «Можем нáчать?» с ударением на первой гласной второго слова.
– Пожалуйста, Борис Карлович.
Докладчик, министр внутренних дел Пуго, заметно нервничает. Практически все, что он говорит, уже никакая не новость и было не раз озвучено другими руководителями СССР. О том, что Верховный Совет Литвы, в одностороннем порядке провозгласивший независимость, грубо нарушил Конституцию СССР. Что руководство республики заняло неконструктивную позицию по вопросу переговоров с союзным Центром, настаивая, чтобы они считались межгосударственными. Что решение в три раза повысить цены на продовольственные товары, которое принял Вильнюс, носит провокационный характер и дестабилизирует и без того нестабильную обстановку. Единственная новизна – сообщение, что с сегодняшнего дня координацию действий всех силовых структур в Литве будет осуществлять генерал-полковник Ачалов, недавно назначенный заместителем министра обороны, а еще месяц назад командовавший воздушно-десантными войсками. Похоже, это сообщение производит на присутствующих не лучшее впечатление, особенно после слов: «Владислав Алексеевич являлся координатором операции по наведению конституционного порядка в Баку, поэтому у нас есть все основания считать, что он справится с поставленной перед ним задачей».
Пуго заканчивает доклад и вопросительно смотрит на Горбачева. Тому по процедуре следует поинтересоваться: «Какие есть вопросы к докладчику?» и дать возможность выяснить то, что осталось неясным. Но президент СССР отчего-то меняет общепринятый порядок обсуждения:
– Садитесь, Борис Карлович, – обводит взглядом присутствующих и произносит: – Ситуация, товарищи, крайне опасная. Крайне! Я предлагаю послать в Вильнюс…
– Разрешите? – Ельцин встает и, не дождавшись реакции председательствующего, обращается к Совету Федерации: – Информация Пуго крайне односторонняя. В ней нет точки зрения Литвы. Российские депутаты сообщают из Вильнюса совсем другое: союзные органы демонстрируют там силу, и это недопустимо! Послание президента СССР Верховному Совету Литвы составлено не в тех выражениях, которые требовались! Это не ультиматум, но и не призыв к соглашению.
Ельцин произносит фразы так, словно перечисляет пункты обвинительного приговора. Горбачеву определенно не нравится его тон, и он пробует прервать выступление: «Остался один шаг до кровопролития…», но это лишь усиливает обвинительный накал:
– В затяжке переговоров с Литвой виноват Центр, и в том числе президент Горбачев! Надо находить пути к сближению, а не к конфронтации. Если будут введены войска, это приведет к непоправимой беде для всей страны.
При упоминании ввода войск узбекский президент впервые проявляет интерес к происходящему:
– Я тоже против применения силы. Если события в Прибалтике перенести в наш регион, могу сказать: будут огромные жертвы! Это показатель различий. В Прибалтике есть определенная культура, политическое сознание…
Мысль Каримова подхватывает молдавский президент Мирча Снегур:
– Молдову тоже нельзя назвать спокойной. И у нас применять силу – это, знаете, ой-ой-ой! Ни в коем случае! Даже для обеспечения призыва в армию!
При упоминании темы армейского призыва оживляются все руководители союзных республик. Даже спикер украинского парламента Леонид Кравчук, который до сего момента сидел, как говорят школьные учителя, демонстрируя отсутствие всякого присутствия. Но такая перемена акцентов в обсуждении, похоже, не нравится премьер-министру Эстонии Сависаару, и он пытается вернуть разговор к проблеме возможного ввода войск в Прибалтику:
– Мы нашли с Язовым компромисс по вопросу призыва в армию, – маршал согласно кивает головой, – но я спросил его: нам тоже следует ждать десантников? – при этих словах Язов настораживается. – И он мне сказал: категорически нет! А сегодня я узнаю, Дмитрий Тимофеевич, что такие части уже высажены. Поэтому предлагаю немедленно принять решение о прекращении использования силы против нашей республики.
Министр обороны багровеет от негодования:
– Никакие десантники в Эстонию не направлялись, и не будут направляться! Силу не надо применять, надо применять закон, – Язов с неприязнью смотрит на сидящих напротив него прибалтов. – У нас в Вооруженных силах 500 тысяч недокомплекта! А вы у себя в республиках создаете какие-то свои военно-политические академии! Это как прикажете понимать?!
До сих пор молчавший литовский представитель вступает в разговор и обращается к Пуго:
– У вас, как у министра внутренних дел, неверная информация о ситуации в Вильнюсе, и в Литве в целом. Вы говорите, что поводом ввода войск послужило исключительно повышение цен и вызванные этим волнения…
На эти слова Пуго реагирует возгласом: «Я такого не утверждал!», но Бичкаускас не обращает на него внимания и продолжает гнуть свое:
– Акция по вводу советских войск была спланирована вами заранее. Для нагнетания обстановки были организованы митинги коммунистов, а потом это использовали как повод. Мы делаем все возможное, чтобы успокоить ситуацию. Каждые полчаса литовское радио призывает население не оказывать сопротивление армии. Но уже есть раненые…
Ельцин жестом останавливает Бичкаускаса и вновь вступает в разговор:
– Во многом виноват Союз и лично президент Союза! Нужно перестать вмешиваться и навязывать! Мы готовим по этому поводу решение Президиума Верховного Совета РСФСР…
Горбачев уже не может сдержать гнев:
– То, что сейчас сказал Борис Николаевич, и если это будет в решении его Президиума – это ложный шаг! Вспомните, как в канун Третьего съезда народных депутатов, который должен был внести серьезные изменения в наш Основной закон, вы, Борис Николаевич, заявили, что Россия не станет соблюдать Конституцию СССР? Думали подтолкнуть, поторопить депутатов, – а к чему все пришло? Ввергли страну в суверенитеты и, как результат, в пучину конфликтов!
– Конфликты породил союзный Центр…
– Давайте не будем, Борис Николаевич! Вы не должны выступать с такими конфронтационными заявлениями. Я ценю то, что мы вместе проводим позитивную работу, но…
Горбачев делает жест рукой в сторону сидящих за столом, как бы приглашая их встать на его сторону. Замечаю, что в этот момент никто из присутствующих не смотрит на оппонентов. Взгляды устремлены куда угодно – в бумаги на столе, в потолок, в окно, – только не на них.
– Вот вы, Борис Николаевич, на днях встречались с американцем Бронфманом. И что вы ему сказали? Не помните? А мне доложили! Что президент СССР не пользуется популярностью, поэтому надо иметь дело только с Россией, и только с Ельциным! Зачем это?! Хотите, чтоб уж весь мир понял, что Советский Союз разваливается из-за внутренних противоречий?! Давайте не будем! Или мы все вместе реформируем Союз, или в стране еще больше накалится обстановка, усилится напряжение.
Все ждут от Ельцина какой-то ответной реакции, но тот молчит. Сидит, не шелохнувшись, словно каменное изваяние, и упорно молчит. А Горбачев развивает контрнаступление:
