Муратов не дает закончить вдохновенный рассказ о важности альтернативных источников информации в принятии эффективных и своевременных государственный решений:
– Может, твой проект и хорош, но абсолютно нежизнеспособен.
– Это еще почему?
– Хотя бы потому, что в окружении Ельцина есть люди (и они ему много ближе и понятнее, чем ты), которые твою службу, если таковую, конечно, удастся создать, в чем лично я сомневаюсь, захотят иметь у себя под рукой. Вот, к примеру, твой заклятый дружок Саша Коржаков – он спит и видит себя правой рукой Ельцина. Но чтоб этого добиться, ему нужно охранять не только тело, но еще и мозги. А информация – это влияние на мозги. Так что любимый охранник Бориса Николаевича обязательно все подомнет под себя, ты и глазом не успеешь моргнуть.
– К счастью, окружение Ельцина – это не только Коржаков, но и другие, не менее близкие и понятные ему люди.
Дима усмехается: ну-ну! Похоже, мои слова его совершенно не убеждают. И тогда выкладываю «козырные» аргументы:
– Хорошая зарплата! Служебный транспорт! Любая система связи! Возможность бывать всюду, в том числе и за границей! В общем, абсолютная творческая свобода под патронажем первого лица государства.
Крайний смотрит на меня даже не с сочувствием, а как на чудака, предложившего положить жизнь на коллекционирование спичечных этикеток:
– Если тебе лично понадобится наша помощь – поможем, но хлебать казенные щи не пойдем. Больно кислые.
В общем-то, я на их согласие пойти ко мне работать и не особо рассчитывал. Что говорить об этих ребятах, если меня и самого воротит от чиновничьих порядков, причем едва ли не с первого рабочего дня. Сам не могу понять, зачем бросил столь милую сердцу газетную жизнь. Ради чего? Доходы в «Комсомолке» у меня были раза в два выше нынешних. Известности хватило бы на пару десятков здешних депутатов. Бесплатной дачей на лето мою семью редакция обеспечивала. Ездил и по стране, и за границу – всюду свои собкоры, готовые встретить, разместить, повозить, показать. Писал о чем хотел и что думал. Хотел отдохнуть – отдыхал. Хотел работать – работал. Бес попутал!
– Но в Вильнюс со мной поедете?
– А почему нет? Считай, что твои интересы и интересы «Комсомолки» удивительным образом совпали.
…В аэропорту «Внуково» пассажиров рейса, вылетающего в Вильнюс, досматривают с особой тщательностью. Мне не за что беспокоиться, все разрешительные документы на оружие у меня в полном порядке. Но Андрею Крайнему такая обыденность – предъявил да прошел! – кажется слишком унылой, не дающей, как он полагает, изначальной остроты нашему предприятию. Когда-то он окончил Львовское высшее военно-политическое училище (правда, сам называет его не иначе как «конно-балетным»), но армейской карьерой не увлекся – писал стихи, публиковался в литературных журналах, участвовал в съездах молодых писателей. Наконец, снялся в одной из заглавных ролей в картине Валерия Приемыхова «Штаны». Среди моих друзей и знакомых нет равных ему по неприятию всякого рода обыденности. Крайний – феерическая натура, эдакая причудливая смесь добродетели и порока. Рядом с ним у мужчин рождается неосознанное желание подражать, у женщин – пренебречь всеми табу и отдаться.
Приглядев стоящую у выхода на посадку стюардессу нашего рейса, молоденькую и весьма привлекательную, Андрей возгласами и жестами подзывает ее к ограждению, отделяющему досмотренных пассажиров от еще не досмотренных:
– Девушка, мы летим вашим рейсом на спецзадание. У нас с собой оружие. Что мы должны сделать?
Стюардесса смотрит на него с презрительной усмешкой: мол, знаю такие шутки, не первый день летаю!
– Вощаныч, продемонстрируй!
Подаюсь молодецкому куражу, распахиваю полы куртки и демонстрирую свои пистолеты: один – в полуоткрытой кобуре на боку, другой – висящий подмышкой. Наигранное презрение сменяется неподдельным ужасом:
– Ой! я не знаю… Сейчас! – и бежит к милиционеру.
Ко мне возвращаются степенность и рассудительность:
– Ты зачем это сделал? Мы бы и так прошли досмотр без проблем. Право же, какое-то детство!
– Ну, что ты за человек такой унылый?! Уж старый, дожил до седых волос, а жизни так и не понял! Теперь, если хочешь знать, мы полетим по высшему разряду – и накормленные, и напоенные!
Так оно и случается – всю дорогу до Вильнюса мы с Муратовым в центре внимания бригады бортпроводников. Правда, Крайнего видим уже только после посадки.
Шутки кончаются, лишь только спускаемся с трапа на землю. Мои спутники – это уже другие люди. Встречающий нас собкор «Комсомолки» Владимир Заровский, вдруг ставший Владимиром Заровскасом, которого мы еще вчера известили о своем приезде, хоть и озадачен неожиданностью нашего появления в зоне его журналистской ответственности, но старается быть традиционно гостеприимным:
– Сейчас поедем в гостиницу, устроитесь, отдохнете с дороги, после пообедаем, а за обедом согласуем программу вашего пребывания.
Муратова с Крайним категорически не устраивает такая участливость:
– Ничего с нами согласовывать не надо. Обедать мы тоже не будем. И в гостинице нам до вечера делать нечего, – и уже обращаясь ко мне: – Ты поезжай, а мы по своим делам. Встретимся вечером.
Мне нравится их боевой настрой. Только и меня не устраивает роль командировочного, которого надо занять, развлечь и ублажить, чтоб меньше совал нос в местные дела и не создавал проблем для здешнего представителя. Потому вношу свою коррективу в план Заровского-Заровскаса:
– Гостиница подождет. С обедом тоже повременим. Сейчас едем к вам в Верховный Совет. Мне надо представиться Ландсбергису и доложиться Бурбулису.
Пока Заровский ходит звонить кому-то насчет моего желания явиться в «цитадель литовской независимости», Муратов обрисовывает свой план действий на этот день: сейчас он поедет в ЦК Компартии Литвы, постарается встретиться там с его первым секретарем Бурокявичусом, после – в созданный коммунистами Комитет национального спасения. Ну, а если останется время, наведается в штаб-квартиру их оппонентов, в Саюдис.
– А ты, Андрей?
– Мой план прост – десантники, Ачалов, «Альфа», а если останется время, повстречаюсь с офицерами, которые здесь служат на постоянной основе.
– Ну, с богом?
– С богом!
…Здание Верховного Совета в его нынешнем виде походит на что угодно, только не на осажденную цитадель. Ни рядом с ним, ни на подступах к нему не наблюдается никаких признаков армейского присутствия. Несмотря на это, оно по периметру обнесено оградой, наспех скрученной-сваренной из ржавой проволоки, строительной арматуры и подвернувшихся под руку железяк малопонятного назначения. Разбросанные вдоль нее бочки, ящики и автопокрышки, видимо, должны создать у штурмующих ощущение неприступности. Но даже мне, человеку невоенному, понятно – один танк, причем не самой большой мощности, в мгновение ока разнесет этот оборонительный рубеж в пух и прах. Зрелище из разряда пародий.
