– Дверь не закрывайте. Сейчас доставлю Вам ещё цветов.
– В смысле ещё?
Парень широко заулыбался:
– Самый большой заказ для одной девушки за всё время, что я работаю курьером. Кто-то очень сильно хотел вас порадовать.
И пока я переваривала изумлённым сознанием сказанное, парень заносил одну корзину за другой. Розы, тюльпаны, пионы, хризантемы, орхидеи и белые лилии – чего там только не было!
– А вот это последняя корзина.
Парень вручил мне корзину с белыми и голубыми гортензиями, распрощался и сбежал по лестнице вниз. На лестничной площадке из-за приоткрытой двери высунула свой любопытный нос соседка. Весь её облик выражал недоумение, что за цветочное паломничество к моим скромным стопам. Я закрыла дверь и оглядела пространство коридора, заставленное цветами. На лице расползалась блаженная улыбка, лишённая какого-либо смысла. Приятно, чёрт побери! Спохватываюсь, что не узнала имени отправителя. Не то, чтобы у меня была толпа поклонников, орущих под окнами, словно мартовские коты… Кстати, об оре. Мне кажется, или кто-то на самом деле надрывает свою глотку под балконными окнами?
– Полина!
А голос-то знакомый… Выхожу на балкон. И вижу внизу кудряша, машущего мне рукой. Улыбка становится ещё шире. Мне кажется, что мои щёки сейчас треснут от того, насколько она широкая.
– Я торопился и похерил телефон, – сообщает он мне радостно, – но зато я знаю, где ты живёшь. И вот я здесь.
– И вот ты здесь, – повторяю я, складываю руки на перилах, – поднимайся наверх.
– Подожди.
Кудряш наклоняется. Я только сейчас замечаю у его ног чёрный футляр из-под гитары. Парень достаёт гитару и перекидывает ремень через плечо, проводит пальцами по струнам, заставляя их звенеть.
– Ещё вчера я не знал тебя и не умел играть на гитаре. Но встреча с тобой была незабываема. Я разучил аккорды и готов спеть песню. Ради тебя.
Позёр. Но чертовски обаятельный. Кудряш бьёт пальцами по струнам, выставляет пальцы на грифе и начинает петь песню, которую я никак не ожидала услышать из уст парня. Это песня Леры Массква «На 7 этаже». Парень изменяет окончание одного глагола и заменяет одно слово, довольно горланя:
«Я видел ночью во сне,
Как разбивается звезда о звезду,
Я без тебя теперь
Никак не могу, ты во мне.
Не думай, что я просто так
Тебе говорю это всё,
Я с каждым словом трудней дышу,
Ты моё, ты моё.
На втором этаже
За семь часов счастья
Спасибо тебе и, знаешь, теперь
Увидеть бы вновь тебя,
Я вроде знаю, что такое любовь».
Я не знаю, что мне делать: сползать на пол от хохота, потому что поёт кудряш отвратительно, а играет – ещё хуже; или стоять с видом, будто ничего ужасного в том нет. На самом деле такое поведение даже достойно уважения. Когда ты знаешь, что делаешь нечто из рук вон плохо, но имеешь смелость появиться перед глазами посторонних, не боясь быть осмеянным, это подкупает.
Кудряш проводит по струнам и выдаёт:
– А дальше я забыл слова песни. И аккорды тоже. И, наверное, я самый хреновый трубадур, которого видела планета, но зато всё шло из самого сердца.
Дзынь-дзынь – бренчит последний раз струна гитары. Я хлопаю в ладоши и машу рукой.
– А в квартиру ты подниматься будешь традиционным путём, по лестнице?
– Скинь мне свою косу, Рапунцель, – усмехается парень, застёгивая футляр.
Через минуту он стоит у меня в коридоре.
– А вот это тоже от тебя? – показываю я рукой на цветы.
– Да,– улыбается Дима.
– Ты ограбил цветочный салон?
– Я не знал, какие цветы ты любишь, поэтому я заказал самые приглянувшиеся.
– То есть все?
– Не все. Но почти…
– Тебе нравится?
Я улыбаюсь, целуя его. Дима обнимает меня и, резко подхватив под попку, поднимает наверх, заставляя обвить ногами торс.
– Я соскучился, – улыбается Дима.
– Так быстро? Мы же только утром расстались?
Дима садится в кресло, усаживая меня поверх себя.
– Да-а-а… Вообще-то, у меня наутро были кое-какие бесстыжие планы насчёт тебя. Но вторжение твоих родителей было таким внезапным, что пришлось перенести планы чуть позже. А ты по мне, значит, не скучала?
Дима обводит губами контуры ключицы и обхватывает пальцами талию через ткань футболки.
– Самую малость, – соглашаюсь я.
– Это несправедливо. Очень несправедливо. Я целый день думал о тебе, потом о тебе и снова о тебе. А ты чем занималась, жестокая и коварная соблазнительница?
– Кстати. О занятиях.
Я встаю с кресла и беру пластиковую карточку.
– Держи, Дима, твоя кредитка.
– Что? – удивляется он, переводит взгляд на кредитку.
И вид у него при этом такой, словно она может его укусить.
Глава 8. Мечтать невредно
– Держи, Симакова Маша-растеряха, – дразню я парня.
Он вертит кредитку в руках с таким несчастным видом, что я не выдерживаю:
– Вот уже не думала, что у миллионеров жизнь такая невесёлая.
Дима вздыхает и прячет кредитку в нагрудный карман рубашки:
– На самом деле я надеялся, что потерял её где угодно, но только не у тебя.
– Увы, но твои надежды не оправдались. Стоп! Ты не рад, что я нашла твою кредитку? Давай выкину, если ты этому обрадуешься?
– Не стоит. Просто это всё… Блядь.
– У тебя что-то произошло? – не понимаю я.
– Ага. Ты увидела фамилию, вспомнила, что за фрукт…
– Ну, вообще, если уж на то пошло, не такой уж ты и знаменитый. Я о тебе ни разу не слышала до вчерашнего вечера. Мне о каком-то миллионере подруга все уши прожужжала и потащила с собой за компанию в клуб, чтобы ей не скучно было.
– И лучше бы эта пчёлка-Майя ничего не жужжала своим языком. Бесят.
– Кто?
– Да вот такие. Смотрят и ждут, что ты вывалишь перед ними красную ковровую дорожку и бриллиантами осыплешь с ног до головы. Прилипалы. Им пофиг на человека, но не пофиг на количество нулей.
– И как это относится ко мне?
Меня озаряет:
– По твоему мнению, я из этой же категории, да?
Я мгновенно встаю с колен парня:
– Значит, так, богатенький Буратино. Налево – шагом марш. И вот этот рассадник пыльцы и аллергии не забудь с собой забрать.
