Я сажусь обратно в салон автомобиля, но долго не выдерживаю. На улице духота, а сидя в салоне Fiat, чувствуешь себя креветкой, жарящейся на раскалённой сковороде. Я сажусь рядом с Димой прямиком на асфальт под боком жёлтого авто, поражаясь окружающей тишине. Если вдруг мимо нас пролетит бабочка, мы сможем услышать, как она хлопает своими крыльями. Дорога пустынна.
– Разве в это время года здесь не должно быть туристов?
– Должно – не должно. Сейчас на этом участке дороги никого кроме нас.
– Кудряш, ты чего такой злой? Подумаешь, машина встала. Мне кажется, побег от полиции был гораздо большей неприятностью, чем перегревшийся мотор. Элемент неожиданности, так сказать.
– Сразу было понятно, что нас не ждёт ничего хорошего с этой старой ржавой банкой.
Кудряш недовольно хмурится и покачивает носком левой ноги в воздухе. Вид у него такой печальный, словно ему принесли повестку с пометкой: «Явиться точно в срок на суд Божий».
– Ты выглядишь как проколотый воздушный шарик, кудряш.
Дима не отвечает, только вздыхает чуть глубже и переводит взгляд на дорогу. Пустую. Торчать на дороге у раскалённого бока автомобиля и грустного кудряша – удовольствие средней степени. Откровенно говоря, не понимаю его разительной перемены настроения. Да, встал автомобиль – и что? Мы не на пустынном острове, скоро здесь кто-нибудь проедет. Наверное… Через час я предпринимаю последнюю попытку заставить кудряша улыбнуться:
– От этой машины не зависит спасение наших жизней в надвигающемся зомби-апокалипсисе.
И… тишина – никакой реакции. Раздражение медленно, но верно растекается едкой каплей внутри меня. А потом вдруг резко достигает критической отметки.
Я поднимаюсь с асфальта, отряхиваясь, поправляю рюкзак на плече и направляюсь туда, куда мы и собирались: к восхитительным сиреневым полям лаванды и маленьким домикам, виднеющимся вдалеке. Дорога впереди только одна и заблудиться при всём своём желании я точно не смогу.
– Эй! Ты куда?
Я складываю пальцы, показывая кудряшу судьбоносный знак и машу не оборачиваясь. Fuck тебе, Симаков.
– Бля, это не смешно… – доносится мне вслед.
Смешно? Кто сказал, что я смеюсь? Я продолжаю вышагивать по обочине. Сверху мою головушку нещадно напекает солнце, воздух чуть дрожит от нагретого асфальта. Красота…
Слышится топот ног. Кудряш догоняет меня и дёргает за руку.
– Блядь, вернись, а? Не истери.
– Истерить? Посмотри на себя, Симаков, – шиплю я, вырывая локоть из его цепких пальцев, – выглядишь как унылая курица с предменструальным синдромом.
– Этой унылой курице ни капли не смешно от твоей выходки.
– Твои проблемы, кудряш. Петросян на сегодня исчерпал запас шуток. Остаётся только проза жизни.
– Меня сейчас на части разорвёт от твоей малой прозы, Чехов.
– Подобрать ошмётки не забудь, когда соберёшься в обратный путь. А то один из них улетел во-о-о-о-он туда…
Я складываю ладони козырьком, вглядываясь вдаль.
– Упс. Только что приземлился. Не вполне удачно, как мне кажется. Ещё на несколько частей его разорвало. Работы – непочатый край, придётся тебе осваивать собирательство. С ним, между прочим, даже неандертальцы в состоянии справиться. Не то что компьютерные гении.
– Всё сказала или ещё что-то осталось?
– Для тебя всегда найдётся что сказать.
– Я рад быть неиссякаемым источником твоего вдохновения.
– Ты себя переоцениваешь. У тебя эго величиной с тихоокеанский хребет.
– Вот, значит, как?
Кудряш складывает руки на груди.
– Да. Именно так.
– А у тебя не язык, ядовитое жало с колючками на конце, – парирует он.
– Не помню, чтобы ты жаловался на болевые ощущения во время минета.
– По-моему, это лучший вариант применения к делу твоего бойкого язычка.
Кудряш выглядит спокойным, а я сейчас точно взлечу над поверхностью земли, как ракета дальнего радиуса поражения. И целью будет наглый, самовлюблённый красавчик, стоящий с видом, будто ничего оскорбительного в его словах нет и даже не подразумевалось.
– Мечтай, Симаков. Мечтать невредно.
– Я мечтаю кончить тебе в ротик. Чтобы проглотила всё и слизала остатки до последней капли своим острым язычком.
От его наглых слов и взгляда в лицо бросается жар. И против воли в животе скручивается предвкушение. Бля… Это, вообще, нормально?
– Ничем не могу тебе помочь. Придётся тебе осваивать технику «пылесоса» и искусство йоги, чтобы пристроиться ртом между ног и как следует потрудиться. Проще говоря, Симаков, ОСС. Отсоси себе сам.
Звук наших голосов перекрывает тарахтение мотора. Сбоку, по просёлочной дороге к нам приближается трактор. Вырулив на проезжую часть, он, как ни в чём не бывало, едет дальше. Переглянувшись, мы с кудряшом дружно начинаем махать руками, привлекая его внимание. А Симаков так, вообще, вслед ему бросается. Проехав ещё немного, трактор останавливается и начинает сдавать назад. Переговоры по части Симакова, вот пусть он и договаривается. Что в принципе, он и делает. И уже совсем скоро наш Fiat едет на тросе позади трактора, к слову, жёлтого.
Минут сорок проходит в полной тишине. Кудряш с невозмутимым покер-фейс держится за руль Fiat, изредка выравнивая ход машины. Я расположилась в кресле, сложив ноги по-турецки, и отвернулась, глядя в окно.
– Поля… – осторожно начинает Симаков, – ты на меня обиделась?
Я вместо ответа показываю ему всё тот же fuck.
– Не маши у меня перед носом этим пальцем или, знаешь, куда я его засуну? Тебе в трусики.
– Да пошёл ты, озабоченный.
– Конечно, я же тобой озабочен. Разве это плохо? Бля, не дуйся. Я, может, и наговорил херни, но только потому, что хочется, чтобы всё шло иначе.
– Всё к тому и идёт. Иначе. Доедем до ближайшего городка, я разворачиваю свои лыжи в сторону родной и несравненной Белокаменной.
Симаков одной рукой бьёт по рулю, разворачиваясь ко мне лицом.
– Ты же несерьёзно сейчас?
– Похоже, что я шучу? Нашёл личную клоунессу? Позволь тебя разочаровать, можешь найти себе другую девчонку, которая будет прыгать вокруг тебя, развлекая от всей души.
Кудряш бросает руль и тянется ко мне, обхватывая за плечи одной рукой.
– Тебе лучше заняться рулём, – рычу я, пытаясь его оттолкнуть.
Безрезультатно. Он словно намертво приклеился – не сдвинешь.
– Похуй на руль. Этот Гаспар на своём тракторе едет со скоростью черепахи по идеально ровной дороге. Мы не съедем с неё даже при всём желании.
Дима обхватывает подбородок рукой, поворачивая меня лицом к себе. Глаза цвета жжёного сахара откровенно любуются мной, впитывая в себя.
