– Решим мы твои проблемы, не переживай! Ты, главное, собирай надежную журналистскую команду. Надо самому действовать, а не ждать, когда Борис Николаевич тебе на это укажет.
– Так ведь Коржаков…
– А что Коржаков? Он подбирает то, что плохо лежит. Не выпускай вожжи из рук, и тогда тебе никакой Коржаков не помеха.
…Через несколько дней Ельцин полетит с визитом в Алма-Ату, к Назарбаеву. Формально – на подписание Договора о дружбе и сотрудничестве между Казахстаном и Россией. Истинная цель никому не известна. Знаем одно – два лидера хотят встретиться подальше от Кремля и о чем-то договориться. Мне почему-то кажется, речь пойдет о будущем СССР. Это, конечно, лишь догадка, но она не беспочвенная. Многие люди из окружения Горбачева говорят, что дата подписания нового Союзного договора им уже намечена. Выходит, алмаатинская встреча состоится буквально накануне, и эти два события не могут быть не связаны между собой. Только вот почему-то у меня от шефа по поводу горбачевского договора никакой информации: готов он его подписывать или не готов? В прессе – что в нашей, что в иностранной – миллион догадок на сей счет. Журналисты меня уже одолели этим вопросом, а я молчу, как партизан на допросе. Напускаю загадочность. А что делать? Не разводить же руками: ребята, а я и сам не знаю…
Но далее такую неопределенность терпеть не могу – выводит из душевного равновесия. Так что, хочешь не хочешь, а надо зайти к шефу и, наконец, прояснить ситуацию.
– Борис Николаевич, хочу спросить насчет Союзного договора.
– Что вам не ясно?
– Если через несколько дней состоится его подписание, то нам, наверное, надо заранее подготовить какое-то заявление для прессы?
– Погодите с заявлением, – шеф задумчиво постукивает карандашом по столу. – Это Горбачев хочет поскорее подписать договор, а у нас по нему еще много вопросов. Главный – кто кому делегирует полномочия: Центр республикам или республики Центру? – Ельцин задумывается. – Об этом не надо никому говорить, но мы с Назарбаевым условились послезавтра у него в Алма-Ате этот вопрос меж собой обсудить. Надо выработать совместную позицию, с которой пойдем к Горбачеву.
Что ж, теперь мне, по крайней мере, понятна цель нашего вояжа в Алма-Ату. А то все гадал: чего это вдруг несемся в такую даль, если Назарбаев через несколько дней сам к нам приедет на подписание Союзного договора? Но ведь Горбачев не просто так определил дату. Наверняка получил предварительное согласие руководителей союзных республик. Тогда, выходит, они просто морочат ему голову. В глаза говорят: «Да, мы согласны!», а про себя думают: «Надо еще прикинуть – нам-то что с того?». Во всяком случае, у моего шефа, как я почувствовал, нет настроя на подписание. И у Назарбаева, по всей видимости, тоже нет. Иначе с чего бы они стали встречаться?
…Вчера Илюшин поручил подготовить список наших и зарубежных журналистов, которых возьмем в эту поездку, поэтому с утра забегаю в Кремль, в Верховный Совет СССР. Хочу встретиться со знакомыми парламентскими репортерами и поговорить насчет создания постоянного журналистского пула, который будет освещать деятельность президента России и сопровождать его во всех поездках, начиная с алмаатинской. Это, по большому счету, мой первый «блин» на пресс-секретарской кухне, и не хочется, чтобы он и впрямь оказался комом.
В коридорах 14-го корпуса (советское архитектурное убожество, сооруженное в древнем Кремле на месте снесенных древних монастырей XIV века) непривычно малолюдно. То ли тема сегодняшней повестки никого не интересует, то ли у депутатов напрочь пропала охота работать в увядающем советском парламенте. Даже в столовой, что расположена в подвальном помещении, почти все столики свободны. А такое уж совсем несвойственно этому учреждению кремлевского общепита.
В дальнем углу замечаю академика Федорова. Сидит эдаким отшельником, спиной к залу, и трапезничает в одиночестве.
– Святослав Николаевич, позволите в вашем обществе кофию испить? – академик согласно кивает, правда, молча и без особой охоты. – Не знаете, чего это здесь сегодня все так обезлюдело?
Федоров, не поднимая головы, неопределенно пожимает плечами. Наверное, я все-таки напрасно к нему подсел, не в настроении человек, а потому не сложится у нас разговор. Но ошибаюсь.
– Слышал, вы теперь у Ельцина работаете?
– Да. Уж скоро год как. Просто мы с вами давно не встречались.
– Вы же прекрасный журналист! И зачем вам это надо?
– Как зачем? Чтоб поучаствовать в демократических переменах…
– Вы это серьезно? – Федоров поднимает на меня удивленно-насмешливый взгляд, грустно вздыхает и вновь склоняется над лежащими на тарелке не по-советски душистыми сосисками с консервированным зеленым горошком. – Не туда устроились, батенька, адресочком ошиблись.
Слова уважаемого мною академика не так уж и далеки от истины, и от этого в душе рождается непокой, а мысль крутится вокруг злополучного вопроса: и впрямь, зачем мне все это надо?! И от того, что она, моя мысль, не может найти на него ответ, настроение портится вконец, причем на весь оставшийся день. А тут еще малоприятный сюрприз: возвращаюсь в Белый дом – и у себя на столе нахожу подготовленный Службой безопасности список журналистов, заявленных на предстоящий алмаатинский визит. Черт знает что такое! Теперь сижу и давлюсь гневом: с какой стати они лезут в то, что никак не относится к их компетенции?! Но хуже всего, что жаловаться бесполезно. Шеф не то что примет сторону Коржакова, а, скорее всего, даже не выслушает мою смиренную просьбу высочайше дозволить пресс-секретарю делать то, что тому положено делать.
Виктор Васильевич Илюшин, руководитель президентского секретариата и мой второй после Ельцина руководитель, крайне редко демонстрирует недовольство тем, что происходит в наших рядах. Его стиль – насмешливо-философское восприятие любой бюрократической дури. Тем более, если она, эта дурь, осуществляется с высочайшего дозволения.
– Павел Игоревич, а ты передай мне свои кандидатуры. Перечисли всех, кому уже предложил или пообещал эту поездку.
– Так ведь люди приедут в аэропорт, а их охрана в самолет не пустит. Это ж скандал!
– Ты все-таки дай мне списочек, а уж я буду как-то решать этот вопрос.
…Хвала Всевышнему! Оказывается, в нашей команде есть еще люди, способные что-то делать наперекор Саше Коржакову – все, кого я наметил, включены в список сопровождающей Ельцина журналистской команды. Правда, как дополнение. Охрана меж собой их так и называет – «вощановские». Вообще, чувствую, мое сопротивление не осталось без последствий – отношение со стороны бодигардов изменилось не в лучшую сторону. Шеф президентской охраны видимого недовольства не выказывает, зато рядовые сотрудники (те, что из новичков, поступивших на службу к Коржакову уже после президентских выборов) все оставшиеся до отъезда в Алма-Ату дни не упускают случая продемонстрировать мне свое нерасположение. То оказываюсь без места за столом переговоров с председателем Верховного Совета Украины, то меня «забывают» позвать на совещание по вопросу парламентских расследований, то номера моей машины не оказывается в разрешении на въезд в Архангельское, где шеф встречается с поддерживающими его депутатами. Я этим ребятам ничего дурного не сделал, но, видимо, ими движет некий инстинкт стаи – визгливые щенки завсегда лают на того, на кого тихо порыкивает их матерый вожак.
