– Здорово, тезка! – не знаю почему, но у нас с Грачевым как-то само собой сложились неформальные полуприятельские отношения. – Говорят, ты в кабинете у Берии сидишь, это правда?
– Чистая правда.
– Там и на самом деле все осталось, как было при нем? – и, получив утвердительный ответ, высказывает уже измучившую меня просьбу: – А можно зайти посмотреть?
Хочешь – не хочешь, приходится проявлять гостеприимство:
– Милости просим! В любое не занятое обороной Родины время!
– А давай сразу после этих переговоров?
Переговоры затянулись до сумерек. Признаться, я чертовски устал за этот день, но не нахожу подходящего повода, чтобы отложить генеральский визит. Одна надежда, что он не будет слишком долгим. В конце концов, и у меня, и у него завтра напряженный рабочий день, поэтому не хотелось бы засиживаться тут до полуночи. Выспаться бы.
Грачев стоит в дверях бывшего кабинета Берии и внимательно осматривает интерьер. Далее следует первый и он же самый главный вопрос: «И с тех пор здесь действительно ничего не менялось? Все как при нем?», после чего садится за дубовый письменный стол, елозит по кожаному креслу, видимо, пытаясь ощутить своим задом то, что чувствовал зад Лаврентия Павловича, и щелкает выключателем лампы с зеленым абажуром.
– А там у него что? – я уже перестал удивляться тому, что гости говорят «у него», а не «у тебя». – Наверное, комната отдыха? Пойдем, посмотрим.
Далее все по типовому сценарию – диван, туалет, предложение выпить. Чувствуя непреодолимое желание поскорее отправиться домой, иду на хитрость:
– Я бы с удовольствием, да нет у меня никакой выпивки. Закончилась.
И эта незатейливая уловка оказывается ошибочной по своей сути. Надо было сказать, что вообще не пью. Или что болен, что у меня язва. А еще лучше не язва, а какая-нибудь сугубо мужская болезнь (такой диагноз рождает большее сочувствие) и я как раз сейчас принимаю антибиотики, которые никак не сочетаются с алкоголем. В любом случае, «закончился» – не лучшая из моих отговорок, потому как гость реагирует на нее многообещающим жестом: мол, не дрейфь, тезка, для нас это не проблема!
– Позвони на Знаменку и распорядись, – ординарец Грачева вскакивает и выходит в приемную исполнять приказ командира. – Ты что, Паша, забыл, что мой штаб, можно сказать, прямо напротив Кремля? Мы же с тобой соседи!
Через полчаса или чуть более того в кабинет входят два полковника с коробками в руках. В одной весело позвякивает стеклянная тара, из другой оружейными стволами торчат разнокалиберные палки колбасы.
– Да, братцы мои, никогда не думал, что буду выпивать в кабинете самого Берии!
На журнальном столике напротив дивана накрыт военно-полевой дастархан – литровая бутылка виски, минеральная вода, большая банка зеленых маринованных помидор, а на тарелочках два рукотворных террикона грубо порубленной колбасы. Генерал с ординарцем-полковником настроены по-боевому, а потому любые напоминания о завтрашних трудовых буднях воспринимаются ими как недостойное малодушие. Приходится соответствовать – сижу, пригубляю понемногу, отвлекая внимание генерала россказнями про кремлевские страхи и привидения. Но его, десантника, да к тому же еще и «афганца», ими трудно пронять. Даже как-то обидно. Все ж таки я все это не из пальца высосал – что-то рассказал комендант, тоже, кстати, генерал, а чему-то я и сам был свидетелем. Вот, к примеру:
– Представь себе: поздний вечер, верхний свет в кабинете погашен, шторы опущены, горит только настольная лампа…
– Погоди! Давай для храбрости сначала по рюмочке, после продолжишь… Эх, хороша! Так говоришь, горит только настольная лампа? А ты что в это время делаешь?
– Не помню. То ли пишу, то ли читаю, неважно. В общем, сижу за столом. Слушай дальше: поднимаю глаза – он стоит в дальнем углу!
– Кто? Борис Николаевич?
– Берия! Лаврентий Павлович!
– Фу ты, господи, я-то думал, – привидение шефа НКВД явно не леденит привыкшую к опасностям солдатскую душу. – Ну, стоит он в углу, и что с того? Перекрестился, плюнул трижды через плечо, маму родную помянул, – и страхам твоим пришел конец!
Грачев – первый экскурсант, которого не пронял мой рассказ про привидение Берии, время от времени появляющееся у меня в кабинете. Чем же таким его еще удивить?
– Ты, ваше превосходительство, напрасно иронизируешь. Была б на то моя воля, я бы для всех, кто работает в Кремле, установил сокращенный рабочий день и, может быть, приплачивал за вредность. Потому что здешняя обстановка давит на психику. Она некомфортна даже в мелочах. Вот тебе пример: мой секретарь…
– У тебя мужик, что ли?
– Почему мужик? Женщина.
– Тогда – секретарша.
– Нет, секретарь. «Секретарша» я так и не научился выговаривать. Но ты послушай: она как-то заранее узнает, что я въехал в Кремль! Проезжаю Боровицкие ворота, вхожу в здание, поднимаюсь в лифте, иду по коридору – ей об этих моих перемещениях ничего не известно. А подхожу к своему кабинету – дверь распахнута, и она с приветливой улыбкой встречает на пороге. Даже кофейник уже закипает. Вот как такое возможно?! Спросил – улыбается.
– А сам не догадался? – Грачев смотрит на меня с насмешливым состраданием, как на бойца-первогодка, натершего кровавые мозоли из-за неумело завернутых портянок. – Такой у них здесь порядок: ты только въехал на территорию, а офицер на воротах уже шлет сигнал дежурному на входе в корпус: прибыл пресс-секретарь президента! А тот сразу же звонит тебе в приемную, и тебя уже ждут.
– И зачем нужен такой порядок?
– Такой порядок нужен для порядка! – и генерал покровительственно похлопывает меня по спине.
Есть только один шанс быстрее отправиться домой – в рекордно короткий срок опустошить ненавистную бутыль шотландского зелья. Но для троих, а, по сути дела, для двоих (я не догоняю вояк) эта задача трудновыполнима и потребует времени. Значит, надо во что бы то ни стало увеличить число участников. Из всех коллег, кому могу предложить присоединиться к выпивке на рабочем месте, в Кремле оказывается только Валерий Семенченко, видимо, окончательно утонувший в половодье президентского документооборота.
– Мы тут у меня с будущим министром обороны России выпиваем. Нет желания составить компанию?
К счастью, соответствующее желание имеется, и самое что ни на есть желаемое. Но, примкнув к нашей компании в качестве опоздавшего и опорожнив наполненный генералом штрафной стакан, Семенченко произносит спич, на который я никак не рассчитывал:
– Подумаешь, Берия! Эка невидаль! У меня, если хотите знать, кабинет в квартире самого Ленина! Можно сказать, сижу на кухне у Надежды Константиновны Крупской!
Генерала от этих слов подбрасывает будто пружиной:
– Как?! И мы у Крупской на кухне даже по рюмке не выпьем?!
Становится очевидным, что теперь не скоро увижу семью и родной дом. Да и Семенченко понимает свою оплошность. Но пути к отступлению отрезаны, и мы дружно перебираемся в святая святых советской эпохи – в личные апартаменты верхового коммунистического гуру. Но на душе как-то не по себе. Все-таки не по-людски это – бражничать в месте, которому по убеждению или вынужденно поклонялись твои предки.
